ве. Сначала, когда жизнь разрушилась, ей просто не на кого было опереться, а потом она так привыкла полагаться только на себя, что физически была неспособна обратиться за помощью. Она давно забыла, что такое поддержка со стороны. – Какой смысл им рассказывать? К тому же это будет выглядеть так, будто я оправдываюсь.
– Вовсе не оправдываетесь, а говорите: «Таковы причины моих поступков». Многие ваши решения были верными. Идеальных людей не существует, Гейл. Идеальных отношений тоже. У вас, у меня и у ваших девочек тоже есть недостатки.
– И ваш брак с Камероном не был идеальным? Вы ведь прожили вместе более сорока лет.
– Идеальным? – Мэри откинулась на спинку стула и расхохоталась. – Сорок лет идиллии? Разве такое возможно? Я любила Камерона, любила так сильно, как только можно любить человека, и мне действительно повезло в жизни. Он был хорошим человеком, но далеким от совершенства. Когда люди о нем вспоминают, и не только друзья и соседи, но и его дети, они говорят только хорошее: «Помните, как это замечательно делал Камерон? У папы это здорово получалось, правда?» Но в нем было и то, что злило или раздражало, но об этом не упоминают. От этого мне порой становится неловко, словно я единственная знала, какой он на самом деле. А ведь он постоянно терял очки, и нам постоянно приходилось возвращаться, потому что он забывал дома кошелек. Люди часто отмечают его оптимизм. В любой ситуации он верил, что все закончится хорошо. Но ведь часто этого не случалось, и было очень неприятно, но об этом все молчали, а возможно, просто не обращали внимания. «Все будет хорошо, Мэри», – говорил он, хотя оба точно знали, как все сложится. – Она нахмурилась и покачала головой. – Он отказывался признавать, что у него может не получиться. От постоянного отчаяния я едва не пристрастилась к выпивке. Одна из причин, по которой мы оказались в плачевном финансовом положении, – его необоснованная вера в то, что все проблемы решатся сами собой, каким-то волшебным образом. Возможно, есть и моя вина в том, что он оставался таким до конца дней, ведь я никогда не витала в облаках, умела здраво оценивать вещи. Он знал, что я крепко держу веревку воздушного шарика и не позволю ему улететь на нем. Жизнь в собственных фантазиях губительна. Думаю, вы меня отлично понимаете.
Голос Мэри дрогнул, на этот раз Гейл взяла ее руку в свои и ободряюще пожала.
– Мне все же кажется, что у вас были хорошие отношения.
– Это так. У меня тоже есть недостатки, и многое во мне его раздражало. Я осторожна, даже опаслива. Не могу уйти утром из дома, если кухня не вымыта до блеска. Не люблю выбрасывать старые вещи. И все же мы подходили друг другу. Был ли наш брак безупречным? Определенно нет. Но для нас эти отношения были лучшими из возможных. Они ведь похожи на пазл, верно? Это касается отношений и с друзьями, и с детьми. Из сотен крошечных деталей ты складываешь большую картину. Неровные, тонкие, но они такие, какие есть, как и мы сами, это части нашей личности. В супружеских отношениях надо найти способ каким-то образом сложить их в целое, имеющее смысл. Если повезет, вы соберете картину, в которой все уместно и красиво. Так вот, нам с Камероном удалось создать нечто целое, в чем был этот смысл. – Мэри поднесла платок к носу. – Вы просто не представляете, как приятно говорить о нем так откровенно, не стараясь что-то скрыть или приукрасить из солидарности с мужем.
– Я представила его так отчетливо, будто познакомилась лично. – В жизни Гейл никогда не было места для дружбы, теперь она жалела об этом. – Вы сделали хороший выбор, Мэри.
– Да, мне повезло.
– Нет, это не везение. Встретив мужчину, вы смогли разглядеть в нем достойного человека, знали, какие качества для вас важны, а какие не очень. Это осознанное решение. – Она аккуратно сложила полотенце и положила на стол. – Не думаю, что у меня получится воссоздать нашу семью.
– Нет ничего невозможного. Вы ведь здесь, хотя оказаться вновь в Шотландии было непросто, и у вас сложились отношения с внучкой.
– Я думала только о дочерях, потому и приехала. Но опять все испортила.
– Думаете, дочери не смогут простить вас?
Гейл задумалась о том, как Рождество важно для Эллы.
– Боюсь, что нет. Мой поступок возмутителен.
Мэри расправила плечи.
– А раньше вы не совершали ничего подобного? Не говорили того, о чем сожалели?
– Говорила, разумеется, и не единожды.
– И вы опускали руки и сдавались?
Гейл внимательно посмотрела на Мэри.
– Никогда. На работе я всегда брала ответственность на себя: приносила извинения, старалась усвоить урок, заставляла себя идти дальше. Но в семье все иначе. Намного сложнее.
– Подождите. Никуда не уходите. – Мэри поспешно вышла из кухни, а вернувшись, положила на стол перед ней две книги. – Прочтите их, вам поможет.
«Труд, а не удача» и «Новая сильная ты».
Гейл не знала, смеяться ей или плакать.
– Откуда они у вас?
– Заказала. Броди сказал, что вы известная дама в деловых кругах, мне стало немного страшно.
Впервые за все годы ей стало стыдно за то, что она считала успехом и достижением.
– Мэри…
– Все верно, вы необыкновенная женщина, Гейл. Потому я уверена, вы найдете выход из положения. Что бы вы сказала мне, окажись я на вашем месте?
– Не знаю. Я теперь вообще ничего не знаю.
– Это приступ жалости к себе. Прочтите шестую главу. – Мэри открыла книгу и подвинула ближе к Гейл. – Вы писали, что решения нельзя принимать при усталости, слабости и подавленности, только в приподнятом настроении, будучи полным сил.
Гейл провела рукой по обложке книги «Новая сильная ты».
– Даже неловко открывать. Теперь кажусь себе такой самодовольной и надменной. Написала целую книгу о том, как принять перемены и справиться с собой, а сама не могу сделать ни того ни другого.
– Но вы не пишете о том, что это просто. Более того, не раз утверждаете, что это весьма сложно.
– Видимо, вы не прочитали книгу целиком.
– Я прочитала дважды, Гейл, и могу сказать, что она мне очень помогла. Утром следующего дня я чувствовала себя уверенной, впервые за долгое время. С тех пор как умер Камерон. Я проснулась с надеждой, я вдруг почувствовала радость, размышляя о будущем. И помогли мне вы. Знаете, сколько книг я открыла и швырнула в стену за последний год?
– Вы читали и другие?
– Да. Цеплялась за все подряд. Как утопающий хватается за проплывающее бревно в надежде, что оно поможет спастись. Я искала способ вернуться к жизни, но взгляд мой всегда был обращен назад и никогда – вперед. В интернете я нашла отзывы людей, посещавших ваши выступления, женщин, изменившихся благодаря вам. Вы можете гордиться собой. Знаете, скольким вы помогли, скольких спасли? Вы помогли людям выжить, Гейл.
На глаза вновь навернулись слезы, а ведь они еще были припухшими, а лицо покрыто красными пятнами.
– Знаете, думаю, мне сейчас нужен лук. Помните, вы говорили?
– Ваши дочери и внучка в лесу и в ближайшее время не вернутся. Мы услышим, когда они придут. Не забывайте мой совет: читайте свои книги. – Мэри погладила ее по плечу. – Вы много говорили о дочерях, карьере и ничего о личной жизни, о себе, своих желаниях.
– Моя жизнь – мои дочери.
– И вы никогда не влюблялись?
– Никогда себе не позволяла. – Гейл взяла салфетку и с шумом высморкалась. – Мужчины, конечно, были. Несколько. Но отношения не длились долго. Таков был мой личный выбор. Мне приходилось отдавать всю себя без остатка на создание собственного мира и на то, чтобы не дать ему разрушиться. И я не могла рисковать всем, что имела. – Она помолчала, размышляя. – Я сама себе так объясняла. Скорее всего, причина в страхе перед новыми отношениями.
– Неудивительно, учитывая, через что вам довелось пройти.
– Я привыкла считать себя бесстрашной, а оказалось, что просто не переступала границы мыльного пузыря, который сама и создала.
– Довольно самобичевания и сожалений, Гейл. Вам, наверное, плохо после стольких пролитых слез. Надо поесть. Например, это песочное печенье. Меня научила его печь бабушка, я была тогда приблизительно ровесницей Таб. Она уверяла, что оно способно помочь пережить любые трудности. Когда я приходила из школы с разбитыми коленками, она усаживала меня за стол и наливала стакан молока. Прошло много-много лет, прежде чем я поняла, что печенье вовсе не было волшебным.
– Любопытная история.
Мэри положила несколько штук на тарелку и протянула Гейл.
– И помните, никогда не бывает поздно.
– Для чего?
– Для новых отношений, для любви. Для исполнения желаемого.
– Мне повезло в жизни: я сделала неплохую карьеру. – Гейл отломила кусочек печенья. Аппетита не было, но не хотелось обижать Мэри. Сейчас и не вспомнить, когда к ней относились с таким участием и теплом. В ее мире люди не были добрыми, в нем приходилось бороться за место, а потом за то, чтобы его сохранить. В ее стране нельзя демонстрировать слабость, особенно женщине – это немедленно будет использовано против нее.
– Но ведь не ваша карьера помогает смеяться, страстно хотеть чего-то, держаться, когда устала или напугана.
– Я научилась обходиться без того, что не могу сделать сама.
Гейл положила в рот кусочек еще теплого песочного печенья, оно было таким мягким и нежным, что мгновенно распалось на крупинки, позволяя ярче ощутить аромат и сладость. Перед глазами замелькали картинки: они с мамой в кухне что-то пекут, закатанные рукава, руки в муке. Она приходила из школы и сразу направлялась в кухню перекусить. Гейл не знала, что сейчас давало ей успокоение – вкусное печенье или приятные воспоминания, растекающиеся, словно сахарная глазурь. Возможно, мы с удовольствием едим приготовленное для нас, потому что это выражение любви?
– Очень вкусно. Никогда не ела ничего лучше. Соперничать с ним может только вам овсянка. И суп, который подавали вчера на ужин. И, конечно, мясо ягненка. Ах, пожалуй все, что вы готовили, – великолепно. – Гейл поняла, как сильно проголодалась, и отломила еще кусочек. – Наверное, ваша бабушка была права, утверждая, что оно обладает целебными свойствами. Вы не думали написать кулинарную книгу?