ить услышанное, прочитанное или увиденное и наполнить его леденящими душу подробностями. После некоторых моих рассказов сна лишалась не только я сама и Мелкий, но и большая часть двора. Дедушке пришлось запрятать альбом Босха подальше исключительно потому, что я, насмотревшись, полгода засыпала только при включенном свете, а Мелкий, которому я комментировала изображения, полгода спал с дедушкой. Так что опасения по поводу того, как на меня могут подействовать истории из Ветхого и Нового Заветов, были вполне резонными.
Причины, по которым тетушка решилась нарушить договор, крылись в том, что на школьные собрания ходила именно она. Там она общалась с родителями моих одноклассников. Родители были по преимуществу молоды и прогрессивны, и это, в частности, отражалось в том, что они считали: детям — в дополнение к программе первого класса — просто необходимы знания о двух сферах жизни — религиозной и половой. Тетушка очень переживала, что бабушка и дедушка воспитывают нас недостаточно прогрессивно, именно поэтому она с большим трудом достала две книги — «Жизнь Иисуса Христа и история первой церкви» и «Сексуальная жизнь для детей от шести до девяти лет». Эти книги были вручены мне тайно — никто ни о чем не договаривался, но в момент передачи книг мы обе чувствовали себя заговорщицами.
Книга о сексуальной жизни разочаровала меня сразу. Во-первых, она была тонкая, а я ненавидела тонкие книги, потому что они быстро заканчивались. Во-вторых, она была наполнена враньем. Взять хотя бы рисунки: в зрелом возрасте семи лет я отлично представляла, как выглядят мужские и женские половые органы. Бабушка работала врачом, в доме было три анатомических атласа и бесчисленное множество справочников по венерическим заболеваниям. То, что было нарисовано в книжке, совсем не походило на то, что было изображено в атласах и справочниках. Текст только усилил мое недовольство. К примеру, там было написано, что влюбленные друг в друга люди много времени проводят вместе: играют в волейбол, купаются, разговаривают, после чего наступает момент, когда они хотят испытать что-то новое. Под новым подразумевались сексуальные отношения. С моей точки зрения, это было наглой ложью. В первом классе я была счастливо влюблена в четырех человек и небезосновательно считала себя в этом вопросе достаточно искушенной. Двоих из четырех любимых я знала с того момента, как нам исполнилось пять. Мы много лет проводили все свободное время вместе, в том числе купались, играли в волейбол и разговаривали, и у нас ни разу не возникло никаких таких потребностей. Поэтому я закрыла эту книгу и открыла вторую. Она пленила меня сразу. Не в последнюю очередь потому, что это были комиксы. Комиксов я до этого никогда не видела, и этот способ изложения показался мне совершенно прекрасным. Я не заметила, как прочитала ее.
Закрыв книгу, я поняла, что моя жизнь изменилась навсегда. Кроме того, я осознала, что эта история — продолжение другой, которая занимала меня уже некоторое время. По телевизору шел мультсериал. Он назвался «Суперкнига» и был посвящен библейской истории. Я смотрела его с большим удовольствием, поэтому в общих чертах представляла себе события Ветхого Завета. Последняя серия, которую я видела, рассказывала о ковчеге. Вторым источником знания об этих событиях была моя подруга Аня. Недавно в семье Ани возникли проблемы, которые она переживала очень тяжело. Мы были лучшими подругами, поэтому всеми переживаниями она немедленно делилась со мной. Проблемы в семье были связаны с тем, что Анина мама решила принять католичество, в то время как вся Анина семья придерживалась иудаизма. Аня маму решительно осуждала. Иисус вызывал у нее глубокую неприязнь, она считала его трусом. Я была с этим решительно не согласна. По дороге в школу мы вели долгие и яростные теологические споры, которые обычно заканчивались тем, что мы опаздывали на первый урок.
Познакомившись с историей жизни Иисуса Христа в полном объеме, я поняла, какой подвиг призвана совершить: я должна была посвятить свою жизнь изгнанию бесов. Дело было за малым — найти их. И я приступила к поискам. Как я поняла, бес гнездился в людях, а если не находил подходящих, то селился в каких-нибудь зловещих местах. Я всегда подозревала, что с моей школьной учительницей что-то не так, — теперь я знала это твердо. Однако я трезво оценивала свои силы: моя учительница была воплощением мирового зла (а как иначе можно было объяснить то, что она привязывала мою левую руку, чтобы я научилась писать правой?) — сил справиться с ее бесом у меня бы явно не хватило. Для подвига нужно было искать другой объект. Где находится бес, я поняла во время игры в прятки.
Был конец мая, начались каникулы, и сегодня нас собралось достаточно для игры в прятки. Я не придумала заранее, где буду прятаться, поэтому пришлось бежать в подвал. Подвал нашего дома был единственным местом, которого мы боялись. Родители запрещали нам прыгать по гаражам, лазить по брошенной стройке, ходить на железнодорожную станцию, бегать на речку и заходить в подвал. Мы пренебрегали всеми запретами, кроме последнего. В подвале было страшно, и там явно было страшное. Там не было света и пахло гнилью, туда вели скользкие, грязные, мокрые ступеньки, там летали гигантские комары. Ступеньки заканчивались дверью, которая всегда была открыта. Несмотря на то, что на нее время от времени ставили замок, он всегда исчезал. В тот момент, когда я из солнечного майского дня с бьющимся сердцем вбежала в затхлую темноту подвала, я поняла. Я знала это давно, мне это снилось, просто я боялась признать очевидное, слишком уж это было страшно: бес живет в подвале. Пришло время подвига, и я должна была доказать, что мы с Иисусом никакие не трусы.
Я приступила к подготовке. Пересмотрев все имеющиеся в доме альбомы по искусству, я поняла, что мне нужен, во-первых, крест, а во-вторых, белое одеяние. Этих предметов в доме не было, поэтому Мелкий предложил изготовить их самостоятельно. Крест мы сколотили в гараже из остатков старой табуретки. Дедушка, который в это время перебирал картошку, не обратил на нас никакого внимания, поскольку, когда Мелкий думал, он любил вбивать старые гвозди в доски, так что звуки были привычные. Одеяние я решила сделать из своей простыни. Это было опасно, бабушка в любом случае заметила бы дыру, но выхода не было. К вечеру все было готово. В ранние сумерки мы появились во дворе. Вообще-то я планировала совершить свой подвиг в одиночку, Мелкий должен был ждать меня снаружи. Однако во дворе мы наткнулись на часть нашей компании, которая решительно не знала, чем себя занять. Увидев крест, они потребовали объяснений. Я хотела кратко и сухо обрисовать ситуацию, но меня понесло. Когда я закончила, то увидела, что окружена плотным кольцом людей с просветленными лицами и горящими глазами. «Мы пойдем с тобой», — тихо сказал кто-то. Остальные молча закивали головами. В этот момент я поняла, что так и должно быть: у Иисуса тоже были соратники.
Надев простыню и взяв в руки крест, я двинулась к подвалу. Остальные, почему-то разбившись на пары, пошли за мной. Мелкий бегал вокруг, у него не было пары. Обычно его парой была я, но сейчас мои руки были заняты крестом. Медленно, в полной тишине мы приближались к подвалу, сумерки совсем сгустились, из подвала шел отчетливый запах плесени. Мне не было страшно, я была готова ко всему.
Тут кто-то дернул меня за руку, и я выронила крест. Передо мной стоял папа моего друга Саши и с ужасом смотрел на меня. Через какое-то время он смог выдавить из себя вопрос: «Что вы делаете?». Я подняла крест и все ему объяснила. Но в тот момент, когда мы собирались идти дальше, папа твердо сказал: «Дети, всем пора домой», после чего взял меня за руку и поволок домой. Я опять уронила крест, Мелкий его подобрал и схватил меня за другую руку. Во-первых, он не мог бросить меня одну, во-вторых, ему было страшно. По дороге домой я заплакала. Все было кончено. Бес тихонько хихикал в подвале.
Дверь нам открыла тетушка. «Вот, — смущенно сказал Сашин папа, — вы уж сами разбирайтесь». И поспешно удалился. Тетушка с немым ужасом взирала на нас. Я даже не пыталась утирать слезы, Мелкий сжимал крест. На шум из кухни вышла бабушка, а из комнаты дедушка. Дедушке хватило одного взгляда, чтобы понять, в чем дело. «Эльза, иди в свою комнату и перестань плакать», — сказал он мне. Мы с Мелким, не разуваясь, побрели к себе. Последнее, что я слышала, перед тем как Мелкий закрыл дверь, был суровый дедушкин голос: «Ну и кто дал этому ребенку Библию?». Мы не стали включать свет и сели на пол. Я продолжала рыдать. Мелкий, отложив крест, вытирал мне слезы простыней, гладил мою руку и говорил: «Не плачь, только не плачь, мы потом туда обязательно пойдем, я с тобой, я не боюсь, не плачь, лето ведь только началось, у нас еще будет время».
Зимняя и летняя форма надежды
По-настоящему зима начиналась только тогда, когда бабушка доставала зимнюю одежду. Зимняя одежда состояла из шубы, шапки, валенок, рейтуз и варежек на резинке. Шубы и шапки, а по возможности и все остальное, передавались из поколения в поколение — я донашивала заботливо запасенные тетушкой еще двенадцать лет назад шубы и шапки старшей сестры. Мелкий, в свою очередь, наследовал их после меня. Когда по утрам у него было плохое настроение, он заявлял, что не будет «поддевать девчачьи колготы» и в садик не пойдет. Но все, включая его самого, знали, что этот бунт — искусство ради искусства. Обычно все заканчивалось, когда дедушка говорил Мелкому, что настоящий мужчина встречает удары судьбы с открытым забралом, даже если эти удары столь ужасны, как необходимость надеть зеленые штопаные колготы.
В ту зиму мне купили новую шубу. Дедушка, с гордостью демонстрируя ее мне, сказал: «Смотри, какая шуба! Из чебурашки!». Мелкий всегда был тонко чувствующим ребенком с быстрой реакцией, поэтому он зарыдал сразу. До меня страшный смысл сказанного дошел только спустя три секунды — я при столкновении со страшным обычно впадала в мгновенный ступор. Дедушка, кажется, вообще не понял, что произошло. Поэтому на немой вопрос только что вошедшей бабушки он ответил: