– Когда вы были на горе, вам кто-то позвонил. – Девушка-детектив, несмотря на юный возраст, оказывается, умела быть решительной и даже жесткой. – И после звонка вы немедленно ушли с трассы.
А я ведь как-то и забыл про этот звонок, хотя Петр находился рядом со мною.
– Кто вам звонил? – настойчиво вопрошала Леся. – И куда вы отправились сразу после того звонка?
– Женя мне и звонила… Сказала, что… – Петя растерянно запнулся. Казалось, он и хотел бы соврать, да что-то ему мешало. – Женя сказала, что хочет есть… Я и поехал домой, ее кормить, у нее нога, ведь ей трудно, вы же понимаете…
Я записал и его показания, и рядом с ними, и по-моему, небезосновательно, подписал: «Он что-то недоговаривает».
– О’кей. – Леся оставила Горелова в покое, хотя, по моему мнению, как раз сейчас на него следовало бы нажать, и поворотилась к Родиону: – Теперь ваша очередь.
– А с нами все просто, – с ленцой ответил Сыромятский. – Мы с супругой поехали в Рованиеми. Выехали мы отсюда часов в девять утра, вернулись домой в шесть. Ходили по магазинам, пообедали в закусочной, заправили машину. Мои слова может подтвердить Стелла, – усмехнулся он. – А я, соответственно, – ее показания.
– Подтверждаю, – Стелла подняла руку, словно свидетель, принимающий присягу в американском фильме.
– Вы, говорите, в Рованиеми в магазинах были? А что купили? – мило улыбаясь, поинтересовалась сыщица.
– Да ничего особенного, – без промедления откликнулся Родион. – Ерунду какую-то сувенирную.
– Сувениры можно купить и здесь, – мягко возразила сыщица. – Зачем ездить за двести километров?
– Думали приобрести что-нибудь путевое. Изделия финских модельеров для супруги, к примеру.
– Приобрели? – любезно улыбаясь, спросила Леся.
– Не нашли.
– А в каких конкретно магазинах вы были?
– Ох, я и не упомню. Эти финские названия…
– А где обедали? На какой заправке заправлялись?
– Заправлялись в «Нести». А обедали в каком-то фаст-фуде, в каком конкретно, не упомню.
Удивительная забывчивость – если учесть, что Родион знает финский язык!
Я записал в свою книжечку эту ремарку вкупе с прочими показаниями Сыромятских.
– А вы что скажете, уважаемый Иннокентий? – повернулась Леся к бухгалтеру.
– Лучше гор могут быть только горы, – вдруг, слегка фальшивя, пропел тот, – на которых еще не бывал.
Я подумал, что, пока сыщица задавала вопросы другим, у супругов Большовых имелось достаточно времени, чтобы приготовиться.
– Не скажу ничего экстраординарного. Мы катались, почти все время были вместе с Валентиной, а в какой-то момент, около трех, заходили в кафе «Гондола» выпить кофейку и глинтвейна.
Валентина не удостоила реплику мужа ни выражением согласия, ни даже кивком – сидела с лицом застывшим, словно глиняная маска.
– На каких вы трассах были? – продолжила выспрашивать детектив.
– Точно не помню, но не на тех, где катались Света, Саня и вы трое, потому что никого из вас мы не видели. В основном осваивали первую, черную трассу. Там, где гондольный подъемник.
– Спасибо, – Леся кивнула в сторону Иннокентия и его противной жены.
Вообще мне понравилось, как девушка вела собрание. Она задавала точные вопросы, и все присутствующие, к моему удивлению, невзирая на молодость сыщицы, воспринимали ее всерьез. И если раньше мое чувство к ней скорее походило на страсть (если не употреблять более грубое, однако, пожалуй, более близкое к истине определение «похоть»), то теперь я стал испытывать к девушке уважение и даже, чего скрывать, слегка ею восхищался. Впрочем, я отклонился от темы… Итак, когда я дотошно записал в блокнот показания бухгалтера и его супруги и тем исчерпал круг подозреваемых, Леся предложила:
– Давайте сделаем небольшой перерыв, минут на десять. А потом я хотела бы побеседовать с каждым из вас по отдельности.
– Ничего себе! – недовольно воскликнул Саня. – А кататься когда?
– Действительно, – поддержала его Стелла. – Что нам теперь, целый день тут париться?
– Хочу заметить, – проскрипела Валентина Большова, – мы все здесь отдыхаем и платим за это немалые деньги. Мы не хотим зря терять время.
Начинающая сыщица оказалась сама кротость. Она вежливо кивнула в сторону возмущающихся, однако обратилась не к ним, а к своим работодательницам:
– Я хотела бы в первую очередь побеседовать с вами, Настя, а также, – девушка перевела взгляд в сторону парочки Гореловых, – с вами, Женя, и с вами, Петр. С оставшимися можно поговорить вечером. Вы не против?
Вдова медленно покивала.
– Я готова.
– А вы, Женя?
– Всегда пожалуйста, – вздохнула красавица Горелова. – Все равно какой там для меня отдых! Я инвалид, прикованный к креслу.
– А вы, Петр?
– Да, да, ради бога.
В это время все прочие уже начали вставать из-за стола, шумели, потягивались, надевали куртки.
– Я выйду покурить, – сказал я Лесе, словно теперь, будучи назначенным ею на роль секретаря, я должен перед ней отчитываться.
Девушка кивнула:
– Я к тебе присоединюсь.
Никогда не видел, чтобы она курила, и даже запаха табака от нее ни разу не слышал.
…Я вышел на вольный лесной лапландский воздух. Прошу заметить, смеркалось. Я закурил и по заснеженной дороге отошел от второго коттеджа метров на пятьдесят. Я видел, как Саня и Иннокентий с Валентиной двинулись по направлению к нашему домику, и услышал обрывок речи бухгалтера, обращенной к супруге: «Во всяком случае, дорогая, эта девчонка, можно сказать, подготовила нас к допросу в финской полиции. Вроде репетитора перед экзаменами…»
Вышли на улицу и Светка, и чета Сыромятских.
В этот момент на дорогу, по которой я прохаживался, вырулил джип. Надо сказать, что интенсивность автомобильного движения у нас тут, в лесу, составляла две-три машины в сутки, и, разумеется, внедорожник немедленно привлек мое внимание. К тому же финны на джипах вообще ездят крайне редко. А подобные, с тонированными стеклами, на дорогах Финляндии я если и встречал, то только с российскими номерами. Вот и этот автомобиль всем своим видом, казалось, кричал: я из России! Чтобы утвердиться в своей догадке, я присмотрелся к номерам – однако они оказались заляпаны грязью. Тоже свидетельство в пользу нашенского происхождения тачки: покуда мне не доводилось видеть ни единой грязной финской машины.
Все мы смотрели на джипарь во все глаза, аж голову сворачивали. Он прополз мимо на скорости не более двадцати километров в час, и, несмотря на глухие стекла, мне показалось, что из машины за всеми нами пристально наблюдают. От этого я почувствовал себя неуютно. Автомобиль уполз дальше в гору, оставив после себя чувствительный запах выхлопных газов. А мы, словно деревенские дети, долго глядели ему вслед.
Тут ко мне подошла Леся. Спросила, кивнув в сторону, куда удалился внедорожник: «Что скажешь?»
– Представления не имею. Но готов поставить свой новый борд против вчерашней сосульки: машина родом из России.
– Спорить не буду, – вздохнула Леся и кивнула на мою сигарету: – Ван сип, плиз[16]. – Я протянул ей, она вдохнула дым, закашлялась. – Что ж за гадость!
– Ну и нечего баловаться, – пробурчал я.
– Играешь в заботливого папочку? – Девушка остро глянула на меня снизу вверх и усмехнулась.
Мне не понравился ее тон. Чтобы сменить тему, я сказал:
– Я записал весь допрос практически дословно. И знаешь, мне показалось, что многие из наших врут.
Леся затянулась еще пару раз – теперь вполне умело – и вернула мне сигарету.
– По-моему, они врут все, – молвила она.
– Все? Но зачем? Не могут же все быть убийцами.
– Человек может врать, да еще в присутствии свидетелей, из-за сотни самых разных причин.
Очень по-взрослому прозвучала эта последняя ее фраза. Верхним чутьем я почувствовал, что после того, как Лесю назначили сыщицей, она в нашей паре все больше забирает верх. Однако я тоже никогда не любил играть вторую скрипку, особенно в отношениях с женщинами. Когда молодой человек начинает во всем прогибаться перед девушкой, шансы у него падают до нуля. Перспектив не остается. В лучшем случае его используют (для каких-нибудь своих подсобных нужд), а потом выкидывают на помойку. Поэтому я твердо решил неблагоприятную тенденцию переломить – правда, пока не придумал как.
– Пошли допрашивать Анастасию, – молвила Леся.
– Я тоже, что ли, буду участвовать?
– А кто будет записывать?
– А она разрешит мне присутствовать?
– А что ей остается делать? Ведь она сама попросила меня работать на нее. Значит, пусть играет по моим правилам.
Мы вернулись в дом. Петя Горелов – непричесанный, какой-то заторможенный – надел цивильный костюм и готовился выйти из коттеджа с рюкзачком в руках.
– Куда вы, Петр? – спросила Леся.
Он пробурчал:
– Поеду съезжу в город, в СПА. Через полтора часа вернусь. Вы пока с дамами закончите.
Я подумал, что Горелов, кажется, пребывает в таком состоянии, что вряд ли ему стоит садиться за руль, но ничего не сказал. В конце концов, он взрослый человек, и с ним тут рядом жена. Но супруга по поводу его поездки не выказывала ни малейшего беспокойства.
– А я в душ поковыляю, – с грустной усмешкой молвила она, обращаясь к Лесе. – Единственно доступный мне сейчас СПА. А вы с Настей пока спокойно поговорите, без свидетелей.
Анастасия Сухарова по-прежнему сидела за длинным обеденным столом, только очки сняла. Глаза у нее оказались незаплаканные, только красные и грустные-грустные. Леся уселась напротив нее. Я занял место рядом. Женя, держась то за стеночку, то за мебель, потащилась в ванную.
– Давайте я вам помогу, – предложил я.
– Нет-нет, я сама.
Леся подождала, пока Горелова добредет до двери в ванную комнату и закроет ее за собой, и вдруг спросила Сухарову:
– Кто такой Панайот?
Даже мне потребовалось время, чтобы оторопь прошла и я припомнил, что Панайотом звали того носатого человечка, с которым в наш самый первый день Вадим столкнулся в баре «Гондола». Я постарался вызвать в памяти их разговор, довольно резкий. Как там сказал старому знакомцу Сухаров? «Не смей больше приближаться к моей жене» – или что-то вроде. Да, из той реплики следует, что Панайот с Настей по меньшей мере когда-то были знакомы… А еще этот носатый человечек встречался в тот день с Родионом Сыромятским, и Сухаров видел это.