Сухарова прерывисто вздохнула. Я глянул на женщину искоса. Глаза ее налились слезами.
Мы шли среди леса по расчищенной автомобильной дороге, по которой ежедневно проезжали от силы три машины. Справа и слева, чуть в глубине, стояли деревянные коттеджи безо всяких заборов. К ним вели подъездные дорожки. Судя по тому, что они были завалены снегом, домики оставались необитаемыми.
– Между Петей и Вадимом все было гладко? – спросила Леся. – Не появилось в последнее время в их взаимоотношениях каких-либо напрягов?
Вдова промолчала. Я глянул на нее. Она, похоже, обдумывала ответ. Потом наконец проговорила:
– Не знаю, надо ли это говорить… Получается, будто я Петьку закладываю… Но все равно я уверена, что он, конечно, не мог убить… просто не способен… Он очень творческий человек и очень ранимый… Знаете, в последнее время Петя, по-моему, стал считать, что его недооценивают… Что он пребывает в тени Вадима, и все лавры, все почести достаются моему мужу, а он, бедненький Горелов, вроде бы в стороне. И Петю начало заносить: дескать, он делает основную работу, все придумывает, а Вадим, мол, только технической стороной занимается, но при этом они считаются равноправными партнерами… По-моему, Петя стал немножко терять связь с реальностью и начал забывать, что без моего мужа фирмы просто бы не было. Заказчиков добывал Вадим, и переговоры с ними тоже вел он, и деньги с них, если кто-то артачился или хотел кинуть, тоже выбивал он. И все непонятки тоже он урегулировал, и на все терки ездил… И если возникала необходимость, он и с налоговой договаривался, и с пожарными, и с прочими проверяльщиками… – Она глубоко вздохнула. – И как теперь Петя будет один работать – не понимаю. Мне кажется, – женщина понизила голос, – он просто не справится. И в глубине души, я думаю, Горелов это хорошо осознает… Поэтому, несмотря на все его взбрыки… На взаимное непонимание… Убить… Нет, он не мог… Да и дружили они лет уж пятнадцать… Такую дружбу тоже мало кто сможет предать…
– А у вас лично с Петром Гореловым были близкие отношения? – вкрадчиво спросила Леся. Вопрос прозвучал двусмысленно и даже провокационно.
– Что вы имеете в виду? – вскинула брови девушка.
– Ну, говорят, вы много ездили, отдыхали все вместе, вчетвером… – неопределенно проговорила юная сыщица.
– Да, мы, обе пары, хранили между собой довольно близкие, дружеские отношения.
– А что-то большее, чем просто дружба, между кем-то из вас было?
Вдова вдруг рассмеялась. Смех ее прозвучал натужно, неискренне, деревянно.
– Глубоко копаете, Олеся, ох, глубоко… Значит, в вашей юной головке и такая комбинация сложилась: я стала любовницей Пети, и мы с ним вдвоем устроили заговор для того, чтобы изничтожить моего мужа?
Леся не ответила, и после паузы вдова продолжила:
– О чем мы вообще говорим? Петя органически не способен кого бы то ни было убить. Он даже муху газетой пришибить не в состоянии, даже мышеловок никогда не ставил, потому что бедненьких мышек жалел… да и я тоже, уж поверьте, своего супруга не убивала… Да и физически не могла этого сделать, я же все время была с вами на горе, вы своими глазами меня видели… Не составляли мы с Петей никакого заговора против Вадика, уверяю вас…
– Я не о заговоре спросила, а об отношениях между вами, – мягко возразила Леся.
Сухарова долго молчала, хмурилась, потом наконец выдавила из себя:
– Не знаю, стоит ли рассказывать, а то вы, может, опять неверно истолкуете… Впрочем, мы уже зашли довольно далеко, и в прямом и в переносном смысле, давайте поворачивать назад к дому…
Впереди, сквозь ели и полумрак полярного дня, светили огни бензоколонки, и по трассе в сторону Рованиеми и Киттиля порой проносились машины. Мы даже стали слышать нарастающий и удаляющийся шум моторов.
Мы развернулись и зашагали заснеженной дорогой назад.
– Когда-то, – задумчиво промолвила Настя, – довольно давно, лет уж семь или восемь назад… Неохота об этом рассказывать, даже вспоминать не хочется… Но я уверена, вы оба порядочные молодые люди и не станете об этом распространяться, и уж тем более не используете нам во вред… Так вот, когда-то, когда мы все вчетвером были гораздо моложе, дурнее, развязнее, случился у нас один эксперимент… Прошу заметить, по взаимному, всех четверых, согласию… Короче говоря, я переспала с Петей. А мой Вадим – с Женей. Вы шокированы?
Краем глаза я заметил, что краска залила Лесино лицо. «Все-таки она девственница какая-то, – подумал я досадливо. – Одно упоминание о свингерстве ее смущает». И, поскольку юная сыщица ничего не ответила (похоже, она была выбита из колеи), Сухарова продолжила:
– Мы хотели новизны. Праздника. И новых ощущений. И мы их получили. И вроде бы освежили свои чувства. Но… Но неприятных эмоций – ревности, гадливости – поверьте, мои юные друзья, – рот Насти скривила грустная полуулыбка, – мы испытали гораздо больше. И подобных экспериментов решили больше никогда в жизни не повторять…
– Вы лично решили не повторять? – вполголоса промолвила Леся.
– В смысле? – Настя холодно подняла брови.
– Я имею в виду, что вы со своим одноразовым любовником Петром могли не продолжать интимных отношений. – Молодая детективщица справилась со смущением и, вероятно, чтобы затушевать его, бросилась обсуждать тонкие вопросы интимной сферы с грацией слоненка: – А ваш супруг и Женя – они повторяли?
Тень легла на лицо вдовы.
– Петя… – задумчиво промолвила она. – Да, Петя… Буду откровенна: он-то хотел, чтобы мы продолжили наш с ним эксперимент… И он мне звонил… Тогда, семь лет назад… Просил о встрече… Но я сказала ему однозначно: нет!.. А вот мой Вадим?.. Оказался ли он таким же стойким, как я? И моя подруга Женя?.. Я часто задавала себе эти вопросы, много думала, но… Теперь это не имеет никакого значения… Да, может быть, Евгения все-таки поддалась на уговоры моего мужа – если они, конечно, были… И, возможно, Вадим с ней даже встречался еще раз… Или два… Или десять… И они обманывали меня… Но… Это все дела давно минувших дней… И Женька по-настоящему не была его любовницей, это я знаю точно, я уверена: не была!.. И потом, – Настя грустно усмехнулась, – какое это отношение имеет к смерти моего мужа? Если вдруг предположить, что Вадим и Евгения и посейчас оставались любовниками – во что я, конечно, не верю! – зачем и кому понадобилось убивать Вадима? – Настя криво усмехнулась.
– Вам. Из ревности, – холодно ответствовала Леся.
– Ой, не смешите меня! – воскликнула Сухарова и вдруг заплакала. Она вытащила из кармана платок, стала утирать слезы. Плечи ее сотрясались. Мы с Лесей стояли рядом, не зная, что сказать.
Когда она наконец успокоилась и мы продолжили свое шествие назад в коттедж, мимо нас пролетел знакомый «Лендровер» – из городка возвращался Петя. Он не остановился подле нас, а поехал прямо к дому.
Леся спросила Сухарову:
– А почему Горелов сегодня такой странный?
– Петька-то? – Настя отплакалась и выглядела совершенно успокоенной. – А что в нем странного?
– Ну, он все время был такой живой, остроумный… А сейчас какой-то заторможенный…
– Думаю, Женька напоила его чем-то успокаивающим. Петька всегда очень переживает, когда в жизни случаются всяческие стрессы. Он и тогда-то, – я понял, что под «тогда-то» Настя имеет в виду времена их сексуальных экспериментов, – три ночи не спал – мне Женька потом рассказывала… А уж теперь… У него, можно сказать, лучший друг погиб, партнер… Наверно, Женя его каким-то транквилизатором затормозила…
– Снотворным?
– Не знаю, она ведь врач по образованию – правда, не практиковала никогда, – но уж в транквилизаторах разбирается…
Вскорости мы подошли к дому, и Настя спросила:
– У вас ко мне есть еще вопросы?
– Пока нет, – ответствовала Леся, – но если будет нужно, – мне показалось, что она хочет сказать: «Мы вас вызовем», однако девушка переформулировала, – то я снова к вам обращусь.
– Велкам, – проговорила Сухарова.
Петр стоял на крыльце – похоже, поджидал нас. Настя переключилась на него:
– Петь, давай еще раз сгоняем в город, в полицию. Я хочу узнать, когда и как мы сможем забрать тело Вадика. – При этих словах лицо творческого директора Горелова исказила мучительная гримаса. – И как его везти потом на родину. А вы, – обратилась она к нам с Лесей, даже почему-то скорее ко мне, чем к Лесе, – можете пока поговорить тет-а-тет с Женей.
– Давай поедем, – безразлично ответствовал Насте Петр. Его лицо теперь казалось безжизненным и бесстрастным.
– Только я сяду за руль, ладно? – мягко попросила Анастасия. – Не хочу, чтоб ты, Петька, меня куда-нибудь втемяшил.
Петя почему-то покраснел, однако с подчеркнутой индифферентностью пожал плечами.
Настя залезла за руль «Лендровера». Петр поместился рядом. Взревел мотор, пахнуло выхлопом (в здешних чистейших местах аромат отработанных газов, даже от одной машины, казался нестерпимым), и они отбыли.
– Ну и шведская семейка, – неодобрительно прошептала, глядя им вслед, Леся.
– Для Москвы обычное дело, – небрежно бросил я, стараясь уколоть ее, провинциалку, и небрежностью тона, и привычностью (для меня) свободных столичных нравов.
– Ну и очень плохо, что обычное, – брезгливо проговорила девушка.
На крыльце мы были одни – и одни, казалось, во всей вселенной.
– Кстати, Леся! А помнишь ли ты о том, – сменил я тему разговора, – что согласно нашим с тобой изысканиям, все, о чем говорится в этом домике, кто-то прослушивает? И записывает?
– Ой, забыла! – воскликнула девушка. Простосердечным признанием своей оплошности она стала мне как-то ближе.
– Интересно бы знать: кто нас слушает? И зачем?
– Да, – подхватила Леся, – а еще хорошо бы добыть запись вчерашних разговоров: что здесь творилось в момент убийства.
– Ну, убивали же не здесь, а в другом домике.
– Все равно: мы бы знали, кто в момент убийства точно находился здесь, у кого стопроцентное алиби.