Однажды, а конкретно, тридцать первого декабря, днем под Новый год, первый из них (его звали Володей) склеил в баре девку-москвичку. Баба была сочная, добрая, на контакт пошла с охотой. Но когда дошло до дела и Володя конкретно предложил сниматься с якоря в баре и шхериться в его номер, вдруг началось натуральное динамо.
Динамо получилось не простое, а с вывертом. Девка стала просить Володю для начала разобраться с одним мужиком. Сказала, что тот москвич и тоже отдыхает здесь. Предъява у нее к нему была такая: он ее сильно обидел, и она желает с ним поквитаться. Нет, замочить не просила. Но вот отметелить – да. Руку-ногу сломать. Почки там, типа, отбить. Или чтоб он половины зубов недосчитался. Или, к примеру, глаза. А вот когда, сказала девка, Вова ее условие выполнит, она и в любовь с ним поиграет, да еще и заплатит – тысячу швабриков. Ну, он послал ее, конечно. Кругом девок нормальных, без закидонов, полно.
– А она, эта девка, сказала, как ее звать? – спросил я.
– Сказала. Светкой.
Вот это да!.. Неужели наша заполошная, восторженная Светка заказала Вадима? Причем попыталась найти исполнителя в лице качка-провинциала в баре? Что-то не похоже на студентку-юристку… Да и с какой стати она вдруг окрысилась на Сухарова?
– Ваша баба? – спросил у меня второй. – Знаешь такую?
Я пожал плечами.
– Ваш Володя ж у нее документов не спрашивал, правда? Назваться Светой любая могла.
Братки переглянулись и молчаливо со мной согласились. Однако история на том не кончалась. Володя продолжил свой рассказ.
Вчера эта девка с понтом, Света, утром снова появилась в том же баре и как ни в чем не бывало возобновила хиханьки-хаханьки.
– Вчера? – перебил я. – А во сколько?
– С самого утряка, – заметил Вова, – часов в двенадцать, я первый сюда зарулил, никого наших еще не было.
И после третьего коктейля эта с-понтом-Света опять завела все тот же базар, что хочет проучить мужика, который ее, типа, обидел. А он, Володька, в этот раз сделал вид, что повелся на предложение прибабахнутой москвички. Решил с ней поиграть. «А что, – спрашивает, – за мужик, кого ты хочешь отметелить? Как звать, как выглядит?» Она ему фотку и предъявила. «Где его найти?» – «А он, – говорит девка со смехом, – у нас из коттеджа не выходит». – «Тебя, что ль, боится?» – «Не, – скалится она, – он у нас лежачий. Нога у него сломана». – «Ты ему, что ль, сломала?» Та ржет: «Может, – говорит, – и я, да только мне этого мало».
Короче, Вова прикинулся, что готов заказ москвички выполнить. Для смеха и чтоб попутно девку на секс все-таки развести. «Поехали, – грит, – покажешь, где дом, в котором мужик отдыхает». Сели они с киской в его тачилу и отправились смотреть на больного.
– Во сколько это было?! – не удержался от восклицания я.
– А ты че, хочешь меня финским крысоловам сдать? – подался ко мне Володя. Выглядело довольно устрашающе.
– Нет, думаю, может, ты настоящего убийцу видел. В окрестностях домика. – Голос у меня в тот момент не дрогнул, хотя вполне мог бы.
– Я. Никого. Не видел, – раздельно и очень внушительно молвил гоблин.
По его хмурому лицу, а также по серьезным фейсам его спутников я понял, что даже если он заметил вчера что-то неладное близ Вадимова коттеджа, мне точно не скажет.
– И упаси тебя бог здешним мусорам о Володьке барабанить, – предупредил второй стриженый. От его угрозы потянуло холодком. Ледяным таким, могильным.
– Я все понял, – насколько мог спокойно ответил я. – Но мы сами, в своей компании, хотим разобраться, кто Вадима грохнул.
– Это НЕ Володька, – внушительно проговорил второй.
– Я это понял, – повторил я. – Иначе вы бы мне ничего не рассказывали, правда?
Гоблины переглянулись. Мой ответ, кажется, устроил их.
– Но ты мне главного не сказал, – с усмешкой обратился я, осмелев, к Володе. – Тебе эта баба наша в конце концов дала?
– А ты что, сам на нее поддрачиваешь? – гыгыкнул стриженый. – Может, дала, а может, и взяла – тебе что за интерес?
– А коттедж Вадимов она тебе как показала?
– Из окна тачилы. Мы мимо проехали. И еще сказала: будешь его метелить, в конце произнеси одно слово: «Марфа».
– Марфа? А что это значит?
– А я знаю?
– И что дальше было?
– Много вопросов задаешь, – предупредил Володя. – Я ее высадил на трассе, у бензоколонки.
– Как плечевую, – хрюкнул второй гоблин.
– Да, как плечевую, – подтвердил с ощутимым презрением Володя. – Времени было полтретьего. Мочить я, само собой, никого не собирался. И дура эта ваша московская мне настошиздила.
Господи, подумал я, неужели эта якобы Света – одна из наших девчонок? Кто из компании мог вчера, в день убийства, прийти в бар «Гондола» около двенадцати? И тусоваться с мордоворотом до полтретьего? В то время Леся и Анастасия Сухарова катались вместе со мной на горе, я их видел неотлучно, собственными глазами. Может, пришла мне в голову странная мысль, то была Женя?
– А баба сильно хромала? – спросил я Володьку.
– Хромала? – он уставился на меня, словно я заподозрил его бог знает в каком извращении.
– У нее была повязка на ноге? – переформулировал вопрос я.
– Нет, девка ровная, – категорично отверг эту версию мой информатор.
Может, то была Стелла? Но Стелла вчера находилась в Рованиеми – впрочем, это с ее слов и со слов ее мужа, странного человека Родиона… Никто ведь пока не проверял, где они на самом деле обретались… А может, Валентина? На что только не бывает готова женщина, чтобы обеспечить собственное благополучие! А у нее и мотив убойный: замочить Вадима, чтобы тот оставил в покое ее проворовавшегося мужа… Любопытный поворот… Валентину я как раз вчера не видел… Хотя представить эту ледышку кокетничающей с бандюганом чрезвычайно трудно. Значит, остается и в самом деле Света? Она как раз где-то в половине двенадцатого исчезла из моего поля зрения… И на Лесином допросе насчет своего алиби говорила неубедительно.
Может, эта Света (или лже-Света, кто б она ни была!) делала заказ не только мордовороту Володьке, но и кому-то еще? И этот кто-то второй оказался тупее (или жаднее) моего собеседника и заказ исполнил? Да не просто исполнил, а перестарался? Не зубы выбил Вадиму, а вовсе жизни его лишил?
А может, дамочка вообще посторонняя? И при чем здесь, спрашивается, какая-то Марфа, о которой надо было сказать избитому Вадиму?
Или, может, Света (или та, что скрылась под ее именем) не дождалась помощи и решилась на преступление сама? Выйдя в половине третьего из бандитской машины на бензоколонке, она запросто могла дойти до нашего коттеджа и убить Вадима.
Мысли об этом пронеслись в моей голове молнией. Адреналин, что ни говори, ускоряет мозговую деятельность. А адреналина, чего там греха таить, при одном виде гоблинов мой организм произвел немало.
– Не знаю я никакой Марфы, – вслух проговорил я. – Да и Светы в нашей компании нет, – зачем-то соврал я. – А ты узнать эту девку-заказчицу сможешь? – обратился я к Володе.
Тот оглянулся на второго (он у них, кажется, был за главного), получил молчаливое согласие и молвил:
– Без базара.
Я предложил:
– Давайте я притащу вам завтра фотки наших девиц, а вы покажете, есть среди них та самая, кто Светой назвалась?
Гоблины переглянулись. Мне показалось, что им эта идея не очень понравилась. А может, они просчитывали, чем она грозит им лично.
Я слегка надавил на Володьку:
– Почему б тебе не сдать ее-то? Пусть за базар ответит. Мы сами с ней разберемся. Вы-то, ясно, по-любому не при делах.
Нехотя, но гоблины согласились.
– Давайте завтра здесь же, с утра? – предложил я.
– В час, – безапелляционно молвил Володя.
– Хорошо, в час.
Я хотел сказать им спасибо, но все трое развернулись и, не прощаясь, отвалили. Вежливость для них, видимо, являлась синонимом слабости. Мне почему-то вспомнилась песня: «Пожалуйста, извините, – с усмешкой они говорят».
Бритоголовые завернули за угол бара. Вокруг сновали люди: докатывались с горы на лыжах и на досках, шествовали к подъемнику с лыжами и досками на плечах. Прожекторы, освещающие склон, превращали полярную ночь в электрический день. Однако стоянка автомашин располагалась в длинной тени, отбрасываемой «летающей тарелкой». Гоблины исчезли в сумраке.
Я последовал за ними. Кстати, стоит задуматься и над другим фактом, довольно любопытным: а почему братаны решили обо всем рассказать?
Ответ пришел мне в голову сразу. Гоблины запросто могли подумать: а вдруг мы, и покойный Вадим в том числе, – серьезные люди? Правда, если судить по понтам и по одежке, мы вроде на авторитетов не тянем, но кто знает, сейчас в столицах вроде деловые и одеваются, и ведут себя беспонтово: мода, типа, такая. Или (подумали мордовороты) вдруг за нами какие-то большие люди стоят? И вот случилось убийство. Что произойдет дальше (в представлении мурманских, петрозаводских – или какие они там – братков)? Большие люди (якобы стоящие за нами) или наши друганы начнут разбираться. И вдруг выяснят, что они, мои собеседники, причастны к убийству! Им Вадима заказывали! А ведь следствие будет вести не прокуратура. Долгих разговоров не будет – завалят прямо здесь и в снег закопают… Поэтому братаны решили подстраховаться. Поспешили донести до нас, что они не при делах, и перевести стрелки на мифическую Свету.
А почему они, из всей нашей компании, решили слить информацию именно мне – тоже понятно. По всем внешним приметам, за главного у нас теперь серьезный человек Родион. Но прежде, чем беспокоить пахана, надо сперва, по понятиям, кинуть маляву через – ну, шестерку не шестерку, но через молодого. А ведь я в нашей компании и по виду, и по возрасту, увы, самый молодой. Потому они на меня и вышли.
Однако самый главный вопрос: что за Света, которая столь глупо и бездарно заказывала Вадима? Впрочем – почему глупо и бездарно? Заказ-то тем не менее выполнен. Даже, так сказать, перевыполнен. Не телесными повреждениями средней тяжести отделался Сухаров, а погиб.