– Для этого Лика и хотела встретиться с тобой? – нахмурился Артем.
– Угу, – промычала я, а он рыкнул:
– Я из этой бабы душу выну.
– Поторопись, она в Москву срочно подалась после телефонного звонка.
– Почему ты ее отпустила?
– Ты что городишь? Это же была милая женская болтовня на прогулке. Боюсь, как бы девушка Лика от своих слов скоропостижно не отказалась.
– У нас есть записка.
– Есть, – согласилась я. – А также ключ. Давай заглянем в ячейку.
– Заглянем… Не так все просто. Это банк, а не почтовый ящик.
– Ну так не сиди, точно пень, начинай действовать. А я сгоняю в Ромашково, взгляну на дом, где жила убиенная. Так, на всякий случай.
Когда я приехала в Ромашково, там еще были ребята Вешнякова. Дом большой, и времени на его осмотр ушло предостаточно. Ничего интересного они не нашли: счета, купчая на дом на имя Анжелики Викторовны Колчиной, записная книжка с номерами телефонов, в основном московскими, шкатулка с визитными карточками. Встречались визитки помощников депутатов, двух юристов с именем, но в основном визажисты, портнихи и прочие. Грош цена этим сведениям, ясно как день, оттого ребята выглядели злыми и уставшими. Соседи тоже не порадовали. Да, гости были, особенно в выходные, и мужчины были, и женщины, машины в основном с московскими номерами. На вопрос: не появлялся ли здесь в последнее время один мужчина? – никто утвердительно ответить не мог, не приглядывались. Впрочем, я сомневалась, что Светлана решилась бы встречаться здесь со своим любовником. Логичнее использовать квартиру, ту самую, где она, кстати, и была убита.
– Хозяйка сегодня заглядывала? – прогулявшись по дому, спросила я и, заметив недоумение на лицах, пояснила: – Я имею в виду Колчину.
– Нет. Ночевала в гостинице.
– Понятно, – вздохнула я и с Сашкой под мышкой вернулась к машине. Дом, где жила Светлана, был удобным, большим, но по сравнению с теми, что стояли на соседней улице, выглядел он скромно. Человек вполне мог купить его для того, чтобы в выходные отдохнуть от столичного шума. Недалеко речка, прекрасный пляж (Дед прошлой весной говорил к месту и не к месту: «Наконец-то горожане получили возможность нормально отдохнуть»), за мостом прекрасная березовая роща, правда, ее потихоньку тоже начинают застраивать. Место почти дачное, при этом со всеми удобствами, к которым привык столичный житель.
И все же рассказ Лики вызвал массу вопросов. Уж очень много неясностей. Были у Светланы деньги или нет, а если нет, на какие средства она жила? А главное – зачем врать любовнику? Хотела выглядеть в его глазах богатой вдовой? Может, и замуж за него не пошла, боясь разоблачения. Женщины существа загадочные, по себе знаю, но эта история упорно вызывала сомнения, а на ум приходили мысли затейливые и малоприятные. Повертев их и так, и эдак, я решила поговорить с Ларионовым. Если он за Светланой присматривал, возможно, и углядел чего интересное. Правда, Никитин считает, что не углядел, но он может заблуждаться. К примеру, тот же Дед распорядился что-то от дружка скрыть. Дед на такие штуки мастер. Разумеется, Ларионов без высочайшего распоряжения рта не откроет, то есть открыть-то он может и говорить будет долго, но вряд ли что расскажет.
Оттого, подъехав к дому с колоннами, я сразу направилась к Деду. Уже в коридоре сообразила, что Сашку следовало бы оставить в машине, но возвращаться, как известно, плохая примета, и я решила, что общественность переживет. Когда надо, Сашка мог вести себя вполне прилично, а главное, тихо.
Такой умной собаке не надо объяснять, что Дед, пребывая в плохом настроении, рад придраться к чему угодно, а я подозреваю, что настроение у него хуже некуда.
Сашка забрался поглубже в сумку и не подавал признаков жизни.
Я вошла в приемную и с облегчением отметила, что Ритка восседает там в гордом одиночестве.
– Привет, – сказала она.
Сашка, заслышав Риткин голос, выглянул и робко тявкнул в знак приветствия, Ритка погладила его и сказала:
– Ничего бы с ним не случилось, посиди он немного в машине.
– Ты же знаешь, у него скверный характер, а я вечно иду у него на поводу.
– Ага, тут и так все, кому не лень, болтают, что Дед дает тебе слишком много воли.
– Надо же, вроде сижу тихо, никому не мешаю. Можно с ним поговорить?
– Я спрошу, вдруг выкроит пять минут. Почему его так заинтересовало это убийство? – спросила Ритка. Я уже говорила, она страшно любопытна.
– Понятия не имею. Ты же знаешь, я девочка на побегушках.
В ответ на это заявление она лишь презрительно фыркнула, но с вопросами отстала, приготовила мне кофе, а сама пошла к Деду.
– Через полчаса он тебя примет, – вернувшись, сообщила она, понизив голос. – Пора ему повысить мне жалованье.
– Что так? – насторожилась я. Зарплата Ритки соответствовала ее преданности Деду, а если учесть, что преданность ее была практически безгранична… В общем, грех жаловаться.
– Последнее время все точно с ума посходили. Что-то затевается, я же чувствую. И Дед мрачнее тучи.
– Сколько себя помню, здесь постоянно что-то затевается. Энергичные люди собрались.
– У тебя правда нет новостей? Я говорю о скверных…
– Нет. И секретов от тебя тоже. Кончай дуться и расскажи что-нибудь оптимистичное.
– Я костюм купила. Тот, со стразами, помнишь, мы в универмаге видели?
– Вот это хорошая новость, – кивнула я. – Жить сразу стало легче. Пожалуй, я тоже что-нибудь куплю.
– Тридцать восьмой размер, – загробным голосом добавила Ритка, и до меня наконец дошло. Я привстала и перегнулась через стол, чтобы убедиться, что глаза меня не обманывают и уши не подводят.
– Классно выглядишь, – растянув рот до ушей, сообщила я.
– Еще бы. Это «Ксеникал», – сказала Ритка таким тоном, точно сообщала, что на днях получит Нобелевскую премию.
– Здорово. А что это? – на всякий случай спросила я.
Ритка страдальчески сморщилась:
– До чего же ты дикая. «Ксеникал» – средство для лечения избыточного веса.
За «дикую» я обиделась и в отместку съязвила:
– Любишь трескать всякую дрянь.
– Еще чего, – осадила Ритка. – Мне его врач рекомендовал, и не кто-нибудь, а Тихомиров.
Услышав фамилию, я сникла, покивала и спросила:
– Ну и как?
– Ты же видишь.
– Вижу, – вздохнула я, завидуя чужому счастью.
– Между прочим, кое-кто, в отличие от тебя, заметил сразу. Меня пригласили поужинать.
– Неужто Пахомов? – ахнула я, а Ритка, хихикнув, кивнула. На Пахомова, что обретался в кабинете по соседству, Ритка давно глаз положила, но до сей поры без всякого толка. И вдруг такое счастье.
– Мужики точно с ума посходили, – деловито закончила она.
– Черкни на бумажке название. Может, тоже надумаю худеть.
– Тебе не надо худеть, – наставительно изрекла она. – Тебе надо почаще улыбаться. И купить костюм. Знаешь, что Дед не терпит баб в джинсах, и вечно в них таскаешься, словно нарочно.
Тут и Дед объявился по громкой связи:
– Рита, пусть Ольга зайдет.
– Если испортишь ему настроение, я тебя убью, – зашипела она. – После того самого дурацкого приема у меня день за три, как у подводника. Впору на пенсию выходить.
– Дед не отпустит, – посочувствовала я и направилась к двери.
В кабинете его не было. Дверь, та, что за его столом, была приоткрыта. Там имелась комната, где Дед при желании мог отдохнуть.
– Я здесь, – возвысил он голос, я прошла вперед и, к своему величайшему удивлению, обнаружила его лежащим на диване. Пиджак висел на спинке стула. Дед закинул руки за голову и разглядывал потолок. – Садись, – похлопал он ладонью по краю дивана.
Я прошла и села. Выглядел он усталым и даже больным. Я отставила сумку подальше, чтоб не раздражать его.
– Выпусти его, пусть побегает, – сказал Дед. При этом в его голосе не слышалось никакого намека на ехидство.
– Перебьется, – отмахнулась я, вдруг почувствовав себя виноватой. Может, я в самом деле злоупотребляю его добротой? – Ты как себя чувствуешь? – рискнула спросить я, хотя знала: таких вопросов Дед тоже не любил.
– Нормально. Что, выгляжу паршиво?
– Мне нравится. Просто непривычно видеть тебя отдыхающим в святая святых.
– Старею, – усмехнулся он. – По утрам руки дрожат, рожа серая и мешки под глазами. Вовка вчера звонил, хотел с семьей в отпуск приехать, но что-то пока не получается. – Вовка – это пасынок Деда, Дед вдовец, у его покойной жены сын от первого брака, особых чувств я между ними не наблюдала, но Дед охотно помогал пасынку, а тот охотно принимал материальную помощь. – Хоть бы замуж вышла, – не придумал он сказать ничего умнее. – Глядишь, успел бы твоих детей понянчить.
– Это вряд ли, – развела я руками, – на роль папаши нет подходящей кандидатуры.
– Ты красивая, – разглядывая меня, вздохнул он.
– Я знаю. Но этого, оказывается, мало. Я готовить не умею, вот никто замуж и не берет.
– Сама не идешь. Хотя достойной кандидатуры и я не вижу. Вроде с виду мужик как мужик, а внутри…
– Внутри у людей кишки, – заметила я. – Я в анатомичке видела. Выглядят скверно.
– Убил бы тебя, – заметил Дед, поднимаясь.
– Вставай в очередь.
– Кому ты еще успела насолить? – нахмурился он.
– Всем, кто под руку подвернулся. Ты же сам всегда говоришь: характер у меня пакостный.
– Нормальный. У других вовсе нет никакого.
– Кто тебя сегодня так достал? – проявила я интерес.
– Не обращай внимания. Просто становлюсь брюзгой. Это старческое.
– Ага. А кто в прошлую субботу с чужой женой на ее даче оттягивался?
– Донесли уже? – хмыкнул Дед. – Лишь бы языками молоть.
– Народ тебя уважает.
– Да уж… надеюсь, не только за это.
Он прошелся по комнате. Я терпеливо ждала, зачем пожаловала, говорить не спешила. Ясно, что Дед намерен мне что-то сказать, правда, сам не решил до конца, говорить или нет, вот и ворчит.
– С Тагаевым виделась? – резко сменил он тему.
– Виделась.