Мужчина подозвал бармена, расплатился, и они вместе вышли из бара.
– Володя, – позвала я, он появился тут же. – Есть отсюда еще выход в холл?
– Идем.
Когда я оказалась в холле, Тагаев все еще был там, они стояли с Филипповым как раз посередине зала. Оба улыбались, вроде бы довольные друг другом. Филиппов проводил Тагаева до двери, и они простились. Тимур вышел на улицу, а дядя не спеша направился к лифту. Проигнорировав центральный вход, я вышла через служебный рядом со стоянкой. Таксист терпеливо ждал, машина Ларионова стояла на прежнем месте.
– Сидит уже минут двадцать, ждет кого-то, – почему-то шепотом сообщил водитель.
Тут появился и Тагаев, то есть не он, а его «Хаммер». Остановился в нескольких метрах от машины Ларионова, тот быстро пересел к Тимуру. За тонированными стеклами ничего не разглядишь, одно могу сказать: в машине он пробыл одиннадцать минут. Вышел, сел в свою тачку и поехал в направлении проспекта.
– За ним? – спросил водитель, я кивнула.
Вскоре стало ясно, путь Ларионов держит на работу, причем не особо торопится, остановился возле киоска и купил сигареты.
Я расплатилась с водителем, пересела в свою машину, отъехала на один квартал, чтоб не мозолить глаза людям, и ощутила настоятельную потребность обмозговать ситуацию. Выпустила Сашку, сама пристроилась на скамейке в уютном дворике, впрочем, не красоты сейчас занимали меня. То, что Ларионов поддерживает связь с Тагаевым, я видела собственными глазами, и это в то время, когда Дед вроде бы сильно обеспокоен тем, что Тагаев надумал идти в политику и тем самым спутать ему все карты. По идее, следовало бежать к Деду со всех ног и докладывать, что он пригрел на груди змеюку, но я не особо торопилась. Прежде всего я очень сомневалась, что Ларионов крысятничает. Деда он знает хорошо. Допустим, Тагаев его мог чем-то прижать, допустим, даже хорошо прижать, но он отлично знает, что, выступая против Деда… Из двух зол выбирают меньшее… А если Дед уже не тот и сила не та и эта банда почувствовала слабину? Вот и бросились к Тагаеву. Король умер, да здравствует король! До смерти еще слишком далеко, и Дед без боя гроша не уступит, будет стоять насмерть, как наши под Сталинградом. Было еще кое-что: Дед и Тагаев наживают деньги рука об руку, разумеется, никак этого не афишируя и даже открещиваясь друг от друга. Теперь при тесном экономическом контакте у них вроде бы наметился политический разлад. Или ничего не наметилось и эти двое просто пудрят всем мозги, разыгрывая свою партию? Одному богу известно, что они могли придумать. Возможно, у Тагаева есть на Деда обиды, тот на вершинах славы, а Тимур для него каштаны из огня таскает. Вот ему и надоело, тоже в Наполеоны захотел. Возьмут да и вцепятся друг другу в горло. Дед даже спрашивал, по какую стороны баррикады я намерена остаться? Если честно, так мне по фигу, пусть сами разбираются, мне бы отсидеться в сторонке, и плевать я хотела на их политические баталии. Вру. На Деда не наплевать. Он, сукин сын, беспринципный и жестокий, но я его люблю, раньше любила, и сейчас что-то от той любви осталось, может, немного, но в самый раз для того, чтоб не стоять в сторонке, когда его начнут жрать с потрохами. И чем я помогу? Перво-наперво тем, что никуда не полезу, дабы случайно не поломать его игру. В этой игре мне кто-то уготовил место, Дед или не Дед, поди разберись. Но я в игре, это точно, и кому-то сие очень понадобилось.
– Ох, как зубы-то ноют от открывающихся перспектив, – сказала я вслух. Сашка весело бегал возле песочницы, с интересом поглядывая на меня.
Я достала телефон и набрала номер мобильного Деда, все-таки хотелось поговорить со старым змеем, вдруг против обыкновения соизволит намекнуть, чего ждать от жизни. Дед отозвался незамедлительно, но голос его звучал с недовольством. Совершенно не родной голос, ни тебе ласки, ни радости – сплошная суровость и непреклонность.
– Чего тебе? – спросил он.
– Даже народные избранники чрезвычайно высокого полета, каким являешься ты, должны время от времени чего-то есть. В связи с этим я спрашиваю: мы не могли бы пообедать вместе?
Пауза слегка затянулась. Я собиралась было робко кашлянуть, чтобы напомнить о своем существовании, но тут он спросил:
– С чего это вдруг?
– Погода скверная. У меня депрессия. Ты со мной суров до невозможности. Сашка вредничает. Я потеряла смысл жизни и не могу найти его. Этого достаточно или мне еще что-нибудь придумать?
– Ты понимаешь, что у меня нет времени?
– Понимаю. Но ничего не могу поделать.
– Хорошо, – буркнул Дед. – Закажи столик во «Фламинго», часов на семь, нет, на шесть. Постараюсь быть. И ради бога, оденься по-человечески и оставь дома свою дурацкую таксу.
Вот так-так, хорошо, хоть Сашка не слышал.
– Пес, мне срочно надо принять черты дамы из общества. Бегом в машину.
Столик я заказала, по дороге домой заскочила в парикмахерскую и сделала прическу, на это ушло около часа. Мастер была довольна и нахваливала мою красоту. Я не слушала, просто радуясь ее радости.
Дома я провела ревизию своего гардероба, выбрала белый костюм с красной розой в петлице, натянула красные ботфорты и скроила рожу своему отражению в зеркале. Сашка наблюдал за всем этим с величайшим интересом, наверное, тоже прикидывал, чего ему следует ждать от жизни при таком раскладе. В общем, два условия я выполнила, а на третье решила наплевать и взяла Сашку с собой. Я в красных ботфортах, а он дома? Да он мне такого ни в жизнь не простит. Правда, из своей сумки он перекочевал в мою, красную. Пробовал возражать и даже кусаться, но, будучи поставлен перед фактом: либо в сумку лезть, либо телик смотреть, – вздохнул и полез в сумку.
Через пятнадцать минут я была во «Фламинго», умудрившись прийти раньше намеченного времени. К моему удивлению Дед уже сидел за столом и читал газету. В небольшом зале он был один, если не считать официанток, которые толпились возле двери в состоянии, близком к помешательству.
– Он не кусается, – сказала я им, имея в виду Деда.
– Мы знаем. Хорошая собачка. Ему миску принести?
– Мы не поняли друг друга, – констатировала я, отказавшись от миски. Дед, будучи на редкость консервативным, не придет в восторг, обедая с моей собакой за одним столом.
Дед оторвался от чтения, перевел взгляд на меня и, поспешно сложив газету, поднялся.
– Рад тебя видеть, – сказал он совершенно серьезно, но этого ему показалось мало, и он добавил: – Господи, какая ты красивая.
– Это тряпки, – пожала я плечами. – А я все та же.
– Мне нравятся твои красивые тряпки, – кивнул он, помогая мне устроиться за столом. – Ты бы сделала мне большое одолжение, если б больше внимания уделяла своим нарядам.
– Ничего себе, – развеселилась я. – Я-то думала, что работаю на тебя.
– Одно другому не мешает. Я заказал по бокалу мартини, мне еще сегодня предстоит масса дел.
– Сколько у нас времени?
– Час-полтора.
– Отлично, сможем поесть спокойно.
– Выпусти пса из сумки, к твоим чудачествам здесь привыкли.
– Я больше думала о тебе, когда его запихивала туда.
– Лучше бы ты подумала о нем и оставила дома. Что за страсть везде таскать с собой это богопротивное существо, – поморщился Дед.
– Все существа одинаково им любимы, это ведь его творение, – вступилась я за Сашку.
– При чем тут господь? Это чокнутые англичане, господу в голову бы не пришло создать такую нелепость.
– Прекрати, он же все понимает.
– Это собака. А ты тихо сходишь с ума и относишься к нему, как к… – Он замолчал.
– Наверное, в прошлой жизни я была таксой, – погрустнела я. – Не говори гадостей о моей собаке, ладно?
– Он самый умный, самый красивый, я бы хотел иметь такого внука. Годится? – спросил Дед.
– Он еще и талантливый.
– Неудивительно. Есть в кого.
– Скажи на милость, почему так: мы с тобой близкие люди и каждый раз непременно говорим друг другу гадости, – посетовала я.
– Я проникся, – кивнул Дед. – А теперь кончай маскарад и просто скажи, что тебе надо.
«А почему бы и нет?» – подумала я и в самом деле сказала:
– Сегодня Ларионов встречался с Тагаевым.
Дед нахмурился, откинулся на спинку стула и посмотрел на меня с большим неудовольствием.
– Ты что, следила за ним?
– Я всегда считала его гнидой.
– Я тоже невысокого мнения о твоих друзьях.
– А он твой друг? – не осталась я в долгу.
– Он начальник моей охраны. А ты спятила. – Он схватил салфетку, но тут же в досаде бросил ее. – Кто-нибудь еще знает?
– Только я.
– Немедленно прекрати это. Оставь Ларионова в покое.
– Игорь, – сказала я. – Очень скверно чувствовать себя пешкой в чужой игре. Было бы здорово, если бы ты намекнул…
– Я сказал достаточно. Оставь Ларионова в покое.
– Допустим. Что дальше?
– Забудь о том, что ты видела. – Он стиснул мне пальцы, потом разжал руку и погладил мою ладонь. – Детка, – сказал он со вздохом. – Я тебя очень люблю и надеюсь, что ты меня любишь. Мы с тобой очень близки. Но я знаю, что у тебя есть собственное мнение и оно часто не совпадает с моим. Будь иначе, я бы тебя так не любил.
– Поэтому ты мне не особо доверяешь, – закончила я с усмешкой.
Он поморщился:
– Мне не нравится такая постановка вопроса.
– Еще бы. А что мне прикажешь делать?
– Выполнять свою работу. Разберись, что там за свистопляска вокруг Никитина. А теперь, если не возражаешь, я бы хотел спокойно пообедать.
Вот так всегда. Конечно, я не ожидала, что он откроет мне душу, не такая уж я дура. Ну хоть намекнуть на свои гениальные планы он мог бы, чтоб я не тыкалась впотьмах. Что ж, играем втемную. Не привыкать. В этом, кстати, есть свои преимущества, можно действовать по обстоятельствам, не дожидаясь высочайшего соизволения. Сам напросился. Я злилась, и даже прекрасный обед меня не радовал. Дед взглянул на часы и сказал:
– Мне пора.
– Возможно, я опять нарушаю правила, но Ларионов сегодня встречался также с неким господином Филипповым, бизнесменом из Москвы. Это я на всякий случай сообщаю. Потом с этим Филипповым встречался Тагаев.