– Я…
– Сваливай, я сказал.
Я села в кабину, не успела даже захлопнуть дверь, как машина тронулась с места.
– Что ж ты не поцеловала его на прощанье? – спросил Лукьянов с улыбкой. – По-моему, он это заслужил.
– Успеется, – зло ответила я.
– Ну конечно, – хохотнул он. – У парня на тебя большие виды.
– Ты бы предпочел, чтобы нас пристрелили?
– Теперь даже не знаю. Твой дружок выглядит героем. А как он в постели?
– Тоже герой.
Лукьянов засмеялся и больше не произнес ни слова, пока мы ехали до города.
– Отвезти тебя домой? – спросил он, когда мы миновали мост.
– Сколько раз тебе повторять: я поеду с тобой.
– Даже не знаю, как тебя благодарить.
– У тебя есть время что-нибудь придумать.
Я отвернулась к окну, сообразив, что мое присутствие почему-то очень раздражает Лукьянова. Впрочем, причина, скорее всего, не во мне. Я бы подумала, что он ревнует, если бы в принципе способна была поверить в такое.
Вскоре стало ясно: направляемся мы к дачному поселку. С моей точки зрения, делать это было неразумно, но высказываться я поостереглась. Смотрела в зеркало, проверяя, нет ли «хвоста». Улицы темные, сзади вспыхнули фары, но на повороте исчезли.
Когда мы подъехали к дому, начало светать. Я валилась с ног от усталости, но, как только мы вошли в дом, бросилась в ванную, где еще в прошлый раз заметила аптечку. Лукьянов устроился на диване в гостиной. Когда я появилась там, он успел снять джинсы и разглядывал рану на ноге. Взял из моих рук аптечку, протер рану спиртом, сделал укол и деловито принялся себя штопать. Рана быстро потеряла свой зловещий вид, теперь это был шрам в виде полумесяца.
– Больно? – спросила я, зная, что нарываюсь, но ничего поделать с собой не могла.
– Нет, – спокойно ответил Лукьянов. – Я же вколол себе обезболивающее. И рана пустяковая, железкой раскорябал, когда падал.
– Я принесу воды, надо смыть кровь.
– Это можно сделать в ванной. Пошарь в шкафу, найди мне штаны. И приготовь что-нибудь пожрать.
– Саша, – неуверенно начала я, – ты мне звонил отсюда? Они могли засечь звонок. Нам надо уходить.
– Успеется.
Он поднялся и пошел в ванную, а я на кухню. Разогрела картошку и быстро приготовила рыбу в микроволновке. Саша все еще был в ванной. Я подошла, подергала дверь, заперто. Постучала, он не открыл.
– Ты долго? – позвала я.
– Минут десять. Если здорово проголодалась, начинай без меня, – ответил он. Я только покачала головой, у меня кусок застрял бы в горле.
Ожидая, когда появится Саша, я прошлась по дому. Из холла лестница вела в подвал. Я спустилась, толкнула дверь, пошарила рукой по стене и нашла выключатель. Вспыхнула лампочка, осветив сводчатое помещение, что-то вроде винного погреба. Слева в самом деле виднелся стеллаж с дюжиной бутылок. В полу люк с металлическим колечком вместо ручки. Напротив за деревянной перегородкой свалены какие-то булыжники. Здесь было очень холодно. Булыжники заинтересовали меня, я сделала шаг в том направлении и с некоторым недоумением поняла, что это лед. Во времена моего детства такой лед использовали для хранения мороженого, которое продавали на улицах с тележек. Зачем он Лукьянову?
– Ты что здесь делаешь? – услышала я за спиной и вздрогнула от неожиданности. В дверях стоял Саша и хмуро наблюдал за мной.
– Это что? – в свою очередь, спросила я.
– Ледник. Собирался ходить на охоту. Теперь вряд ли получится. Что тебе здесь понадобилось? – вроде бы рассердился он.
– Хотела взять вина.
– Ну так бери, и пойдем отсюда.
Мы поднялись в кухню, Саша открыл бутылку, плеснул в стаканы. Мы выпили. Он ел, а я сидела напротив и вертела стакан в руке. Лукьянов поднял на меня взгляд, а я поежилась. Такой взгляд не сулил ничего хорошего.
– Я тебе врал, – сказал он зло. – Я никогда тебя не любил.
– Я знаю, – ответила я.
– Я тебя просто использовал.
– Не трудись. Все это не имеет значения.
– А что имеет? То, что ты когда-то сказала? – Он покачал головой, но заговорил спокойнее: – Слушай внимательно. Никакого компромата на Деда у Никитина никогда не было. Компромат был у Светки и вовсе не на Деда, а на его московских друзей. Когда-то ее муж работал с Соболевским. Слышала о таком?
– Приходилось, – кивнула я.
– Ну так вот. Муженек собрал на этого дядю неплохой компромат, но воспользоваться им не успел, а может, и не собирался. Короче, он умер, а Светка, похоронив мужа, нашла документы среди его бумаг. Друзья оставили вдовицу без гроша за душой да еще заставили шпионить за Никитиным. Они рассчитывали иметь возле Деда своего человека и активно его обрабатывали. Светка догадывалась, что случайно попало ей в руки, но вела себя на редкость разумно, была тише воды, ниже плинтуса, однако сваляла дурака, рассказала мне. Бабам влюбляться нельзя, на глазах глупеете. Впрочем, и мужики не лучше…
– Если они считали Никитина своим человеком, зачем же понадобилось его убивать? – возразила я.
– Планы твоего Деда изменились, и он решил избавиться от своего сторонника. Тогда, скорее всего, и придумал историю с компроматом. Филиппов его поддержал, а сам свел дружбу с Тагаевым, который казался ему предпочтительнее Деда. Соболевский о наличии каких-то документов у Светкиного мужа догадывался. Вот и отправил меня потолковать с девчонкой.
– Ты убил ее? – спросила я, стиснула зубы, покачала головой и повторила: – Ты убил ее?
– Нет. Ее убил шофер Филиппова. Филиппову его подсунул тот же Соболевский. Ты же знаешь наши нравы, все присматривают друг за другом. Парень ему был очень обязан, и когда Соболевский приказал убить Светку, тот приказ выполнил.
– Ты рассказал Соболевскому о компромате?
– Нет.
– Тогда почему? – не поняла я.
– Потому что Дед и Соболевский намеревались убрать Филиппова. Дед подставил меня, а я…
– Ты говорил с шофером до убийства Филиппова. Ты знал… черт, почему же убил?
– Надоел он мне, – вздохнул Саша. – Я б его по-любому убил. А тут хороший повод.
– Ты его убил, и на тебя устроили охоту. Где у тебя мозги были?
– Ты не поняла. Твой Дед мечтал избавиться от меня. Так что… – Саша развел руками. – Я мог позволить самому себе сделать приятное. Детка, – сказал он, – я в жизни никому не верил. А тебе верю. Поедешь в город и заберешь бумаги. Не все потеряно, – подмигнул он. – Мы еще повоюем. До города одна сможешь добраться?
– Конечно.
– Тогда отправляйся прямо сейчас. Иди лесом, на дороге не показывайся. В городе заглянешь в бильярдную, на Гороховой, она открывается в двенадцать, спросишь Гену Садкова. К часу он обычно уже там. Возьмешь документы, поезжай домой и жди моего звонка. Я здесь все быстренько закончу. Думаю, к вечеру, если все пройдет нормально, мы будем далеко отсюда. Главное сейчас – забрать документы.
Я поднялась из-за стола, вышла в холл, надела куртку. Лукьянов все-таки вышел проводить меня. Притянул к себе, поцеловал.
– Иди. И жди моего звонка. – Он легонько подтолкнул меня к двери, улыбнулся и сказал то, что уже говорил однажды: – Я вернусь, – по-английски, как герой Шварценеггера. Получилось забавно.
Я торопливо вышла на крыльцо, вдохнула лесной воздух. До шоссе добиралась долго, шла лесом, как советовал Саша, ноги утопали в грязи, было холодно, шел мокрый снег, мир выглядел голым и неприютным.
Выйдя на дорогу, я остановила грузовик, водитель косился на меня всю дорогу, но, получив сотню, подобрел. Он свернул к объездной, а я пешком преодолела еще три километра до города. На ближайшей остановке дождалась автобуса, доехала до вокзала, а оттуда троллейбусом до Гороховой. Времени на все это ушло предостаточно, но до двенадцати было еще слишком долго.
Подъезд в доме напротив бильярдной оказался без кодового замка. Я устроилась на подоконнике и стала ждать. Наконец бильярдная открылась. Зал был пуст, бармен скучал за стойкой. Я заказала кофе, выпила, устроившись за столиком в глубине зала. Минут через двадцать появились первые посетители, двое молодых ребят и мужчина лет пятидесяти. Я вернулась к бармену.
– Мне нужен Садков.
– Гена? Должен скоро появиться. Еще кофе?
– Лучше чай.
Садков пришел во втором часу. Грузный мужчина лет сорока, с багровой физиономией. Прошел к стойке, бармен что-то шепнул ему, он взглянул в мою сторону, не спеша подошел.
– Ты меня спрашивала?
– Вы Садков?
– Ну…
– Меня прислал Лукьянов.
– А-а… значит, ты Ольга. – Он достал из кармана бумажник, долго копался в нем, потом протянул мне клочок бумаги. – Автобусная станция. Здесь номер ячейки и код.
Он отвернулся и пошел к бильярдным столам в соседний зал, а я взяла такси и поехала на станцию. В зале автоматических камер хранения уборщица мыла полы. Почти все ячейки пустовали. Я нашла нужную, набрала код. Дверца открылась, и в первое мгновение я решила, что ячейка пуста, протянула руку и достала компьютерный диск, к чехлу была приклеена записка. «Детка, – прочитала я, – твой Дед должен быть доволен. Береги Сашку и заведи ребенка. А еще лучше выйди замуж». Меня качнуло. Я вцепилась в дверцу, чтобы устоять на ногах, потом сунула диск во внутренний карман куртки, застегнула «молнию» и бросилась к стоянке такси.
Через пятнадцать минут я была дома, через пять выезжала на своей машине из ворот. Вести машину одной рукой было нелегко. То и дело я хваталась за руль левой рукой, совсем не чувствуя боли. У меня хорошая машина, и я выжала из нее все, на что она была способна. Постовой на выезде из города попробовал меня остановить, но, узнав машину, лишь досадливо махнул рукой.
До съезда с шоссе, где начиналась дорога к поселку, было не более километра, когда в зеркале я увидела «Хаммер». Тагаев тоже выжимал из машины все возможное. По прямой у меня был шанс уйти, но, когда я свернула с шоссе, все изменилось: «Феррари» не «Хаммер», Тагаев загнал меня в грязь, и колеса увязли в липкой жиже. Я открыла дверь и бросилась бежать по грязному снегу. Из «Хаммера» появился Тагаев и еще трое.