ствиями: регулярным перееданием и враньем.
2. Венеция хороша исключительно зимой. Диалог в гостинице Europa & Regina.
Действующие лица: девушка Алиса, политик Ирина Хакамада и главный редактор журнала «Джентльмен».
Алиса (указывая на отрывающуюся застежку шубы): Ой, совсем болтается.
Хакамада: Ничего, здесь, как говорил Бродский, умирать — естественное состояние вещей.
Главред «Джентльмена»: Да уж. Город хорош для смерти и еще, пожалуй, для любви. Жить здесь несколько затруднительно.
…Стоя на хорах Сан-Марко и заглянув в золоченое мерцающее чрево базилики, наполненное пыльным зимним светом, ощутил физический страх падения. Про любовь почему-то в этот раз не думалось категорически.
3. Милан, неделя моды. Холодно, суетно. На подиумах — ретрофутуризм, все балансирует между EXPERIMENT & EXPERIENCE. Самое сильное потрясение — показ Александра Маккуина. Станция метро. Звук: скрежет тормозных колодок поезда, топот копыт, вой то ли ветра, то ли волка. Модели с линзами остановившихся мертвых холодно-голубых глаз. Ощущение жуткое. Когда зашел на backstage, чтобы сказать традиционные комплименты дизайнеру, разговорился с пареньком-моделью.
Я: Как твои глаза?
Он: Очень больно и почти ничего не видно. А как это выглядело?
Я: Выглядело… опасно.
4. В Милане трагически погиб директор моды журнала «Джентльмен» Филипп Романов. Сегодня были похороны… Вспомнил, что за пару минут до нашей последней встречи перечел свой предыдущий пост. Тогда, в декабре, я писал, как шел из «Аиста» по Бронной к «Арбату». После отпевания Филиппа опять оказался в «Аисте», чтобы выпить и согреться. Вышел на улицу и смотрел на залитое серебристым февральским солнцем небо с драматичными крупными облаками. Снизу небо обрамляла вязь сухих промерзших веток и кубатуры желтых домов. Когда я умру, это солнце будет так же светить, дома так же стоять, Бронная будет так же выруливать к Тверскому бульвару.
Алехин отправился на кухню, чтобы найти какую-нибудь еду. Зазвонил мобильный. Это была Алиса.
— Кен, мы разминулись на похоронах. Прочла твой пост… Почему ты не подошел ко мне?
— А почему ты не подошла?
— Хочешь, я приеду?
— Я сейчас занят, а вечером у меня деловой ужин. Что-то срочное?
— Кто с тобой сел в машину?
— Прокуратор местной Иудеи.
— Следователь? Они что-нибудь выяснили?
— Выяснили, что убийца был натуралом и пришельцем из космоса.
— Не поняла…
— Долгий разговор, Эл. Я сам многое не понимаю в этой истории.
— Ты же говорил, что это маньяк.
— Говорил.
— Значит, что-то все-таки выяснилось?
— Ничего, Эл, правда ничего.
— А как Максим?
— Я с ним перемолвился двумя словами, он был с каким-то крашеным блондином. Сергей, кажется.
— Мы должны пригласить Максима поужинать, поддержать, — тон ее был рассчитан на немедленный комплимент: «Какая она тонкая, какая заботливая».
— Я думаю, этот Сергей его отлично поддержит и без нас. Эл, мне кажется, тебя совершенно не трогает смерть Филиппа. Зачем ты пытаешься мне доказать обратное?
— Да, Филипп мне не нравился. Но я же вижу, как ты переживаешь.
— Надеюсь, хоть ты не будешь меня спрашивать, спал ли я с ним.
— А ты, кстати, заметил этого, ну, который был в черных очках Ray-Ban? Он у тебя работал.
— Вася Липкович?
— Да. Ты заметил? — Кен понимал, что Алисе не терпелось посплетничать.
— Что?
— Ну, с кем он был? — голос Алисы звучал торжественно.
— Эл, не томи.
— Он был под руку с твоим генеральным директором, с Настей Порываевой. Обхаживает. Они сели вместе в машину. Ты что, возьмешь его назад?
— Может, и возьму. Эл, я устал, и мне совершенно неинтересно, кто с кем был.
— Разве ты не понимаешь, что он опасный человек?
— Он что, убивает в туалетах?
— Он тебя подсиживал и теперь будет стараться вернуться. Поверь, когда ты оступишься, он займет твое место.
— Кстати, а с кем была ты? Я не знал, что ты дружишь с моим директором по рекламе Константином Разумовым.
— Костя работал у нас на MTV. Мы знакомы тысячу лет. Ты что-то имеешь против?
— Нет, встречайся с кем хочешь. Ладно, я должен вернуться к делам. Я тебе позвоню, — Алехин отключился и впал в оцепенение, глядя на машины, проносившиеся по набережной.
Пока он стоял, прижавшись теплым кончиком носа к холодному стеклу, комменты капали на его свежий пост.
Glamfunk:
Я тебе очень сочувствую. Держись.
Yana_lepkova:
бог мой, как глаза-то жалко. Бедные ребята… вот нахрена нужны такие страсти, я не понимаю. Про Филиппа — очень грустно.
Sandro1:
Голубоглазые и в жизни опасно выглядят.
Sasha:
Одной гламурной кисой стало меньше. Скоро всех вас ахтунгов передавим.
Norvicus:
Разве разговор из трех человек называют диалог?
Deargen:
В данном случае треплог.
Sphinx:
А соседи твои, как я погляжу, уже не вполне живы. Не переживай, все проходит. И это пройдет. Да, совсем забыл. Проверь свою почту. У меня для тебя новый сюрприз.
Trillbyhat:
Слово «диалог» происходит от греческого dia — посредством и logos — слово. Диалог — это обмен репликами между людьми. Вот, например:
Мужчина: Я хотел бы умереть в Венеции, как Бродский!
Женщина: Ой, у меня чулок порвался.
Мужчина: Или даже лучше, чем Бродский: он вроде не в Венеции умер, а в Нью-Йорке.
Официант: Ваша карточка не проходит, синьор.
Мужчина: Интересно, корпоративная страховка покрывает похороны на чужбине?
Ребенок: Мама, я хочу какать.
Официант: Я вызываю полицию!
Вернувшись с кухни, Алехин пробежал глазами страницу комментов и констатировал: «Мудаки». По совету Сфинкса он заглянул в почтовый ящик. Новое письмо было отправлено с того же адреса, что и фотография Филиппа в обнимку с голым Петей — sol_99@mail.ru. В сабже значилось «Наслаждайся-2». Кен развернул текст.
Дорогой мой Кеша!
Это твой преданный друг, защитник и тайный осведомитель — «сфинкс». Тебе действительно не повезло с соседями. Филипп — дело прошлое, не буду бередить рану, хотя я бы такое порассказал. Хе-хе. А вот Алиса… Мдя… Она у нас настоящая Лиса-Алиса. А знаешь, кто ее кот Базилио? Костик Разумов!!! Директор по рекламе журнала «Джентльмен». А ты, мой бедный друг, увы, Буратино или Дуремар. Тебе кто из них больше нравится? Как и в прошлый раз, не хочу показаться голословным — держи фотографию. Чудо, какие голубки! И извини за качество. Барахло мобильник.
«Подонок!» — прошипел сквозь зубы Алехин. Фото сделали через лобовое стекло автомобиля с некоторого расстояния, но потом увеличили. На нем был четко виден улыбающийся профиль Алисы. Костя быковато скалился и рукой поправлял девушке то ли сережку, то ли локон. Едва различимая тень поперек Костиной ладони при более внимательном рассмотрении оказалась пальцами Алисы. Она, очевидно, гладила руку, которая гладила ее шею. Жест был вполне красноречив. Кен закурил, удалил письмо, затем удалил комментарий Сфинкса и забанил его. «Интересно, зачем ему все это? Так — бескорыстная гадость, желание причинить боль, ощутить власть над известным человеком?»
Алехин сладострастно представил, как сшибает мерзавца на землю и бьет ногой ему прямо в нос, слышит аппетитный хруст хрящей и хлюпанье крови. Сфинкс пытается прикрыться руками, тогда Алехин резко всаживает ему ботинком промеж ног, руки мгновенно устремляются к новому источнику боли. А наглая рожа получает еще и еще, пока не превращается в кровавое месиво…
Это был фирменный алехинский аутотренинг. Обладая взрывным характером, он обычно подавлял агрессию, воображая себе во всех подробностях расправу над негодяем. Зависть, черная тупая злоба, сплетни были такими же спутниками его глянцевой жизни, как неуемная русская лесть, щедрые улыбки и вспышки фотокамер.
Рождественский бульвар
— По-моему, Филипп ему все рассказал, — Алиса отвела в сторону массивную мужскую руку, поглаживавшую ее аккуратную упругую грудь, вынырнула из постели и, плавно ступая по ковру с высоким ворсом, подошла к столику, где лежали ее сигареты.
Закурив, она села на противоположный конец кровати, прислонившись к высокой спинке наборного дерева в псевдодворцовых завитках. «Кен называет такое чмошное великолепие «версучи», — подумалось ей. Директор по рекламе журнала «Джентльмен» сгреб подушки под спину и тоже сел, почесывая гладкий живот с небольшой темно-синей татуировкой.
— Мертвый Филипп рассказал? Ты бредишь.
— Я имела в виду, Романов успел кое-что сказать Кену. Я тебе не говорила — я получила письмо. Уверена, что оно от него.
— Байки из склепа?
— Нет, Романов был еще жив. Я не придала этому значения, хотя и запомнила слово в слово: «Ну что, силиконовый организм, осторожней надо быть».
— Я с этим парнем совершенно согласен.
— Балда, там была наша с тобой фотография в машине, мы обнимались. Он еще приписал: «Копию я как-нибудь отправлю Кеше». Ты понимаешь, Кешей его называл только Филипп. А сейчас я просто чувствую, что появилась новая информация, о которой Кен не хочет говорить, потому что никогда не воспринимал меня всерьез. Помнишь, после отпевания к нему подошел мужчина? Это из милиции.
— Чему быть, того не миновать. В любом случае хорошо, что Филипп мертв. А то, что Алехин не воспринимает тебя всерьез, нам только на руку. Пусть думает, что у тебя на уме только шмотки, тем более что он почти прав.
— Урод ты, — сказала Алиса и сломала сигарету о хрустальную пепельницу в форме лебедя. — И кровать у тебя уродская, и пепельница.
— Зато ты у меня красавица.
— Я не у тебя, а у Кена.
— Не смеши меня, то-то по нему заметно. Он уже полмесяца в форменной истерике из-за этой пидовки.
— Я устала тебе говорить, Кен — стопроцентный натурал.
— Ага, примерно как сок J-7. Стопроцентный сок!!! Ха-ха-ха. Три раза.