Вдруг в мертвой тишине квартиры раздался полифонический голос Татьяны Васильевой: «Повторяем. Я самая обаятельная и привлекательная», — так телефон оповещал о поступлении новой эсэмэски. Максим от неожиданности вздрогнул и вслух выпалил: «Блин, не спит!» Он взял свой мобильник и удивился. Эсэмэска была не от «Serge».
Обычно тот слал ему по десять сообщений на дню, каждое из которых фиксировало все этапы скучной жизнедеятельности молодого организма: «Поел. А ты что делаешь?», «Встретился с девчонками, поржали. Ну как у тебя дела?» — и прочее в том же духе. На этот раз Максиму писал сам главный редактор журнала «Джентльмен». «В двенадцать ночи?!» — Максим открыл текст, пробежал глазами и нажал на кнопку вызова корреспондента.
Клуб «Оля-Оля», Рождественский бульвар
Бордель — а это был именно бордель, — не имел ни приметной вывески, ни каких-то очевидных признаков злачного места, кроме стальной двери, домофона и камеры на входе. Охранник — бритый шкаф с узким лбом и массивным крупом — почтительно поднялся и покорно приветствовал Кена: «Доброй ночи». Алехина здесь знали — он частенько приводил в «Оля-Оля» своих бизнес-партнеров: итальянцев, французов, американцев, — понежиться в изобретательных и жарких объятиях девушек из Ступино, Черноголовки и, конечно, Украины с Белоруссией, питавших московский рай для мужчин свежим «лохматым золотом».
Кен выглядел пьяным, на его дорогих черных брюках из шерсти «супер 150» виднелись следы засохшей грязи, верхняя пуговица пиджака болталась на нитке, волосы были мокрыми от снега и вились мелким бесом, будто у цыгана. Словом, все предвещало обильные поступления дензнаков в кассу заведения, а с дензнаками Кен расставался легко и весело — это в «Оля-Оля» хорошо усвоили.
Бешеными глазами Кен оглядел немноголюдный, уставленный бордовыми диванами зал, небрежно опустился на мягкие подушки в самом центре и потребовал бутылку виски Black Label. Ему хотелось безответственного и дикого секса. Девушки в одних трусиках быстро оценили обстановку. «Добрый вечер», — церемонно сообщила ему упругая блондинка, усевшись на колени и запустив руки между его крепких широко раздвинутых ног. Опытные пальцы мигом нащупали то, что искали, и принялись настойчиво массировать. Жадными губами Кен сжал ее тугой темный сосок, нежа ладонь о ягодицы — обильные и лоснящиеся, как кожаный салон «Бентли».
Оторвавшись на секунду от продажной плоти — она пахла гелем «Пальмолив Ароматерапия», — Кен прошептал в маленькое трепетное ушко: «Позови свою подругу, и поедем отсюда». На самом деле подругу звать не пришлось, потому что свободное бедро Кена уже гладила цепкая ручка другой девушки — длинноволосой брюнетки. Кен почувствовал, как его член напрягается, а тело расслабляется. С характерным южным прононсом жрица № 2 осведомилась: «Я вам нравлюсь?» Мутные глаза Кена оценили маленькую задорно торчавшую грудь и карие прожигающие насквозь зрачки.
«Как тебя зовут?» — «Альбина», — соврала брюнетка, проникнув к ягодицам Кена. Он все дальше улетал в космос. «А тебя?» — Кен мотнул головой к блондинке, которая уже растегнула перламутровую пуговицу на его мятой рубашке и нащупала грудь. «Я Жанна». — «Скорее всего, это тоже неправда, — подумал Кен, — но по хую». — «Сколько?» Жанна затароторила деловитым, сладеньким голоском, в такт словам поглаживая волоски на груди главного редактора: «Нас надо выкупить у клуба. Это будет стоить двести евро, а потом, — как ты решишь, красавчик». Псевдо-Альбина предложила свою концепцию дальнейшего развития событий: «Еще по триста евро мне и Жанне», — ее рука оперативно сжала вздыбившуюся часть тела Алехина. Он сказал: «Поехали».
Через сорок минут голый Кен лежал на огромной кровати в гостинице «Марриотт Аврора», Жанна ритмично работала поверх его чресел, а Альбина, обняв холеными бедрами взъерошенную голову клиента, милостиво подставляла соски аккуратной груди его ненасытным губам. Девушки лживо стонали, подвывали и охали, точнее, одна медленно говорила «О-о-о-х», а другая — быстро-быстро «А-а-а-а». Так что в ответственный момент Кен попросил их заткнуться.
Отдав должное презервативу Sico, Кен выпил стакан виски и сообщил Альбине, что хочет ее в попу. Альбина изобразила дикий энтузиазм, подпустила «милого» поближе, а потом уточнила: «Мне нужно в душ, а тебе надо приготовить еще сто». «Иди», — приказал Кен. Пока Альбина гремела душем об эмаль итальянской ванны, Алехин тыкался в стриженный пирамидкой твердый лобок Жанны и шершавым языком играл с ее набухшим солоноватым клитором. Он не заметил, как вернулась Альбина. Кену пришлось выйти из притворно охавшей Жанны и заняться розовым объемистым задом ее компаньонки. Он несколько раз смачно шлепнул это выпуклое произведение природы, а затем начал работать. Принятый алкоголь мешал быть джентльменом, поэтому Кен впервые за вечер довел барышню до искренности: «Милый, пожалуйста, мне больно!» Он вышел, откинулся на спину и предоставил девушкам закончить его затянувшийся день. Очень скоро день действительно закончился.
Кен провалился в мертвый тягучий сон. Было семь утра. Девушки опорожнили все содержимое кошелька «милого» и выпорхнули за дверь. В этот момент Алехину снилось, что черный «лендкрузер» все-таки настиг его. Он приготовился умереть, но вдруг оттуда вышел Филипп и сказал: «Кеша, я сниму Крюкова в истории про джинсы, а потом хочу взять отпуск, здесь очень холодно и из горла все время идет кровь. Видишь, она льется, льется…» Кен проснулся, простыня под ним была мокрой. За окном уже светлело. Он сел на кровати и уставился на влажное пятно между ног — след кипевших здесь недавно страстей. «Во-первых, только не Константина Крюкова — сколько можно, тоже мне Вера Холодная нашлась!!! Во-вторых… Блин… Блин… меня хотели убить, — констатировал он. — И им это почти удалось».
А произошло вот что. Когда Кен нырнул в подворотню, которая вела к площади Революции, «Лендкрузер» на мгновение замер, затем резко развернулся и рванул вперед по Никольской, пронесся через Третьяковский проезд на Охотный ряд и сдал назад прямо к «Метрополю», выпуская из под огромных колес брызги реагентовой грязи. Кен как раз выбежал на площадь между сквером и паркингом гостиницы. Сияющая хромом громада летела прямо на него. От неожиданности он замер, потом метнулся к паркингу, но угодил на лед, подскользнулся и упал — на нем были вечерние туфли на гладкой кожаной подошве без резиновых набоек. Это его едва не погубило.
Не пытаясь подняться, Кен мигом перекатился поближе к ограде стоянки. Подкованные шипами протекторы черного зверя пролязгали в сантиметре от его ноги. Кен вскочил, махнул через ограду и побежал к стеклянному крыльцу гостиницы. Стриженый под бобрик пузатый охранник, будто перенесенный машиной времени из совка, злобно посмотрел на извозившегося в грязи и очевидно пьяного гражданина, преградив ему дорогу: «Вы куда?» — «Пшел вон», — тихо сказал Алехин. «Извините», — покорно согласился охранник. Опыт подсказывал, что тихо и категорично разговаривают люди, которым в этой жизни все позволено.
Алехин взбежал по лестнице, сел на один из диванов и вызвал водителя. Подвернутая при падении нога заныла. Кен посмотрел в зеркало и понял, что охранник, в сущности, был прав: штанины и фалды пальто безапелляционно свидетельствовали о том, что их хозяин забылся где-то в луже.
Водитель Кена, стоявший у Третьяковского проезда, с удивлением наблюдал маневр «Лендкрузера», но повторить его не решился, а отправился в объезд по набережной. Кен начал лихорадочно соображать:
— Итак, Костя хотел меня убить: позвал в кафе, наврал, что сидит там, выключил телефон и поджидал на «Лендкрузере» в укромном переулке. А я вот сейчас задам ему вопрос в лоб…
Кен снова набрал номер Разумова, но телефон молчал. «Кристина права… Но как он, блин, узнал, что мне все известно?»
— Вы кого-то ожидаете? — Кен не заметил худого юношу в форменной одежде гостиницы, которая была ему велика на два размера.
— Водителя. У вас есть что-нибудь выпить?
— Бар закрыт, и вам, по-моему, уже достаточно.
— По-моему, это не ваше дело. Так есть или нет?
— Работает только рум-сервис. Вы остановились в гостинице?
— Идите с миром, юноша, — молодой человек помялся, но пошел, туда и как ему велели.
— «Найти мальчика из «Персея» — вот что надо сделать прямо сейчас. Это ключ ко всей истории, — продолжал говорить про себя Алехин. Его Panerai показывали полночь. — А ведь действительно могли сегодня остановиться. Тяжелый «Лендкрузер» смолол бы их в порошок вместе с костями… М-да, для звонка в «Персей» поздновато. Да и что я у них спрошу? С кем тут спал Филипп Романов?.. Ну конечно — Максим! Только Максим может знать». Он набил эсэмэску: «Максим, срочно нужно поговорить. Очень важно. Позвони, как только сможешь». Кен не ожидал, что телефон оживет через секунду.
Пока он разговаривал, к нему подошел водитель. Не поднимая головы Алехин увидел сначала массивные ноги и решил, что худосочный ресепшионист вызвал подмогу.
— Что с вами случилось, Иннокентий Александрович? — в голосе водителя звучал неподдельный испуг.
— Наконец-то! Степа, потом расскажу, сейчас едем на «Аэропорт».
Было полпервого ночи, когда Кен вошел в небольшую квартирку сыписа. Максим скептически оглядел Кена:
— Дизайнерская грязь или ты спал на улице?
— Не спал, но мог заснуть. Налей мне чего-нибудь срочно. Я страшно продрог. Да, и тысячи извинений. Я знаю, какой у тебя был день, — Алехину, правда, казалось, что отпевание Филиппа было в другой жизни.
Чтобы произвести правильное впечатление на очень правильного гостя, Максим достал продолговатую бутылку 18-летнего Macallan и нацедил на донышко массивного хрустального стакана.
— Тебе жалко, что ли? Позволь, — Кен взял бутылку и наполнил стакан наполовину. Сделал несколько больших глотков и закурил. — А у тебя очень уютно и тепло. Я сразу к делу. Среди друзей твоего «бэ-эф» был молодой человек из рекламного агентства «Персей». Ты ничего о нем не слышал?