Тогда князья стали строить социально однородное пространство личных иллюзий, в котором никто не задумывается о происхождении и титаническом труде, вложенном в блестящее положение. Там вечное «Мы скользим по поверхности вещей», там смех, мерцание хрусталя и «Сделаем-с». Там ничто не напоминает о кооперативном прошлом, существует только удивительное сегодня и невероятное завтра.
— Есть ли у тебя, братец, хреновуха? — в «Пушкине» Алехину нравилось входить в образ доброго русского барина.
— Конечно-с, — довольно ответил официант. — Графинчик желаете?
— Обязательно, — сладко чмокнул губами главный редактор и сказал Кристине: — Ты должна непременно попробовать здешней хреновухи. Ее нет в меню, это фишка только для своих.
— Ты не выглядишь убитым горем, — суммировала свои ощущения Кристина.
— Все это грустно, Кристина, но я сейчас наконец-то сижу рядом с человеком, с которым хотел сидеть вот так уже давно.
Кристина смотрела на него озорными глазами, но обычной робости, накатывавшей при таком ее взгляде, он не почувствовал. За последние дни Кен пережил двойную измену Алисы, ее жуткую смерть, наткнулся на еще теплый труп Сергея, дважды соврал следователю и впервые серьезно нарушил закон, похитив из квартиры убитого важную улику. По сравнению с этим сказать женщине, которая тебе нравится, просто и прямо «Я тебя хочу» было поступком абсолютно тривиальным. И он сказал:
— Я тебя хочу. — Кен даже не потянулся к сигарете. Он уверенно смотрел в колючие смеющиеся глаза.
— Извольте, хреновуха-с, — официант водрузил на стол запотевшие граненые рюмочки и графинчик с мутной жидкостью. — Сударыня, прикажете хреновухи? — обратился он к Кристине.
— В самый раз, голубчик. — Кристина почувствовала вкус к игре в русское дворянство. Она с удовольствием следила за тем, как вязкая с мороза жидкость медленно наполняла ее рюмку. Исполнив ритуал, официант бодро объявил:
— Пирожки прибудут сию же минуту.
— За тебя, — уверенно предложил Алехин. Они чокнулись. Кристина пригубила хреновухи, зажмурилась как кошка и промурлыкала:
— Прелесть. И ты тоже прелесть. Я хочу тебя, Кеша. Я хотела тебя всегда.
Алехин все-таки закурил. Он был готов к чему угодно, к уничтожающему сарказму, к тому, что его пошлют, но не к признанию в любви.
— У меня голова идет кругом, — наконец выдавил он.
— Странно у тебя устроена голова. За месяц убили трех близких тебе людей, тебя самого чуть не размазали по асфальту, твоя компания влипла в жуткую аферу, а ты думаешь только о том, как затащить уже немолодую бабу в постель.
— Пирожки-с, — расплылся в лучезарной улыбке официант и водрузил тарелку с пухлой янтарного цвета выпечкой на край стола. — С ягнятиной, капустой, мясом и грибочками, — смачно объяснил он. — Приятного аппетита, сударыня, приятного аппетита, сударь.
— Ты себя чувствуешь сударыней? — улыбнулся Кен.
— Я себя чувствую счастливой, — она опрокинула остатки хреновухи. — И еще я себя чувствую совершенной дурой. Зачем мы с тобой играли в кошки-мышки почти целый месяц? Ума не приложу.
Смоленская набережная
— Так-так. Лэптоп марки Apple, уже второй, только черный. Первый, ну, тот, что мы видели в гостиной Алехина, был белого цвета. Максим Самойлов говорил, что украденный из его квартиры лэптоп Филиппа Романова был черного цвета и лежал в портфеле марки Prada.
— В таком? — устало спросил Севостьянов, протягивая другу расстегнутый портфель, валявшийся на диване в кабинете Алехина.
— Он, точно он. Черный с металлическим треугольником, в который вписан логотип.
— Тоша, ты совершенный лох. Таких портфелей тысячи. Это один из самых ходовых аксессуаров Prada.
— Ну это у вас там в ФСБ путинский гламур, как выражается Алехин, а из нашего окошка — только улица немножко, сор и всякое говно, лучше не глядеть в окно.
— Что еще тебе известно про пропавший компьютер?
— Сейчас… Да вроде ничего особенного. Постой… Максим говорил, что… — но Липатов не закончил. Он как завороженный смотрел на слегка покривившуюся клавишу F7.
— Ау? Чего ты там увидел, — устало осведомился Севостьянов и приблизился к столу.
— Это он, блядь! Максим говорил мне, что у компьютера Филиппа отвалилась клавиша F7, — Липатов держал в руках маленький аккуратный прямоугольник. — Они еще незадолго до смерти ругались из-за нее. Максима раздражало, что Филипп месяц не может добраться до сервиса Apple и починить клавиатуру.
— Так, — жестким тоном начальника сказал Севостьянов. — Звони за ордером. Живо, это уже серьезно. Это не часы Jager-LeCoultre с убитой герл-френдихи. — Севостьянов имел в виду их предыдущую важную находку. На прикроватной тумбочке в спальне Алехина они обнаружили часы, которые пропали из квартиры телезвезды Алисы. Тогда сдержанный страж суверенной демократии заметил, что любая женщина после хорошего секса вправе забыть свои часы на тумбочке у любовника. Но только мудак будет раскидывать по видным местам украденные из квартиры убитой вещи.
Ночь, улица, фонарь-1
Кен и Кристина вышли из «Пушкина» в девять. Алехин еще раз предложил ее проводить, но Кристина мотнула головой. С Алехиным такое случалось и раньше: «Слишком хорошо, чтобы быть правдой». Кристина еще в ресторане объяснила, что не готова к ночи любви из-за месячных. Она так и сказала, без всяких сложносочиненных историй, которых Алехин выслушал кучу с десятого класса школы. Тогда на чьем-то дне рождения он заперся в туалете с девчонкой и она на ходу придумала эпос про страстного друга из «А» класса, который сейчас придет на вечеринку и убьет их обоих, потому что его брат сидел. Через пару дней она сама позвала Кена к себе домой — родители уехали на дачу. Алехину было велено одеться так, чтобы его никто не узнал, и войти в подъезд только в том случае, если не будет хвоста. Хвоста не было и они первый раз трахнулись.
С тех пор история про ревнивца с братом — криминальным авторитетом расцвечивалась все новыми красками. Алехин с ужасом узнавал про его преследования, ночные звонки и великие тысячи, которые он бросал к ее ногам, пока не выяснил, что опасный соперник — тихий мальчик-задрот, коллекционирующий марки про космос, а брат действительно был осужден, но условно, за кражу игрушек из детского сада, и теперь состоит в кружке бальных танцев при доме культуры им. Курчатова. На вопрос «Зачем ты все это наворотила?» девушка ответила только много лет спустя, когда они случайно встретились в самолете. «Представляешь, ты меня там в ванной прижал, а у меня трусики грязные и марля внутри. Как я тебе могла это объяснить? Ну а потом, ты ведь мне тоже врал про десятки своих девчонок. В отличие от тебя я хотя бы не была девственницей».
Погрузившись в машину, Алехин думал о том, как теперь изменится его жизнь. Завтра он наконец-то возьмется за компьютер Филиппа. Кристина снабдила его телефоном айтишника, который в свободное от созидательного труда время занимался хакерством. «Я думаю, полдесятого — самое время звонить, эта публика только просыпается». Он достал телефон, заряд был практически на нуле. «Ладно, рискну». Как назло, ответа долго не было, а когда кто-то сипло буркнул в трубку «Алле», мобильник пикнул и погас.
Голос законопослушного Иннокентия Александровича воспользовался вынужденным бездельем авантюриста Кена и зашептал: «Ты вконец запутался. Заплатил деньги убийце своей подруги. Украл компьютер из квартиры только что зарезанного парня. Измазался в его крови. Своим нежеланием честно рассказать все следствию ты допустил смерть двух ни в чем не повинных людей. Ты соучастник». Но авантюрист сдаваться не собирался, надев на себя доспехи рыцаря храма. «Я не имею права сообщать следствию непроверенную информацию, которая нанесет непоправимый урон моей компании».
Коллега Алехина по медиевистике Умберто Эко привел бы такую логику в качестве примера нового средневековья, наступившего на рубеже тысячелетий. Современный человек живет не столько интересами общего блага или нации, сколько корпорации, к которой принадлежит. В Средние века это именовали красивым словом «верность». Вассал вкладывал свои руки в руки государя и принимал от него свой меч, символизировавший власть и собственность.
В наше время «верность» заменили «лояльностью», ритуал оммажа — корпоративными тренингами, а меч — зарплатой, халявным мобильником, машиной с водителем и бонусом. Свобода, индивидуальность и прочие общечеловеческие ценности были с легкостью обменены на корпоративное рабство. Подобно средневековым государям, сюзерены нынешнего мира — король «Майкрософта» или король «Кока-Колы» — владели не землями, а людьми: кем-то напрямую, а кем-то опосредованно через сложные схемы подкупа, долевого участия и лоббизма, который теперь принято было называть джиаром — government relations. Незримые нити шли сквозь границы и культуры, правительства и парламенты, низводя национальные государства до сувенирных лавок и ресторанного меню.
Ресторан «Недальний Восток», Тверской бульвар
В тот самый момент, когда Кристина с Кеном уже сели в свои машины, на другой стороне Тверского бульвара разворачивалась любопытная сцена. Десятки черных автомобилей разной степени величественности запрудили всю узкую проезжую часть. Синие милицейские мигалки впереди и сзади кортежа истерично сообщали городу и миру: «Брысь, быдло». Из машин выскочили шкафообразные мужчины в черном. Они рассыпались вдоль тротуара, зачистили его от прохожих и теперь сканировали окрестности, докладывая обстановку в незримый центр по закрепленным у лица переговорным устройствам.
Наконец недоверчивый центр успокоился, и из длинного пульмана, остановившегося аккуратно напротив входа в новомодный ресторан Аркадия Новикова, выпустили небольшого человека в черной аляске, отороченной мехом. Его рельефный череп блеснул, озаренный мигалками и уличными фонарями, а потом скрылся за спинами великанов. Через мгновение из пульмана появилась светлая «веселенькая» стрижка, принадлежавшая женщине в мехах, и тоже исчезла в черно-плечистой массе ФСО. Носитель высшей власти решил отдать должное камчатскому крабу, которого прекрасно готовили в ресторане «Недальний Восток». Хитом меню считались фаланги краба на пару — шесть здоровых фаланг, напоминающих размерами бараньи ноги, выложенные на несъедобную, но красивую зелень. Они и правда там хороши.