— Ну хорошо, Филипп и Сергей были профессионально вовлечены в это дело, но Алиса-то тут при чем?
— Она же металась между Разумовым и Алехиным. Или вы и этого не знаете?
— Знаю, — Липатов помолчал. — Получается, что нам с вами придется встретиться еще раз. Вот только Алехина найдем.
— А чего его искать? — как ни старалась Кристина, но скрыть своего беспокойства не смогла. «Почему я, дура, не пустила его вчера? Что за бабья блажь?» — корила она себя.
Церковь св. Николая на Щепах
К утру Алехину стало лучше. Отец Николай все-таки вызвал своего прихожанина, который служил врачом в госпитале на Пироговке. Тот приехал, осмотрел раненого и категорически заявил: «Рана не тяжелая. Кожа расссечена. Немногочисленные гематомы. Возможно, сотрясение. Постельный режим. Зайдете ко мне через три дня. Вот телефон».
У Алехина не было трех дней. Он это хорошо понимал, поэтому злоупотреблять гостеприимством священника не собирался. Надо было раздобыть какую-то одежду, найти Кристину, а уж она-то придумает, как выкрутиться из этой истории. Заплатить деньги убийце Алисы, украсть компьютер из квартиры человека, которого только что зарезали, измазаться в его крови — как он, честный налогоплательщик мог оказаться в такой ситуации?! — спрашивал себя Алехин.
Между тем честный налогоплательщик лежал в одних трусах и какой-то застиранной байковой рубашке, одолженной священником, голова его была перебинтована. Рядом чутко дремал пес Иеремия. Сам Отец Николай в потасканном облачении стоял перед образами — заутреня только что закончилась, и батюшка хотел еще выпить чайку перед тем как начать отпевание новопреставленной рабы Божьей Евдокии. Ее гробик — красненький и в кружавчиках — уже доставили в храм. Веселенький такой.
По привычке Николай прочел троекратно «Богородице, дево, радуйся», собирался было начать любимый псалом «Яко погна враг душу мою: смирил есть в землю живот мой: посадил мя есть в темных, яко мертвыя века», но раненый не попустил.
— Отче, мне надо уйти.
— Раб Божий, да куда ж ты пойдешь? — удивился священник.
— У меня есть человек, который меня ждет, только я не знаю, где он, точнее она живет, — ответил Алехин.
— Имя-то ее помнишь?
— Кристина, — выпалил Кен, а потом вдруг замялся. — Соболевская, Вишневская, — нет, кажется, Ковальская.
— Кажется?! — сварливо произнес батюшка.
— Отче, я ее люблю. Просто мы недавно знакомы, — попытался поправить имидж Кен.
— Есть у меня человек… Из опричного войска…
— Гэбня? — недоверчиво осведомился Алехин.
— Хороший человек, смыслами владеет, — пространно выразился батюшка.
— Ищут меня, отче… — взмолился Кен.
— Этот не выдаст. Со страхом Божьим в сердце живет. Я ему сейчас позвоню, он тебе поможет.
Священик взял старенький мобильник Siemens и стал искать нужный контакт сосредоточенно, но брезгливо, будто держал в руках лягушку.
— Здравствуй, сын мой, — сказал он спокойно и приветливо в трубку. — Христос с тобой. Дело у меня тут есть… Рабу Божьему, в беду попавшему, надо человека родного разыскать, чтобы выручил. Зовут человека… — Батюшка вопросительно посмотрел на Алехина.
— Кристина… по-моему, Ковальская, — отозвался раненый.
— Кристина ее зовут. Фамилия — Ковальская. — Священик сосредоточенно слушал трубку, а потом благостно пропел:
— Ну и ладушки. Дело срочное… — трубка еще что-то проговорила. — Спаси Боже, — ответил отец Николай и решил перейти к светскому:
— Что, помогла молитва святителя Иоанна Кронштадского? — трубка отвечала, а Николай удовлетворенно поглаживал дешевый наперсный крест из белого металла. — Ну и слава Богу, Христос с тобой, сыне. Жду тебя в четверг, — батюшка улыбнулся, как сытый кот, и проворковал в трубку:
— Да пребудет с тобой благодать Духа Святаго, сыне.
Разговор закончился. Священик бережно и с опаской положил телефон на стол рядом с почерневшими от времени книгами, обернулся к раненому и произнес:
— Через час найдут, Иннокентий, твою Кристину. Мне сейчас отпевание рабы Божьей отслужить надо, подожди немного.
Отец Николай вышел из комнаты и отправился в храм, бормоча: «Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя яко на небеси и на земли…»
Аббатство святого Галла, Восточная Швейцария
«Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле, как на небе», — бормотал отец Николай. Вел он себя крайне непочтительно к святому месту. Не было до сих пор в жизни настоятеля дня, чтобы, оказавшись напротив пречистого престола Господа нашего, ни преклонил бы колен и ни осенил себя крестным знамением. На этот раз аббат вылетел из крипты святого Галла, подобрав тунику, посох же пастырский зажав под мышкой. Он даже не обернулся к святому престолу, но бросился к двери в клауструм, неловко балансируя на скользких кожаных подошвах. Совершая бег свой, Николай поравнялся с дверями в рефекторий, у которых блевал герцог Швабский, словно пес, стоя на четвереньках. «Во… Отче! Итить ты!» — провозгласил царедворец. Поспешавший аббат бросил ему: «Христос с тобой, сыне», — и пронесся дальше. «Пошел ты!» — молвил захмелевший герцог и вернулся к занятию своему. Ведь не мог знатный муж знать, что в руках, а точнее в ногах отца настоятеля — драгоценный сосуд жизни господина нашего.
Николай миновал дормиторий и перед латринами повернул в коридор, ведший в покои настоятеля, стоявшие обособленно. Латрины были гордостью Николая. Двадцать отхожих мест, которые, чтобы не вызывать искушения плоти, были разделены перегородками. Отходы же святой братии по трубам поступали в сад обители, где, отстоявшись в особых колодцах, служили удобрением для скудных почв святого Галла, ибо не для стяжания мирских благ обитель сия заложена, а умерщвления плоти ради.
Но правило святое предписывает: «Монастырь по возможности так должен быть основан, чтобы все необходимое — а именно вода, мельница, сад, пекарня или различные ремесла, — существовали внутри монастыря, чтобы у монахов не возникало необходимости питаться вне его, ибо в том содержится вред для их душ». Из сказанного видно, что сад предназначен не для избыточности, а для устранения от мирской суеты во спасение душ подвизавшихся здесь братьев. К тому же детям святого Галла служит он усыпальницей.
В центре сада еще аббат Аннон распорядился посадить древо жизни — святой крест Господа нашего, чьи драгоценные плоды в молитвах и бдениях алкают братья денно и нощно. Но, насыщая внутреннего человека, нельзя забывать и о пропитании внешнего. Для того в саду были посажены плодоносящие деревья, меж которых иноки по заведенному порядку хоронят усопших слуг Божьих. Тела их прорастают яблонями и грушами, сливой и черешней, мушмулой и лавром, каштаном и инжиром, айвой и персиком, лесным орехом и миндалем, шелковицей и грецким орехом. В своем тлении останки бренные дают жизнь плодам, которые принимают в пищу братья, до срока в этом мире подвизавшиеся. Подкрепив тело, плоды возвращаются из латрин обратно в землю, покуда и само тело не упокоится там же, ибо сказано: из праха вышли, в прах обратимся. Но также сказано: воскреснут праведные и возликуют они у престола Господа Бога нашего, зароком чему служит древо вечной жизни — святой крест.
Аббат, наконец, достиг своей опочивальни. Каменные стены, очаг, распятие, да один тюк соломы, обтянутый мешковиной. Хотя настоятель и является князем империи, негоже ему спать по мирскому обычаю со слугами и воинами. Крепость веры — достаточная защита от холода и врагов. Братьям же, напротив, для воспитания твердости следует спать в одном дормитории, причем молодым подле старших, дабы немощь старости сдерживала потенции юности.
Отец Николай стянул кожаные сапоги — босым его никто не услышит, — отодвинул свою постель. Под ней находился люк и деревянная лестница, ведущая в погреб, будто бы для хранения припасов. Внутри стояла кромешная тьма, но Николай знал устройство подземелья святого Галла на ощупь, а огнем опасался привлечь к себе внимание. В камере находилась потайная дверь. Небольшая чугунная скоба в стене, словно предназначенная для факела, на самом деле была ключом, отпиравшим подземелье. Повернуть три раза против хода солнца над кругом земным, и тайное станет явным. Механизм, скрытый в каменной кладке, щелкнул, кусок стены поддался, и Николай очутился в узком темном коридоре.
Подземелье было полно шорохов, бормотания и гогота, словно преддверие ада. Латрины, дормиторий, рефекторий, зал капитула — отсчитывал Николай ниши, располагавшиеся под внешним монастырем. Вдруг он споткнулся. Присел на мгновение, пошарил рукой и нащупал окоченевшие голые ноги, покрытые волосами. «Первый» — печально прошептал аббат и прочел «Miserere». Времени на большее у него не было. Николай быстро сообразил, что злоумышленник позаимствовал монашеское одеяние у одного из убитых братьев, ибо мирянин старается выделиться — а потому рядится в меха и золото, монах же, принимая одежды свои, надеется слиться цветом с землей. «Умно придумано, — заключил Николай — кто отличит монаха от монаха, волка от овцы, коли волк облачится в овечью шкуру?»
Скрипторий, ризница — продолжал свой путь аббат, стараясь ступать тихо, но быстро. Холодные влажные плиты забирали последнее тепло из тела. «Только бы не чихнуть», — молил своего внешнего человека Николай. Он вновь споткнулся, но на этот раз труп был облачен в тунику. До входа в крипту святого Галла оставалось несколько шагов. Аббат уже различал впереди слабое мерцание света. И тут ужас сковал его члены. Прямо у приоткрытой двери к гробнице Галла Исповедника темнела фигура в просторной тунике, словно дракон, раскинувший крылья и готовый к броску на агнца из засады своей.
Московский метрополитен, серая линия
Алехин натянул на себя невероятное тряпье из скудных подношений в пользу нищих от таких же нищих прихожан отца Николая. Се