, мысленно проговорила я. Этого достаточно?
И вновь выжидающая тишина. Сперва он захотел мою музыку, потом душу – всю, до последней частички. Вот что означало – принести жертву.
Я достала из сумки кусок бабушкиного кекса, обернутый в холстину. Развернула, отломила кусочек, бросила в огонь. Вверх, к ночному небу, поплыл душистый аромат. Откусила сама. На языке вспыхнула нежная сладость, сладость и сила.
– Разделим эту трапезу, ты и я, – сказала я выжидающей тишине. – Но сперва немного музыки.
Я вскинула флейту и заиграла.
Я играла все подряд, все, что знала, – этюды, чаконы, экосезы, концерты, сонаты и баллады. Я вышивала по канве, разукрашивала, импровизировала и улучшала. Я играла без конца, пока не умер костер, пока пальцы не побелели от мороза, пока не осипло заледеневшее горло. Играла до тех пор, покуда тьма, подкрадывающаяся с периферии зрения, не накрыла меня безраздельно, и я уже не видела близкий рассвет.
Кто-то заключает меня в объятья.
– Ганс? – слабо спрашиваю я.
Ответа нет. Только ощущение. Чьи-то длинные пальцы пробегают по моей шее, легкие и нежные, как весенний дождь. Замирают на ключицах. Ласковое прикосновение напоминает мне о флейте, зажатой в моей руке.
А потом – все.
Часть II. Бал гоблинов
Смотрит птичка в клетке золотой
На подружку за окном на ветке…
Может быть, холодною зимой
Всё же лучше и сытнее в клетке?
Но весной из каждого гнезда
Верещат птенцы в саду на ветке.
Ох, она завидует тогда,
В клетке сидя, той своей соседке![26]
Волшебные огни
Меня разбудило хихиканье.
– Кете? – пробормотала я. – Еще рано.
Для утра еще слишком темно, моя сестрица-соня в такую рань не просыпается. Я завозилась под одеялом, в надежде прижаться к ее теплому боку, но рядом никого не было.
Глаза резко открылись. Несмотря на слабый свет, я различила, что нахожусь не дома, не в своей постели. Прежде всего, я осознала, что мне хорошо и уютно. Матрац, на котором спали мы с Кете, был старым, свалявшимся и комковатым, и сколько бы нагретых кирпичей, завернутых в шерсть, мы ни подкладывали в кровать, сколько бы одеял на себя ни натягивали, все равно всегда мерзли.
Я села. В комнате посветлело. Я ахнула от изумления: вокруг меня, подрагивая в воздухе, висели мерцающие огоньки. Я потянулась к одному из них, но в ответ раздалось сердитое «з-з-з-з-з-з», и мой палец пронзил короткий резкий укол боли. Огонек раздраженно запрыгал и лишь спустя некоторое время снова засиял ровным светом.
– Волшебные огни, – выдохнула я.
Феи. Гоблины. Эрлькёниг.
– Кете! – закричала я, откидывая простыни. Волшебные огоньки испуганно брызнули в стороны и задергались, но ответа мне не было.
Я в Подземном мире. У меня получилось. Этот раунд я выиграла.
Теперь, полностью проснувшись, я видела, что нахожусь внутри какого-то холма, пол, потолки и стены в котором – земляные. Ни окон, ни дверей – комната запечатана, точно могила. Кровать выточена из корней гигантского дерева, причудливо изогнутых и переплетенных, почти как если бы она росла из земли.
Я встала с постели. Огонь в красивом камине из белого известкового туфа шипел, весело потрескивал и рассыпал искры. Я провела рукой по каминной полке. Сливочно-белый камень отделан золотом; ни одного стыка, ни одного шва, словно камин вырезали из цельной глыбы. Подобное мастерство никак не вязалось с этим глухим склепом.
Я обошла каждый угол в поисках окошка, форточки, порога – любого намека на выход. Землянка была хорошо обустроена, в ней имелось и все самое необходимое, и приятные мелочи. Обстановка более всего напоминала будуар элегантной дамы. У камина стояли стол и кресла с обивкой в стиле Людовика XV, на утрамбованном полу лежал прекрасный ковер из золотых и серебряных нитей. Над каминной полкой висел зимний пейзаж, там и сям на пристенных столиках и комодах были расставлены изящные безделушки.
На первый взгляд комната казалась образцом гармонии и дамской изысканности. Однако при более внимательном рассмотрении на свет вылезали мелкие нелепости и проявления гротеска. Вместо пухлых херувимов с резных мебельных украшений скалились бесята. Узор на ковре под ногами представлял собой стилизованные круги паутины и засыхающие цветы. Фарфоровые фигурки были не прелестными китайскими пастушками, но нимфами-демонессами, погоняющими горбатых гоблинов; вместо пастушьих посохов в руках у них были острые серпы; разорванные платья выставляли напоказ груди, бедра и ляжки. На их губах играли не милые улыбки, а хищные ухмылки. Глядя на них, я поежилась.
И только зимний пейзаж над камином не таил в себе скрытого уродства. Картина отображала окутанный туманом лес, показавшийся мне знакомым. Туман словно бы двигался, клубился на моих глазах. Я всмотрелась получше, и сердце екнуло: это же Роща гоблинов! Пейзаж был написан столь искусно, что глаз не замечал отдельных мазков кисти, и перед зрителем будто бы открывалось окошко. Мои пальцы невольно потянулись к картине.
Сзади раздался взрыв смеха. Я рывком обернулась. На моей кровати сидела парочка малюток-гоблинов женского пола. Прикрываясь ручками, они весело хихикали. Я со страхом заметила, что в их тонких, как прутики, пальцах, слишком много фаланг. Их кожа отличалась коричневато-зеленым оттенком весеннего леса, только что пробудившегося от зимнего сна, а глаза не имели белков.
– Нет, нет, трогать нельзя. – Одна из карлиц погрозила мне пугающе-длинным пальцем. – Его величество рассердится.
Я уронила руку.
– Его величество? Король гоблинов?
– Король гоблинов! – фыркнула вторая. Росточком она была с ребенка, но сложена по-взрослому; коренастая, с блестящими белыми волосами, торчащими вокруг головы облачком чертополохового пуха. – Король гоблинов, ха! Мне он не король.
– Тс-с-с, Колютик, – утихомирила ее первая гоблинка. Она была выше и стройнее подружки и походила на гибкую березку. Прическа ее состояла из ветвей, обмотанных паутиной. – Нельзя такое говорить.
– Говорю, что хочу, Веточка. – Колютик вызывающе скрестила на груди руки.
Обе совершенно не обращали на меня внимания и вели себя так, будто я была предметом мебели. Даже среди гоблинов я умудрялась сливаться с тенью. Я многозначительно кашлянула.
– Что вы тут делаете? – Мой голос рассек их болтовню, словно удар хлыста. – Кто вы такие?
– Твои камеристки, – сообщила та, что звалась Колютиком, и ухмыльнулась, продемонстрировав два ряда кривых зубов. – Нас послали приготовить тебя к сегодняшнему fête[27].
– Fête? – Мне не понравилось, как она произнесла «приготовить». Я ведь не добыча, не жаркое для вертела. – Что за fête?
– Бал гоблинов, конечно, – подала голос Веточка. – Зимой мы каждый день устраиваем торжества, и сегодняшний бал обещает быть особенным. Сегодня Эрлькёниг представит Подземному миру свою невесту.
Кете.
– Я должна поговорить с Эрлькёнигом, – заявила я. – Немедленно.
Веточка и Колютик рассмеялись; волосы-ветви заколыхались, как от порыва ветра.
– Поговоришь, дева, обязательно поговоришь. Но всему свое время. Сегодня ты – его почетная гостья на балу, там с ним и встретишься.
Я попыталась настоять на своем.
– Нет. – В конце концов, я больше их по размеру, хоть и ненамного. – Я должна сделать это прямо сейчас.
– Вы, смертные, слишком нетерпеливы, – заметила Колютик. – Видно, это от того, что Смерть постоянно держит вас за горло.
– Отведите меня к нему, – потребовала я. – Сию минуту.
Гоблинки, однако, были непреклонны. На мои слова они не реагировали и лишь с любопытством таращили круглые глаза. Мне хотелось скрыться от их оценивающих взглядов, избавиться от ощущения, что меня оценивают по каким-то неведомым меркам.
– Глядеть тут особо не на что, – высказалась Колютик.
– Хм-м-м, – протянула Веточка. – Прямо не знаю, как сделать ее хоть чуточку краше.
Я порядком разозлилась. Я не красотка, это верно, но, по крайней мере, и не уродина, как эти две нелепые карлицы.
– Благодарю, я предстану перед ним как есть, – резко ответила я. – Мой внешний вид не нуждается в улучшении.
Гоблинки посмотрели на меня со смесью презрения и жалости.
– Это не тебе решать, смертная, – сказала Колютик. – Нашему досточтимому повелителю угодно, чтобы сегодня вечером ты была нарядно одета.
– Наряд не может подождать?
Веточка и Колютик переглянулись и расхохотались. Ветви на их головах опять затряслись, как в бурю.
– У нас свои порядки и традиции, – пояснила Веточка. – Бал гоблинов – это традиция. Аудиенциям и просьбам отводится свое время и место, и на балу для этого не время и не место. Ты – почетная гостья Эрлькёнига, эта ночь – твоя. Наслаждайся. Все остальные ночи принадлежат ему. И нам.
Меня пронзило предчувствие беды.
– Ладно. Что я должна делать?
Несмотря на опаску, какая-то часть меня с нетерпением предвкушала праздник. Бал, красивое платье – когда-то я об этом мечтала. Я грезила о том, как буду танцевать с Эрлькёнигом, как стану его королевой.
Веточка и Колютик одинаково ухмыльнулись. Зубы у обеих были кривые и острые.
– Ты все увидишь, дева, все сама увидишь.
Когда я вошла, гоблинский оркестр заиграл менуэт.
Веточка и Колютик невероятными уговорами и стараниями втиснули меня в замысловатое платье. С точки зрения нынешней моды там, наверху, фасон слегка устарел – такие платья носили модницы лет пятьдесят-шестьдесят назад. Пошито оно было из дамаста желтовато-коричневого и бронзового оттенков; корсаж был из муарового шелка в лиловую и сливочно-белую полоску, отделку составляли затейливые розетки в форме ольховых сережек. Несмотря на мою худобу, талия в платье оказалась еще у́же, и пластины корсета до того больно впивались мне в ребра, что я с трудом дышала. Еще больше смущало меня глубокое декольте. Несмотря на ярды ткани, я все равно чувствовала себя голой.