слишком поздно, слишком поздно, слишком поздно.
– Нет, – прошептала я, – ох, нет.
Мы по-прежнему были в Подземном мире.
– Да, – ласково прошелестел Король гоблинов, – я выиграл.
Я крепче прижала к себе Кете.
– Точнее, выиграю, – поправился он, – как только взойдет полная луна нового года.
Я напряглась.
– Она еще не взошла?
– Еще нет, – признал он. – Ты близка к победе. Можно даже сказать, опасно близка. – Король гоблинов взмахнул рукой. По ледяному небу побежала рябь, и на него опять вернулись звезды, бледные и подрагивающие, как если бы они отражались на поверхности озера. – Видишь ли, мы стоим на рубеже, – пояснил он. – Верхний мир – за этой завесой.
Подняв взгляд к небу, Кете резко втянула воздух. Звездный свет посеребрил ее лицо и волосы, а она закрыла глаза, как будто не желала видеть свободу, такую близкую и такую далекую.
– Сколько осталось до восхода луны? – спросила я.
– Недолго. – Король гоблинов расплылся в улыбке. – В любом случае, тебе не успеть.
– Ты должен дать мне шанс.
Он скрестил на груди руки.
– Нет.
– Джентльмен играет по правилам.
– Ах, Элизабет, ну какой из меня джентльмен, – жеманно, с ленивым сарказмом ответил он. – Я – король.
Меня как громом поразило.
– Ты и не собирался позволить мне выиграть!
– Точно, – ухмыльнулся Король гоблинов. – В конце концов, разве я не Владыка Зла?
Владыка Зла. Разумеется.
– Тогда к чему вообще эта игра? К чему столько сложностей, если ты просто мог взять то, что хочешь?
В его глазах мелькнуло непонятное выражение. Внезапно он показался мне чудовищно старым, старым и уставшим. Я снова получила напоминание, что Эрлькёниг появился в этих горах и лесах задолго до меня, раньше, чем само время.
– Я этого не хочу, – едва слышно промолвил он. Или мне почудилось? – Никогда не хотел.
Я похолодела. От изумления у меня перехватило дух.
– Mein Herr, – пробормотала я. – В таком случае, что…
Король гоблинов расхохотался. Его лицо, только что бывшее лицом старика, теперь исказилось недобрым лукавством. Черты сделались резче: глаза заблестели, взгляд стал жестким, скулы – еще острее.
– Какого ответа ты ждешь, Элизабет? Я забавляюсь с тобой, потому что могу себе это позволить. Потому что получаю от этого удовольствие. Потому что мне скучно.
В горле у меня застрял безмолвный вопль ярости. Хотелось крушить все подряд, чтобы излить эту ярость, направить ее против вопиющей несправедливости. Хотелось ни много ни мало наброситься на Короля и разорвать его на клочки, так же, как растерзали Орфея обезумевшие от гнева фракийские вакханки. Мои руки непроизвольно сжались в кулаки.
– О, да, – промурлыкал он. – Ударь меня. Давай, бей. – Вызов звучал не только в словах, но и в интонации. Король гоблинов приблизился ко мне. – Обрушь на меня свой гнев.
Мы смотрели друг на друга в упор, нас разделяло не больше вздоха. С такого близкого расстояния я разглядела серебристые и голубые крапинки в его сером глазу и золотисто-янтарную каемку вокруг зеленого глаза. Эти глаза насмехались надо мной, подстрекали и распаляли. Если я была тлеющими угольками, то он – кочергой, которая ворошила их, взметая жар.
Я отступила. Мне стало страшно. Я испугалась, что, если коснусь его, то вспыхну изнутри.
– Mein Herr, – процедила я, – чего ты от меня хочешь?
– Я уже сказал, чего хочу. Мне нужна ты, целиком и полностью.
Мы продолжали сверлить друг друга взглядами. Дай себе волю, говорили его глаза. Но я не могла; если поддамся гневу, кто знает, перед чем еще не устою?
– Почему? – хрипло спросила я.
– «Почему» что, Элизабет?
– Почему я? – Я произнесла это почти беззвучно, однако Король гоблинов меня услышал. Он всегда меня слышал.
– Почему ты? – Сверкнули острые зубы. – А кто же еще? – Острыми были даже его слова, и каждое резало меня, будто нож. – Кто как не ты, моя всегдашняя подруга по играм?
В ушах у меня зазвенел детский смех – скорее воспоминание, нежели звук; память о девочке и мальчике, танцующих на лесной опушке. Он, повелитель гоблинов, и она, дочка хозяина гостиницы. Нет, дочка музыканта. Точнее, девочка-музыкант.
Жена, сказал мальчик. Мне нужна жена. Когда-нибудь ты выйдешь за меня?
Девочка-музыкант засмеялась.
Просто дай мне шанс, Элизабет.
– Шанс, – прошептала я. – Дай мне шанс на победу. Луна еще не взошла.
Король гоблинов долго молчал, а потом наконец изрек:
– В этой игре нельзя победить. Ни тебе, ни мне.
Я качнула головой.
– Я должна попытаться.
– О, Элизабет. – То, как он произнес мое имя, затронуло во мне самую глубокую струнку. – Твоим упорством стоило бы восхититься, не будь оно столь бессмысленным.
Я открыла рот, собираясь возразить, но Король гоблинов приложил к моим губам длинные тонкие пальцы.
– Хорошо, – сказал он. – Последний шанс. Еще один раунд. Найди сестру, и я отпущу вас обеих.
– Это все?
Ответом мне стала улыбка – недобрая, зловещая.
– Ладно, – дрожащим голосом промолвила я и позвала: – Кете, идем, нам пора домой.
Но сестра ко мне не подошла.
– Кете?
Я рывком развернулась и обнаружила, что ее нет. Кете исчезла. Опять.
Найди сестру.
И тогда я закричала. Пещера содрогнулась от моего вопля, полного ярости, отвращения к себе, ненависти, отчаяния. Мир снова изменился, я снова стояла на холоде, посреди странного, таинственного леса, и над моей головой мерцали звезды. Небо было ясным, и они равнодушно взирали на меня со своей недосягаемой высоты. Я находилась в верхнем мире.
– О, нет, – простонала я. – Нет, нет, нет.
Лес безмолвствовал, лишь слабое эхо издевательского хохота Короля гоблинов какое-то время разносилось по округе, а потом угасло и оно.
– Негодяй! – в бешенстве вскричала я. – Выходи и сражайся честно!
И, да, я его увидела. Он стоял в дальней рощице и держал Кете на руках. Ее обмякшее тело свешивалось с них, будто напрестольная пелена с алтаря; голова была запрокинута назад, кисти безвольно болтались. Вдвоем они напоминали чудовищную пародию на пьету: ухмыляющийся Король гоблинов выступал в роли скорбящего, моя сестра – в роли мертвого мученика.
Я рванулась к ним, но в тот миг, когда мои пальцы коснулись юбки Кете, и она, и Король гоблинов растаяли в воздухе. Там, где еще секунду назад была моя сестра, трепетал на ветру лишь клочок шелка, зацепившийся за ветку березы.
– Лизель! – раздался приглушенный оклик. Я закрутилась волчком, отчаянно пытаясь определить, откуда исходит звук. Вон, вон она, в клетке из прутьев! Но нет, это лишь деревце, опутанное колючими побегами ежевики. Потом я увидела ее с руками, связанными за спиной, во власти бывших ухажеров. На людей они более не походили, несмотря на смазливую внешность, и их развратные улыбки выглядели уже не соблазнительными, а угрожающими.
Я погналась за ними, но вместо Кете сама оказалась в их когтистых лапах. Со всех сторон меня окружали высокие элегантные гоблины, вылепленные по образу и подобию своего короля – томные, красивые, безжалостные. Я ощущала прикосновения влажных губ; гоблины жалили мою шею поцелуями, оставляя засосы, точно хотели меня сожрать. Ах, нет, то были совсем не гоблины, а сухие мерзлые ветки, которые цеплялись мне в волосы и раздирали одежду, превращая ее в лохмотья.
– Лизель!
Крик показался мне слабее, но как будто ближе. Как будто Кете где-то внизу, похороненная глубоко под землей. Я упала на колени и принялась остервенело рыть землю голыми руками.
– Сдавайся, Элизабет, – воззвал ко мне Король гоблинов. – Признай свое поражение и покорись мне.
Его голос доносился из ниоткуда и отовсюду. Он был ветром и землей, листвой и деревьями, небом и звездами. Я боролась против него, а лес – за него, путая мое ощущение времени, расстояния и даже самой себя.
– Лизель!
Глухой стук. Когда я разгребла листья и ветки, камни и землю, мои руки наткнулись на что-то твердое и гладкое, как стекло.
– Лизель!
Внизу, отделенная от меня ледяной стеной, находилась Кете. Замерзший пруд? Тщетно колотила я по льду, выкликая ее имя. Моя сестра тонет? Я взвыла от бессильного отчаяния, но продолжала лупить по льду и царапать его ногтями, и мои разбитые ладони оставляли на гладкой поверхности кровавые разводы.
Внезапно лед стал прозрачным, и я увидела перепуганную Кете. Лицо ее было перекошено от страха, но в целом она выглядела здоровой. Однако стоило мне присмотреться поближе, как все изменилось. От неожиданности у меня закружилась голова: подо мной была не черная бездна скованного льдом пруда, но мерцающая бесконечность зимнего неба. Кете смотрела не вверх, а вниз, словно бы склонилась над водой, а не плавала в ней. Она стучала по прозрачной стенке в такт со мной, но я уже не понимала, где верх, где низ. Кто из нас заперт под землей, я или она?
– Сдавайся, Элизабет. – Лик Короля гоблинов отразился в ледяном зеркале, но, когда я обернулась, то позади никого не обнаружила. – Сдавайся.
Я его не слушала. Я искала что-нибудь – что угодно, – чем можно разбить лед, и не находила. Ни камня, ни сучка, ни ветки. И тут я вспомнила про гоблинскую флейту. Я сунула ее за пояс, когда коридоры Подземного мира стали сужаться в туннели, когда я уже не могла играть, потому что приходилось ползти на четвереньках. Трясущимися руками я принялась развязывать тесемки, удерживавшие мой передник, юбку и стыдливость. Было уже не до приличий; я рванула юбку и высвободила из-за пояса флейту.
В глазах Короля гоблинов, чье отражение по-прежнему смотрело на меня из ледяного зеркала, мелькнула растерянность.
– Элизабет, не делай этого…
Продолжения я уже не услышала. Держа флейту обеими руками, я вскинула ее над головой. Ветер, угодивший в ловушку бессчетных нот и пауз, засвистал сладкую мелодию, в которой потонули все остальные звуки. И тогда я со всей силы вонзила инструмент в толщу льда, словно топор.