ак надо. Бумаги, чтобы записать ноты, у меня не было, да и неважно. Этот гимн посвящался сегодняшней ночи и только ей одной – никто никогда не споет его Богу ли, мне ли.
Свет исходил от камина и падал косыми лучами, похожими на лучи утреннего солнца. Я сощурилась. Роща гоблинов на картине над каминной полкой – если не ошибаюсь, в прошлый раз она была изображена в ночном сумраке, – теперь предстала моим глазам в разгар дня. За ночь на полотне как будто выпал снег, и теперь морозное солнце озаряло его искристую белизну.
Я нахмурилась: свет лился сквозь пейзаж, словно через окошко во внешний мир. Я встала, ощутив боль в затекших мышцах, и потянулась пальцами к картине, чтобы коснуться этого чуда.
– Ай-яй-яй! Было же сказано – руками не трогать.
Веточка и Колютик.
– А стучаться – не было сказано? – огрызнулась я.
– Не было, – бодро сказала Колютик. – Ты пожелала дверь с замком, а пользоваться ею ты нас не просила.
– Значит, это должно быть исправлено немедленно.
– Желание ее светлости – для нас закон. – Веточка изогнула свое долговязое туловище в поклоне, отчего ее лиственная шевелюра подмела пол.
– Светлость или нет, вы все равно обязаны подчиняться, – беззлобно заметила я.
Колютик состроила недовольную гримасу.
– Хм, она пока не «ее светлость». – Темные птичьи глаза-бусины оглядели меня с головы до ног, от растрепанных волос и заплаканного лица до босых пяток. Прочесть какие-либо эмоции на этой странной, нечеловеческой физиономии было практически невозможно, однако мне показалось, что на ней мелькнуло легкое презрение.
– Но скоро станет, – возразила Веточка. Меня будто кольнуло; я почувствовала не то чтобы страх, но и не радость.
– Мы… мы с Королем гоблинов поженимся?
– Да. Его величество будет ждать тебя, – Веточка и Колютик переглянулись, – в часовне.
– В часовне?
– Так он ее называет, – равнодушно промолвила Колютик. – Придерживается нелепых человеческих ритуалов. Впрочем, это не имеет значения. А вот что действительно важно, – лукаво продолжала она, – так это брачная ночь.
Я покраснела. Ну, разумеется, консуммация. В верхнем мире брак также признается действительным только после первой супружеской ночи. Затем я снова нахмурила брови: нелепые человеческие ритуалы. Мне вспомнился сдержанный молодой человек с крестом и скрипкой с портрета в глубине галереи.
– Как он… как его величество превратился в Эрлькёнига? – спросила я, хотя в душе задавалась иным вопросом. Каким образом этот юноша-аскет стал моим Королем гоблинов?
Однако Веточка и Колютик проигнорировали оба моих вопроса – и высказанный, и невысказанный. Вместо ответа Колютик сотворила из воздуха красивое шелковое платье и велела мне его надеть.
– Зачем?
– Все прочие королевы наряжались в самое лучшее, – осклабилась она. – Ты же не хочешь явиться на собственные похороны в лохмотьях?
– Похороны? Я думала, что иду на свадьбу.
– Это одно и то же, – пожала плечами Колютик.
Я взяла платье. Тончайший, почти прозрачный белый шелк, простой покрой, скорее свободный, нежели прилегающий. Накидка. Явив на свет длинную вуаль, еще прозрачнее платья, расшитую крохотными алмазами, Колютик закрепила ее у меня в волосах.
Тем временем Веточка сотворила венок из побегов и сережек ольхи. Я подумала о свадебных венках, что продавались на деревенском рынке, и с горечью вспомнила венок из засушенных цветов и лент, который хотела купить в подарок Кете в день ее злополучной встречи с гоблинами-продавцами фруктов. На моей голове не будет ни цветов, ни лент, только венец из прутьев. Вместо матери и сестры одевают невесту две гоблинки, одна из которых ее презирает, а другая испытывает к ней жалость. И святого Божьего благословения не будет; все, что меня ждет, – клятва в темноте.
Закончив с нарядом, Веточка и Колютик вывели меня в коридор. Колютик заняла место впереди, Веточка подхватила мои фату и шлейф, и все втроем мы двинулись по извилистым проходам лабиринта – вниз, вниз, в самое сердце Подземного мира, где мне предстояло возродить к жизни моего бессмертного жениха.
Глубоко под землей находилось озеро. Спустившись по винтовой лестнице, показавшейся мне бесконечной, мы вышли на его пустынный берег. Неожиданно, словно из ниоткуда, взору предстала черная гладь. Темную поверхность озаряли свечи в канделябрах, выполненных в форме человеческих рук с факелами. Над озером, словно острые зубы, нависали светящиеся каменные сосульки, и там, где камень встречался с водой, по ней кругами расходилось красивое сине-зеленое сияние. Повсюду в гроте плясали волшебные огоньки, у подножия лестницы к берегу была причалена лодка – она будто бы приглашала меня взойти на борт.
– Куда ведет это озеро? – спросила я. В заполненной водой пещере мой голос разнесся эхом, рассыпался, точно преломленный луч света.
– Озеро питает ручьи и мелкие реки здесь, под землей, – пояснила Веточка, – а еще – источники верхнего мира.
– Но тебе не туда. – Колютик показала на лодку. – Твой путь лежит на другой берег, к Королю гоблинов.
– В одиночку? – дрожащим голосом спросила я.
– Ну, да, – кивнула Колютик.
– Но кто покажет мне дорогу?
– Дорога только одна, на ту сторону, – мягко произнесла Веточка. – Русалки тебя проводят.
– Русалки?
– Не слушай их песен, – предостерегла она. – Своими колдовскими голосами русалки заманивают смертных под воду, где те гибнут. Даже мы не всегда можем устоять перед их чарами.
– Значит, они не вашего племени?
Веточка мотнула головой, пушистое облачко ее волос заволновалось.
– Речные нимфы обитали в этих местах задолго до того, как в холмы и долины пришли гоблины. Раньше русалок было много, столько же, сколько листьев на деревьях, но с приходом людей почти все они были вынуждены переселиться в Подземный мир.
– Давненько они не заполучали к себе смертную душу, – осклабилась Колютик. – Шансы у тебя, прямо скажем, невелики.
– Цыц! – утихомирила товарку Веточка. – Она нужна нашему королю. Нам.
– Пф-ф, – фыркнула Колютик и выжидающе посмотрела на лодку у моих ног.
Я заколебалась.
– Страшно? – ухмыльнулась она.
Я отрицательно покачала головой. Меня пугали не русалки, прячущиеся в темных водах, а мрачная фигура на другом берегу. Это путешествие, последнее перед расставанием с девственностью, я должна была проделать совсем одна, и от осознания собственного одиночества у меня защемило на сердце.
Веточка и Колютик помогли мне забраться в лодку и легонько оттолкнули суденышко. Движение породило волны, за кормой потянулась светящаяся сине-зеленая дорожка. Разноцветные блики играли на моем белоснежном платье и фате, от переливающейся красоты грота захватывало дух.
Как только лодка отчалила от берега, пещера наполнилась протяжным, сладкоголосым пением. Звук напоминал тот, что получается, если водить пальцем по ободку хрустального бокала, но только был более чистым и звонким. Чарующая музыка не имела ни слов, ни мелодической структуры, однако моментально пленила и опутала меня, словно прочные нити паутины.
Вопреки предостережению, я перегнулась через борт, чтобы получше рассмотреть русалок. Под водой, в свете кильватерной дорожки, сновали неясные тени. Совершенно бездумно я потянулась к ним пальцами. Там, где они касались озерной глади, рябь побежала сильнее, а когда я вынула руку, кожу покрывали сверкающие капли. Я снова опустила кисть в воду и почувствовала нежное прикосновение. Рука погружалась глубже, и вот уже цепкие пальцы сомкнулись на моем запястье.
Тени под поверхностью сделались четче; я разглядела молодую женщину, снизу взиравшую на меня. Ее глаза были чернее ночи, волосы – цвета первой весенней травы, а бледная кожа показалась мне настоящим чудом: она переливалась мириадами радужных оттенков, точно рыбья чешуя. Но сильнее всего поражало лицо: высокие скулы, плоская переносица и пухлые губы. Более прелестного создания я в жизни не встречала!
Дитя света и тени, она вынырнула на поверхность и погладила меня по лицу. Пение стало громче. Влажные губы шевелились в изменчивом свете грота, и я подалась вперед, чтобы разобрать таинственный шепот. Мне хотелось вобрать в себя эти чарующие звуки, каждой клеточкой впитать волшебство голоса. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула.
Музыку оборвал пронзительный и скрипучий крик. Вздрогнув, я отпрянула; лодка закачалась. Русалка злобно зашипела и скрылась в глубине. Я дотронулась до рта, все еще чувствуя прикосновение ее губ к моим. Русалки в ярости бесновались под днищем лодки, грозя ее перевернуть, но после того, как скрежещущий вопль повторился, поверхность воды разгладилась.
Русалки оставили меня в покое, и лодка перестала раскачиваться. Я снова была одна посреди темного озера. Эхо резкого вопля еще гуляло по гроту, разбивая хрустальные ноты, заполнявшие пещеру каких-то несколько мгновений назад. Я сидела сгорбившись, дрожа от страха и странного возбуждения, ведь прекрасная русалка едва меня не поцеловала и едва не утопила.
Как только рябь на гладкой поверхности озера исчезла, угас и сине-зеленый свет. Меня накрыла тьма, прорезали которую лишь мерцающие волшебные огоньки да странные светильники в форме рук с факелами на каменных стенах. Каким образом двигаться дальше, я не знала. Снова опустить руки в воду я бы уже не рискнула, а весел или шеста в лодке не имелось. Мне стало не по себе. Крик какого жуткого существа спугнул моих обольстительниц-русалок? Не нападет ли оно на меня, не утащит ли в свое логово теперь, когда других претендентов на добычу нет?
А потом где-то в недосягаемой дали послышался теплый, неровный голос скрипки. И тогда я узнала неприятный, диссонирующий вопль, прогнавший русалок: такой звук издает смычок, которым резко проводят по струнам скрипки, превращая их жалобный плач в острое лезвие серпа. Мое неверное сердце возликовало – младший братишка пришел мне на выручку! – но разум подсказывал иное. Это не Зефферль, это Король гоблинов.