больше.
– Спасибо. – Кете на моем месте ответила бы на комплимент озорной улыбкой или фривольной шуткой, но я ведь не Кете, а некрасивая, лишенная такта и обаяния, прямая и резкая Лизель. Нет, не Лизель – Элизабет. Некрасивая, честная, прямая и талантливая Элизабет. Я приняла слова мужа как истинный дар, каковым они и являлись, и впервые не испытала при этом боли.
Прошло немало времени – часов? минут? – и вот первая часть произведения, которое я уже мысленно окрестила сонатой Брачной ночи, была готова. Несмотря на гнев и ярость, звучащие в каждой ноте, я сочинила ее в до мажоре. Основная мелодическая нить и почти вся опорная структура были мне ясны. Я исполнила законченную часть на клавире, чтобы услышать написанное полностью, и поняла, что передать основную тему и аккомпанемент, ограничиваясь двумя руками, не удается. Инстинктивно я потянулась за помощью к Йозефу, но брата рядом не было.
Сердце пронзила резкая боль, как будто в него с размаха вонзили кинжал. Охнув, я прижала руку к груди, зажимая рану. Я не сомневалась, что, убрав ладонь, увижу на ней кровь, однако никакой крови не было.
– Элизабет! – Король гоблинов бросился ко мне.
– Все хорошо, – отдышавшись, успокоила я. – Со мной все хорошо. – Стряхнув с себя его заботливые руки, я вяло улыбнулась. – Так, кольнуло. Сейчас пройдет.
Лицо Короля гоблинов было непроницаемо и напоминало застывшую маску – такую же, как у любого из его подданных.
– Тебе стоит отдохнуть, – сказал он.
Я покачала головой.
– Нет, пока не могу. Я должна услышать это целиком, в законченном виде. Только вот, – я выдавила из себя улыбку, – мне не хватает еще одной пары рук.
Выражение его лица смягчилось.
– Если… если хочешь, я могу помочь тебе. С музыкой.
Я изумленно уставилась на него. Король гоблинов отвернулся.
– Ладно, не обращай внимания, – поспешно добавил он. – Глупая идея. Забудь. Я не хотел тебя обидеть и…
– Хорошо.
Он вскинул голову и посмотрел мне прямо в глаза.
– То есть, да, можешь, – поправилась я. – Пожалуйста, помоги, – сказала я, уловив его замешательство. – Я хочу послушать, как это звучит в исполнении скрипки.
Король гоблинов еще секунду сверлил меня взглядом, затем моргнул.
– Твое желание для меня закон, Элизабет. – Он улыбнулся. – Я всегда говорил, что ты обладаешь властью надо мной.
Элизабет. Я снова стала Элизабет, и от того, как он произнес мое имя, у меня внутри всколыхнулась волна желания.
– Как угодно, Элизабет, – сказал он мягче, – как угодно.
Часть IV. Король гоблинов
Когда к Нему стремилась нощно, денно
Душа моя, в любви своей проста,
И мантия моя была чиста,
И вечен свет жемчужины бесценной.
Но помнит Он все то, что я забуду;
Покуда раздается нежный зов,
Я одолею Путь, хоть он суров.[34]
Смерть и дева
Все изменилось. С той ночи, когда Король гоблинов сломал мои границы и явил меня миру, воздух между нами был заряжен безмолвным чувством. Он создал меня заново, вылепил своими руками; достиг самых сокровенных моих глубин, и оттуда хлынула музыка.
Теперь я понимала, что значит быть осененной божественным огнем. Отныне наши вечера напоминали горячечные галлюцинации: мы сочиняли, сочиняли и сочиняли, не отвлекаясь ни на что другое. Я перестала замечать ход времени: вчерашний день был и сегодняшним, и завтрашним, часы текли по замкнутому кругу, закольцовывались, подобно Уроборосу. Я горела изнутри и более не нуждалась в человеческой пище, чтобы поддерживать силы. Сон, еда, питье для этого не годились, я черпала энергию только в музыке. Музыка и Король гоблинов служили мне источниками жизни. Ноты были моей амброзией, поцелуи – нектаром.
– Еще, – потребовала я после того, как мы в седьмой раз сыграли первую часть сонаты Брачной ночи. – Заново!
Над этим произведением мы трудились много часов, я и мой муж. При каждом исполнении я слышала, улавливала, понимала что-то новое. В музыке. В себе. Начало, бурлящее яростью и отчаяньем бессилия, переходило в безудержную страсть, при этом в музыке присутствовало и чувство радости. Allegro, указала я. Первую часть до́лжно играть скоро. Живо. Весело.
– Заново? – переспросил Король гоблинов. – Дорогая, может, с тебя уже достаточно музыки?
Он утомился. В его исполнении чувствовался страх, страх и усталость. Я измотала его, как и себя. Но мне было все равно, останавливаться я не собиралась. Клетка, в которой было заперто мое сердце, распахнулась, я вылетела. Впервые в жизни я обрела свободу, и моя душа парила. Мне казалось, что я играю, сочиняю и даже думаю ужасно медленно; разум обгонял пальцы, ошибки и неверные ноты вызывали у меня и смех, и слезы. Еще, я хотела еще и еще. Если грехом Люцифера была гордыня, то меня терзала неутолимая алчность. Еще, еще, еще. Мне было мало, и насытиться я не могла.
– Нет, – отрезала я. – Музыки не бывает достаточно.
– Сбавь темп, Элизабет, – со смехом сказал Король гоблинов. – За тобой сам Господь не поспеет.
– Пусть старается. – Кровь бурлила у меня в жилах. – Я обгоню даже Его ангелов.
– Ах, дорогая, – Король гоблинов опустил руки, давая им отдых. – Будь по-твоему. Первая часть просто восхитительна.
Я улыбнулась. Моя соната восхитительна. Я восхитительна. Нет, я несокрушима.
– Согласна, – кивнула я. – И может стать еще лучше.
Руки тряслись, кончики пальцев горели. Меня переполняло возбуждение, как гончую перед охотой. Еще разок, всего разок.
Заметив мое состояние, Король гоблинов нахмурился. Я рывком убрала руки с клавиатуры и спрятала их в юбках.
– Элизабет, хватит.
– Но ведь еще столько много нужно сделать, – запротестовала я. – С темой все хорошо, а вот над пассажами в середине… ой!
На белые клавиши упала капля крови. Недоумевая, я стерла ее, и тут мне на руку упала вторая капля, третья, четвертая. Подбежавший Король гоблинов прижал к моему носу платок. Кровь пропитывала белоснежную ткань с тревожной быстротой, расцветая алым цветком. Внезапно мир исчез, время остановилось. Быстроногий олень моих мыслей, скакавший по лесу разума, оступился и рухнул на землю. Кровь?
– Отдыхай. – Приказ, произнесенный ласковым тоном.
Король гоблинов хлопнул в ладоши, и рядом с ним возникли Веточка и Колютик. Первая держала в руке бокал, вторая – бутыль с янтарной жидкостью. Мой муж наполнил бокал и молча протянул его мне.
– Что это? – спросила я.
– Бренди.
– Зачем?
– Пей.
Я поморщилась, но сделала глоток. Обжигающий напиток растекся внутри и согрел сердце. Король гоблинов внимательно наблюдал за мной, пока я не осушила бокал.
– Ну как, лучше? – осведомился он.
Я изумленно заморгала. Мне на самом деле стало лучше. Многолетняя дрожь в руках – проявление тайного, постоянно сдерживаемого отчаяния, – наконец исчезла. Я дотронулась до лица. Носовое кровотечение остановилось, как и песнь, мощным потоком извергавшаяся из меня в последние дни.
– Так. – Король гоблинов забрал бокал, отставил его в сторону и сел рядом со мной. – Мы посвятили твоей музыке немало времени, теперь давай предадимся иным занятиям.
Взяв мое лицо в ладони, он склонился надо мной. Взгляд его невероятных глаз светился заботой. Нежность захлестнула меня, внутри вспыхнул огонь совершенно другой природы. Король гоблинов ласково погладил меня по щеке, и я закрыла глаза, чтобы яснее услышать его запах.
– Будут какие-нибудь предложения, mein Herr?
– Есть парочка идей, – прошелестело у меня над ухом.
Я была напряжена сильнее, чем перетянутая скрипичная струна, и больше всего хотела, чтобы его тонкие пальцы с загрубевшими кончиками расслабили меня, настроили на правильную высоту.
– Может, отложим перо и смычок и поиграем друг на друге? – промурлыкала я.
Король гоблинов медленно отстранился. Я открыла глаза и вместо желания увидела в его взгляде… тревогу. Чем дольше горит свеча…
Внезапно кровавые пятна на носовом платке показались мне плохим знаком, но я отогнала дурное предчувствие. У меня есть музыка и великолепный музыкант, готовый ее исполнить. Король гоблинов одинаково искусен в обращении со скрипкой и женщинами, в том и другом он – непревзойденный мастер. Мои руки, груди, живот, бедра… О, какие потрясающие чувства он способен подарить одним прикосновением губ, одним легким движением языка. Я в руках настоящего виртуоза.
И поэтому я поцеловала мужа, поцеловала со всей страстью и пылом, сжигая его тревогу и свои сомнения. Забота в его прикосновениях превращалась в нечто куда более приятное; мои руки скользнули вниз, я привлекла его к себе.
Я позволила себе на время забыть про сонату, свечу и окровавленный платок, и весь вечер была скрипкой, на которой играл Король гоблинов. Он был смычком, я – струнами, и под его пальцами мое тело пело торжествующую песнь.
Когда я проснулась, Король гоблинов уже ушел. В какой-то момент посреди ночи он уложил меня в постель, но сам ко мне не присоединился. Где супруг провел часы уединения, я не знала, хотя, кажется, где-то в отдалении протяжно, мечтательно играла скрипка.
В зеркале над камином отражалась Роща гоблинов, погруженная в зловещий полумрак – рассветный или закатный то был час, сказать я затруднялась. Ольхи в верхнем мире уже расцвели, первыми в лесу приготовившись к весне. Я улыбнулась и встала с кровати.
Кабинет был пуст.
– Его здесь нет, – прокаркал скрипучий голос из темного угла. Колютик.
– Знаю. – Уходя, Король гоблинов не забрал с собой скрипку. Она стояла на своей подставке – в руках ухмыляющегося сатира, чьи когтистые пальцы сжимали изящные обводы инструмента. Однако до меня по-прежнему доносились слабые, едва различимые переливы мелодии, знакомой и неузнаваемой одновременно. – Слышишь? – обратилась я к Колютику.