– Хорошо, – сказал он. – Завтра. Встретимся на этом месте завтра.
Не мешкая я вернулась в кабинет и собрала листки с записями сонаты Брачной ночи – недописанный чистовик, черновые копии – все, что было. Торопливо сложила их вместе – смесь музыки и полусвязных мыслей – и скрепила лентой, которой моя сестра перевязывала букетик клевера.
– Что ты делаешь? – полюбопытствовала Колютик.
Гоблинки уже были тут как тут, хотя, когда я пришла, кабинет был пуст. Я предположила, что их приставили ко мне не только в качестве прислуги, но и как шпионок, однако тут же устыдилась этой мысли. У Короля гоблинов нет причин не доверять мне, ну, а мне, в свою очередь, нечего от него скрывать. То есть, было нечего. До сегодняшнего дня.
– Не твое дело, – бросила я.
– Мы можем чем-то помочь, ваша светлость? – спросила Веточка. Из двух моих камеристок она отличалась добротой и проявляла ко мне почтение, а не презрение.
– Нет, нет, ничего не нужно, – сказала я. – А теперь подите прочь обе, я хочу остаться одна.
Колютик забралась на клавир и, наклонившись ко мне, втянула ноздрями воздух.
– Хм-м-м… От тебя пахнет надеждой. – Она ухмыльнулась, выставив кривые зубы. – Занятно.
Я махнула рукой, сгоняя гоблинку с инструмента.
– Брысь отсюда, карлица!
– Надеждой и солнечным светом, – прибавила Веточка. Я подпрыгнула от неожиданности, когда ее косы-ветки царапнули мое плечо. – Так пахнет в верхнем мире. Так пахнет… она.
Я оторвалась от укладывания листков.
– Она?
Веточка обиженно взвизгнула: товарка одним прыжком сбила ее с ног.
– Она? – повторила я.
– Идиотка паршивая! – рычала Колютик, выдирая из волос Веточки целые клочья паутины. – Слюнявая мягкотелая дура!
– Прекратить! – Подчиняясь моей воле, камеристки отлетели на противоположные концы кабинета и с треском рухнули на пол. – Ты, – я ткнула пальцем в Колютика, – можешь идти. А ты – я перевела палец на Веточку, – останешься и объяснишь, о чем речь.
Колютик до последнего сопротивлялась приказу; от напряжения ее уродливое лицо выглядело еще страшнее. Гоблинка таяла постепенно: сначала пальцы, затем ноги, потом туловище. Последним исчезло лицо, а злобная гримаса еще несколько мгновений висела в воздухе.
Веточка раболепно подползла ко мне. Ее била дрожь, и от этого нити паутины вокруг нее колыхались, точно пылинки в воздухе.
– Не бойся, – сказала я, – я не сделаю тебе ничего плохого.
Веточка подняла голову.
– Я знаю, ваша светлость. Но мне нельзя вам рассказывать.
– О чем нельзя рассказывать?
– О безымянной деве.
Время перестало существовать. Языки пламени в очаге застыли, паутинки и пылинки повисли в воздухе, точно звезды.
– Ты имеешь в виду первую Королеву гоблинов? Ту, что выжила.
– Да, ваша светлость.
Храбрая безымянная дева. Я забыла о ней, забыла, что она, единственная из всех нас, сумела выжить после того, как принесла себя в жертву.
– Как, – шепотом спросила я, – как ей удалось сбежать?
– Никак. – Веточка сжала узловатые пальцы в кулачки. – Он ее отпустил.
В голове сверкнула вспышка – взрыв боли и прозрения.
– Что?!
– Эрлькёниг любил ее и потому позволил уйти, – кивнула Веточка.
Ревность пронзила меня ударом кинжала. Он так любил ее, что нарушил Древний закон, презрел гибель мира.
– Как такое возможно? – медленно проговорила я.
– Не знаю, – прошептала гоблинка. – Они оба принесли свои жертвы по любви, любви столь всеобъемлющей, что она имела силу и под землей, и наверху. Их любовь стала мостом, связующим миры, по нему они и перешли.
Я нахмурилась.
– Они?
Веточка задрожала еще сильнее. Длинные пальцы то сжимались, то разжимались, внутренняя борьба – промолчать или ответить – причиняла ей жестокую боль.
– Веточка, – осторожно проговорила я, – ты хочешь сказать, что храбрая дева и Эрлькёниг покинули Подземный мир вместе?
Галерея портретов Эрлькёнига. Меняющееся сквозь эпохи лицо. Престолонаследие? Сыновья? Потомки? Но Веточка упоминала, что ни один брак Короля гоблинов со смертной не принес ему наследников. Эрлькёниг всегда был. Эрлькёниг всегда будет.
Веточка взвыла, и я с ужасом увидела, как серое каменное пятно растекается по ее груди, гранитным обручем стягивает спину. Она пошевелила пальцами, и те застонали, затрещали, словно ветки в бурю. Когти, фаланги, ладони стали покрываться корой. Моя добросердечная гоблинка превращалась в кучу корней и камня.
– Стоп! – крикнула я. – Хватит!
Но остановить жуткую трансформацию я не могла. На моих глазах Веточка превращалась в статую, уродливый памятник.
– Я ее отпускаю! – закричала я. – Я над ней не властна!
Время возобновило ход. Огонь снова весело заплясал в камине. Гоблинка смотрела на меня как ни в чем не бывало, кора и камни исчезли.
– Ваша светлость, могу ли я быть полезной чем-то еще? – Веточка склонила голову набок, ее черные, круглые глаза ничего не выражали.
Уж не почудилось ли мне все это?
– Нет, – дрожащим голосом ответила я. – Можешь идти.
Я почти ожидала, что в ту же секунду камеристка растворится в воздухе, однако она продолжала стоять, вперив взгляд в стопку нот у меня в руках.
– Что бы вы ни задумали, не доверяйте подменышам, – предупредила Веточка.
Я изумленно открыла рот и быстро его захлопнула.
– Они не люди, несмотря на человеческую внешность. Не забывайте, о чем мы вам говорили.
Я спрятала ноты за спину.
– О чем именно?
– Они кусаются.
Вопреки предостережению Веточки, на следующий день я пришла к Подземному озеру. Подменыш ждал меня на берегу, нервно ломая пальцы и переминаясь с ноги на ногу. Как же он напоминал мне Йозефа! Не только разрезом глаз или высокими скулами, но и разворотом плеч, и манерой закусывать нижнюю губу.
– Готовы? – спросил подменыш.
Я кивнула.
– Захватили подарок для лучезарной девы?
Я снова ответила кивком и протянула ему ноты сонаты Брачной ночи.
– Хорошо, – сказал подменыш. – Идемте.
Он привел меня к скрытому от посторонних глаз причалу, где стояла небольшая лодка – не та, на которой я приплыла в часовню. Сейчас мы вообще находились в другой части озера. Стоило нам сесть в лодку, и грот вновь наполнился тем неземным, чарующим пением, что сопровождало меня в пути в день свадьбы. Русалки.
«Они охраняют проход в верхний мир», – сказал тогда подменыш.
Лодка проворно рассекала темные воды. Я и мой спутник молча следили за русалками, направлявшими наше суденышко, и вскоре мне показалось, что за их песней слышится отдаленный рев.
– Что это за звук? – поинтересовалась я, но буквально через секунду узрела ответ.
Озеро сузилось и превратилось в бурный поток, в реку. Лодка набирала ход, рев нарастал, течение становилось все стремительней. Я вцепилась в руку подменыша, опасаясь, что наша маленькая лодочка перевернется, однако она упрямо держалась на плаву.
Сколько времени мы добирались до верхнего мира, не знаю. Наконец бурлящий поток превратился в спокойный, тихий ручей, и нашим глазам открылся грот со сводчатым потолком и широким входом. Освещение здесь было совсем иным, и я не сразу поняла, что причиной тому – свет из верхнего мира.
Подменыш вылез из лодки и подтащил ее к берегу, после чего помог выбраться мне. Там и сям темноту прорезали пятна мутноватого света, позволявшие разглядеть, что стены грота – земляные, а потолочными балками служат древесные корни.
– Мы сейчас под рощей, – подменыш показал пальцем вверх. Прямо над нашими головами, между камней и сплетенных корней, виднелось отверстие, достаточно большое, чтобы в него мог пролезть не слишком крупный человек.
Он помог мне подняться, хотя я справилась бы и сама – удобных опор для ног и рук хватало. И вот я оказалась на поверхности.
Яркий свет слепил глаза. Я вскинула руки, чтобы защититься, но все равно видела лишь бескрайнюю белизну. Ручьем потекли слезы. Я прижала к глазам запястья, но и это не помогло унять жжения.
Зрение возвращалось медленно, постепенно. Руки от лица я отняла только после того, как почувствовала, что могу переносить дневной свет.
Роща гоблинов. Ветки, которые в последний раз я видела голыми, налились соками новой жизни, покрылись новой листвой; под ногами мягким ковром стелилась пышная изумрудная зелень. Я сделала глубокий вдох, и пьянящий запах Рощи гоблинов в разгар лета наполнил мои ноздри, расслабил волю и даже вдохнул слабую надежду.
– Спасибо, – сказала я подменышу. – Спасибо.
Он не ответил и лишь молча смотрел, как я обхожу стоящие кольцом ольхи, такие знакомые и милые моему сердцу. Я прикоснулась к каждому листику, к каждой ветке и стволу, заново знакомясь со старыми друзьями. Когда же я попыталась выйти за пределы круга, пальцы натолкнулись на какое-то препятствие.
Я нахмурилась. Физического барьера – забора, завесы или чего-то подобного – не было, однако присутствовало четкое ощущение преграды.
– Граница между мирами, – сообщил подменыш. – Пересечешь ее – окажешься в верхнем мире.
Я внимательно посмотрела на своего спутника. Его слова прозвучали почти как пытка. Как вызов. Однако лицо подменыша было по обыкновению непроницаемо, он терпеливо стоял рядом со мной и ждал, пока я исследую границу.
Там и сям я замечала следы присутствия Кете – обрывки ленточек, листки с эскизами и даже что-то похожее на начатую вышивку. Я наклонялась, чтобы потрогать эти предметы, и все они были вполне осязаемы.
– Как получается, что я могу видеть все эти вещи, касаться и нюхать? – изумленно спросила я.
– Мы находимся в одном из промежуточных мест, – пояснил подменыш. – Предметы здесь существуют одновременно и в верхнем, и в Подземном мире. Пока вы их не коснулись, они полностью принадлежат верхнему миру. Пока лучезарная дева не принесет ваш подарок домой, он будет находиться в Подземном мире.