— Хабибулин! — не выдержал наконец Збруев, тронув за плечо казаха. — Проснись!.. Скажи, Хабибулин, — присел он на койку, — какой тебе тип женщины нравится: чтобы… плов хорошо варила, чтобы все полы у тебя в юрте блестели — или такой, чтобы… каналы прокладывала, заводы строила, массы за собой вела!.. И если она к тому же красивая. Какой?
— А которая плов — тоже красивая? — спросил казах.
— Ну допустим.
— Которая — плов, — ответил казах и тотчас снова заснул.
— Эх, Хабибулин!.. — поднялся Збруев. — Не пловом единым сыт человек.
Он походил по комнате и присел на кровать Орлова.
— Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет… — задумчиво продекламировал Збруев. — Есть все-таки женщины в русских селеньях!.. А, Орлов?.. — он приподнял над подушкой голову беспробудного сержанта. — Орлов, ты читал Виктора Гюго «Отверженные»?.. Верно там сказано: если горе и несчастье длятся слишком долго, значит, счастье не за горами!
Збруев отпустил голову Орлова и встал.
— Только теперь его нужно ковать… — озабоченно произнес он. — Ковать…
Он постоял немного среди кроватей.
И вдруг над общежитием и, казалось, над всем поселком раздался крик Збруева:
— Па-адъем!..
Жидкие солнечные лучи освещали только верхушки таежных елей и стрелы кранов, когда сонный отряд, возглавляемый Збруевым, зевая и пошатываясь, шагал по улице жилпоселка.
— Раз, два… — считал Збруев, глядя на номера домов. — Три, четыре… пять… Может, песню, а, ребята?
— Ну, это уж хрен тебе, — сказал Орлов. — И так поднял ни свет ни заря…
— А ты слыхал, Орлов, что покой нам только снится? — ответил Збруев.
Тут показался двухэтажный дом, и Збруев остановился.
— Галина! Товарищ Листопад! — крикнул он.
Спустя минуту окно на втором этаже отворилось и появилась жующая Галина с чашкой в руке.
— Здравствуйте, ребята! Вы куда собрались?
— Готовы к освоению необжитых просторов Сибири! — ответил Збруев.
— Так сегодня — выходной! — сказала Галя.
— А что солдату отдыхать? — возразил Збруев.
Галя подумала.
— Ну, раз вы такие энтузиасты… Тогда позавтракайте — и к десяти приходите на воскресник!
— Ясно, — сказал Збруев. — А ты там будешь?
— Уже бегу, — кивнула Галя. — Доем только.
— Приятного аппетита! Взвод, кругом! — скомандовал Збруев. — В столовую шагом — марш!
По перспективному плану, сквер должен был находиться в центре будущего города, то есть за три километра от нынешнего поселка. Среди энтузиастов воскресника трудилась бригада Збруева. Мелькали лопаты. Одна за другой в земле появились ямы для саженцев.
В тот самый момент, когда Збруев отчитывал Хабибулина за сломанную лопату — подъехал самосвал. На его подножке стояла Галина.
— Идем двумя фронтами! — доложил Збруев. — Встречно!
— А я вам саженцы привезла.
— Первое отделение, принять саженцы! — распорядился Збруев.
Солдаты подошли к машине и осторожно взяли по деревцу.
— Что это за работа!.. — недовольно растолкал их Збруев. — А ну, давай еще! Еще! Еще!.. — и, шатаясь под тяжестью десяти деревьев, двинулся от машины.
Освободившись от ноши, Збруев оглянулся на Галю и тут увидел, что рядом с ней стоит и шкодливо улыбается сержант Орлов.
— Орлов, за навозом! — нахмурившись, крикнул Збруев.
— Слушай, что раскомандовался? — сказал Орлов. — Ты, между прочим, ефрейтор, а я — сержант!
— Ты — бывший сержант!
— А ты — бывший ефрейтор!
— Ребята! — деловито разняла их Галя. — На нашей комсомольской стройке не ссорятся!
Сержант нехотя отошел к мототележке.
— Аракчеев… — проворчал он, сел на тележку верхом и поехал за навозом.
— Что встали, второе отделение?.. — крикнул Збруев. — Веселее, веселее! — он повесил на сучок свой транзистор и включил музыку. — Делай, как я!
И, поплевав на руки, он со страшной силой всадил лопату в землю.
Гремела бодрая музыка, мелькали лопаты…
И вдруг музыка оборвалась. Это сержант Орлов вернулся с навозом, выключил радио — и сел на пенек.
— Обедать время, — заявил он. — Где обед?
— Привезут когда положено, — строго сказал Збруев.
— Ха! — засмеялся сержант. — На воскреснике нет кухни, я проверил. Если ты — старший, значит — обязан обеспечить!
— И обеспечу! — Збруев раскрыл бумажник и вытащил деньги. — На, держи! Выгружай навоз, езжай за колбасой. Бескрылый ты человек… Орлов! — презрительно добавил он, оглянулся на Галю, но Гали поблизости, к сожалению, не было.
…В здании управления Збруев задержался у входа перед зеркалом, осмотрел свой трудовой вид, потрогал дыру на гимнастерке, оглянулся — и аккуратно порвал ее побольше.
— Разрешите… разрешите, товарищ — станьте к сторонке! — по-хозяйски двинулся он через приемную. Дернул дверь комитета комсомола, но дверь была заперта.
— А где Галина? — спросил Збруев у секретарши.
— Уехала, — ответила секретарша.
— Вот тебе раз… Куда?
— На стройплощадку вызвали. А вы по какому вопросу?
— У нас свои дела… — сказал Збруев.
И под удивленным взглядом секретарши пошел к выходу.
Уборщица подметала в столовой пол и громоздила стулья на пустые столы.
Галины не было и здесь. Збруев подошел к буфету.
— Почем пирожки? — спросил он.
— Пять копеек, — сказала буфетчица.
— А с чем они?
— С рисом-яйцами.
Збруев порылся в карманах, даже вывернул — у него не было ни копейки.
— Жаль, — сказал Збруев. — Если бы с мясом. А Галина Листопад не заходила?
— Заходила, — сказала буфетчица. — Прибежали за ней, авария на участке, даже компота не допила.
Збруев оглянулся.
— Значит, это ее компот?
— Ее.
Збруев подошел к столику, залпом выпил компот — и побежал дальше.
Было уже темно, когда Збруев — голодный, с ног до головы в земле и навозе, с лоскутом гимнастерки, свисающим с плеча, валясь от усталости, снова добрался до управления.
— Не слыхали — авария кончилась? — спросил он ночного сторожа.
— Я только заступил, — ответил сторож.
В приемной было пусто. Дверь комитета была приот крыта. Збруев устремился к ней, распахнул… Галя была на месте, но рядом с ней сидел незнакомый мужчина, оба они жевали бутерброды с холодными котлетами, и мужчина помогал Гале подшивать дыроколом бумаги в папку.
— Наконец-то! — обрадовался Збруев. — Я уж думал — совсем тебя не найду. Значит так: сквер разбили, ребята спят, гимнастерка вот порвалась — зашить бы?
— Слушай, ефрейтор, — сказал мужчина. — Что ты моей жене покоя не даешь ни днем ни ночью?
— Как жене?.. — оторопел Збруев. — Чьей жене?
— Познакомься, Николай, — сказала Галя. — Это Костя Збруев, стрелок-отличник.
Збруев машинально протянул мужу руку.
— Постой… А зачем же тогда она писала… раз жена?
— Что писала?
— Про чувства…
Муж подозрительно посмотрел на Галю.
— Ничего я такого не писала, — сказала Галя. — Может, это комсомольская переписка по линии контактов с армией?..
— Сейчас мы разберемся, — мрачно сказал муж. — Раз по линии контактов, значит — копии должны быть.
Он направился к шкафу. Збруев перевел растерянный взгляд на Галину.
— Збруев — «эс» или «зэ»? — спросил муж, возвращаясь и раскрывая папку.
— Зэ…
— ЗАГС, заселение… Збруев. — Он быстро пробежал страничку. — Ну и где же тут про чувства?
— Вот… — неуверенно ткнул пальцем Збруев.
— «Дорогой далекий солдат…» — прочел муж. — Ну и что?
— Ну, тогда вот… хотя — нет… — взгляд Збруева забегал по страничке и наконец остановился. — А это что такое?.. — обличил Збруев — и прочел: — «Как тебе служится, с кем тебе дружится, что тебе снится во сне!»
— Ну и что?
— Если человек стихи переписывает — он же особые мысли выражает! Всё здесь про чувства! Всё!
— Бездоказательно, товарищ Збруев, — отрезал муж.
— Вообще-то письма Перепелкина составляла… а я только подписывала, — призналась Галя.
— Видишь, это шефская работа, тебе ясно? Дело, понимаешь? — кивнул муж на папку. — Вот тут и твое письмо подшито… Между прочим, — усмехнулся он, — «женщина» без мягкого знака пишется.
— А почему же — «жень-шень»? — вяло, думая о другом, возразил Збруев.
— Потому что китайское слово. Тебя еще и грамоте надо учить? Вон вас сколько! — кивнул муж на полки шкафа, забитые папками. — Что же, прикажешь с каждым индивидуально работать?
Збруев долго смотрел на мужа — и вдруг сказал с сердцем:
— Бюрократ ты! И ты, и твоя жена!
И вышел из комнаты.
Вслед ему, шагающему от управления, глядели ярославские ребята, расположившиеся на крылечке.
Прояви к Галине жалость,
Не вини ее, солдат:
Видно, шибко замоталась
На работе Листопад!
Кабы только — шефский сектор,
Но еще ведь на руках
Все прорывы на объектах
И на мужниных носках…
На столб опустился ворон и каркнул.
«Ж.-д. станция — 8 км — с. Оленево — 120 км», — указывали стрелки.
Под столбом, как былинный богатырь на распутье, сидел на чемодане Збруев и зашивал прореху на гимнастерке.
Сделав последний стежок, он перекусил нитку, надел гимнастерку и с ремнем в руке привстал, услышав вдали шум мотора.
Вскоре рядом со Збруевым затормозил грузовик. Шофер высунулся из кабины.
— Не до Оленева? — спросил Збруев.
— Три рубля… — сказал шофер. — Деньги вперед.
— Три… — скис Збруев. — А может… ремень возьмешь?
— Не возьму, — сказал водитель. — Он казенный. — И захлопнул дверцу.
— Так я демобилизованный! — закричал Збруев, труся с чемоданом за машиной.
— У демобилизованных деньги есть.
Шофер прибавлял скорость. Збруев — тоже.
— Были деньги! Да все вот потратил.
— На что?
— На строительство верхнегорского комбината!.. Подожди, я все объясню!..
Но шофер посмотрел на Збруева уже с испугом, и грузовик резко ушел вперед.