Ольга остановилась, недоумевая и раздумывая, не ошиблась ли адресом.
Но дверь вдалеке крякнула снова, послышались шаги, какие-то железные лязги и голоса.
Замерев, Ольга прислушивалась к разговору, теперь явственно доносящемуся из соседней комнаты.
– Ну вот, хозяин, – говорил голосок не то женский, не то детский. – Вот тебе лежалка, вот поилка. – Снова раздались железный лязг и скрип. – Скрипучая, зараза… Иди сюда.
– Перестань, – отвечал усталый мужской голос, еще вчера бодро говоривший с Ольгой по телефону. – Не место… и не время! – вперемешку со скрипом донесся звук легкой борьбы. – Мы будем дело делать или нет?
Звуки прекратились.
– А сколько время?
– Не сколько, а который час.
– Ну час. Уот тайм из ит?
– Хаф паст фор.
– Чего?
– Уже полпятого, нам пора.
– Повезло малышу, – отозвался женский голосок, и скрипнуло в последний раз. – Живи! Бомжи, сволочи, опять замок сломали. Надо врезать, ребят пришлю. А может, все-таки ко мне? У меня квартирка своя и тепленькая.
Мужской голос удалялся вместе с шагами:
– Мы эту тему уже обсуждали и закрыли.
Крякнула дверь. Немного постояв, Ольга вернулась в коридор и заглянула в соседнюю комнату.
Разобранная раскладушка голо стояла в углу, рядом с ней на полу – чайник.
В запыленном окне через перекрестье досок виднелись две удаляющиеся фигуры: мужчина в длинном пальто и ладная девушка невысокого роста.
Приподняв руку мужчины, девушка уютно поднырнула под нее, и они зашагали в обнимку.
Последующие события этого дня столь отличались от предыдущих, что можно было только удивляться, сколь близко друг с другом соседствуют боль и радость, скорбь и праздник.
Медсестра с атласным конвертом в розовых лентах появилась из матовых стеклянных дверей, ведущих в глубины роддома.
– Кто отец? – повела она глазами.
Но поскольку того, кого можно было бы назвать отцом, среди встречающих не было: две женщины и двое детей, мальчик и девочка, – вперед шагнула Лариса.
– Я отец.
Валюшка, шедшая следом за медсестрой, радостно бросилась к Ольге и повисла у нее на шее. Лариса тем временем, сунув сестре деньги в карман халата, бережно приняла ребенка.
Потом новорожденный гражданин совершал свой первый в жизни путь на малиновом «мерседесе» и, нисколько того не осознавая, кротко глядел своими небесного цвета бессмысленными глазами на державшую его Ольгу. Потом, что-то, видимо, осознав, он заревел в разболтанном домовом лифте на руках у Валюшки. И наконец успокоился, впав в более привычное сонное небытие на кроватке в углу Валюшкиной комнаты, отгороженном занавеской.
Там притушили свет, и за столом, заранее накрытом, началось семейное застолье.
– Ну вот, – говорила Лариса, наполняя рюмки чистейшей в мире водкой «Абсолют». – Нашего полку еще прибыло. А тебе сок, ты кормящая, – обнесла она Валюшку. – За сына полка! Вернее, женского батальона! Ура! Ура! Ура!
– Тихо ты, – беспокойно огляделась Валюшка. – Чего орешь?
– Да они еще ни фига не слышат, – выпив, сказала Лариса. – И видят, говорят, кверх ногами. Третьего рожаешь, а не знаешь.
– Как раз знаю, все они видят и слышат! Я у Брэга читала.
– Брэг – это про еду, дура, ты спутала. А про детей – Спок!
– Как назовешь? – положила научному спору конец Ольга.
– Ой, не знаю, Ольгунька, – запечалилась Валюшка. – Я вся прямо в колебаниях. Давайте вместе придумаем!
Лариса выплюнула на ладонь косточку маслины и объявила:
– Будем действовать методом исключения. Антон у нас уже есть, Сережка, Катька, Федька, Машка… Может быть – Сашка?
– Ну что ты, Лариска! – замахала Валюшка руками. – С ума сошла! Сашку я не хочу.
– Ах да, – вспомнила Лариса. – У тебя этот гад был Сашка, хоккеист. Тогда, выходит, исключаются также Костя, Коля, Илья, Гена… мой Борис, – она посмотрела на Ольгу, – твой Филипп, ну Герберт, ясно, Вадим, – загибала она пальцы. – Что же это, совсем мужских имен не остается?
Звонок в прихожей прервал ее рассуждения. Лариса встала, придержав тоже поднявшуюся Валюшку.
– Сиди, именинница. Это Фрида Абрамовна.
Лариса прошагала в прихожую, открыла дверь. И вопросительно оглядела мужскую фигуру в мешковатом плаще.
– Простите, – застенчиво сказал мужчина. – Я, собственно, не должен был приходить. Но я сам электронщик, мои друзья работают на компьютере в «Гименее», и они по моей просьбе позволили некую утечку информации… Мне можно войти?
Лариса молча отступила, и он перешагнул порог.
– Вы понимаете, машина соединила наши данные… И я подумал: зачем эти безликие извещения, анонимные встречи, они ведь все равно произойдут. Так, может, лучше прийти самому, по-человечески?
Лариса дослушала внимательно.
– Вы жених?
– Ну, упрощая алгоритм, можно так выразиться. – Гость заметил стоящих в коридоре и тоже слушающих Ольгу с Валюшкой. – Простите… Только не знаю – чей…
– А вы выбирайте! – предложила Лариса. – Мы все незамужние.
Он тягостно помялся и попятился:
– Наверное, я ошибся адресом.
– Нет, нет, не ошиблись. – Лариса захлопнула дверь и подвела гостя к вешалке. – Вы как раз в самое время!
Гость снял плащ, повесил его и послушно двинулся за Ларисой в комнату.
– У нас тут небольшое семейное торжество. Так что вживайтесь с ходу. Проходите. Садитесь. Угощайтесь. За встречу!
Лариса наполнила гостю рюмку, Ольга придвинула тарелку. Валюшка, притихнув, взирала на него неподвижно.
Под общим взглядом гость выпил и, неловко ткнув вилкой в первое попавшееся, что стояло рядом, закусил.
– Очень вкусно, – сказал он.
Молчание и общий пристальный взгляд передали и его взгляду какую-то смутную маету. Гость огляделся.
– Вы знаете, у меня такое странное ощущение, что я здесь уже когда-то был… Такое могло случиться?
– Чего в жизни не случается, – философски отозвалась Лариса.
Гость посмотрел на нее:
– Вас зовут Оля.
– Почти. Лариса.
Он перевел взгляд на Ольгу:
– Это вы – Оля.
– Я.
– А я Вениамин, – молвил он печально.
Ольга кивнула:
– Я помню.
Вениамин посмотрел на закаменевшую Валюшку.
– А вы – Валя. Значит, теперь это вы…
– Она, она, – подтвердила Лариса. – Привлекательная веселая блондинка, сто шестьдесят на тридцать, любит спорт и детей. Имеет троих.
– По данным, – осторожно уточнил Вениамин, – двоих.
– Устарели данные, – сказала Лариса, – долго машина считала. Сегодня из роддома. Вы выпейте. – Глянув на гостя, Лариса налила ему рюмку. – А то вы побледнели что-то.
– Спасибо. – Он выпил и поставил рюмку на стол. – А вы зря смеетесь, – укоризненно заметил он Ларисе. – Мне ведь все равно, что два, что три. Что дюжина.
– А здесь никто ничему не смеется, – сказала Лариса и для подтверждения обратила взгляд на подруг.
И правда, как ни исключительно смешна, даже невероятна была ситуация, смеяться почему-то никому не хотелось.
– Я, серьезно, люблю детей, – освоившись после выпитого, продолжал Вениамин. – Я дожил холостяком до сорока шести годов и всегда мечтал, чтобы их у меня было очень много. Но все было некогда – то защищал диссертацию, то хоронил маму… У меня ведь мама умерла, полгода назад, – сообщил он Ольге. – Такая вот беда. Всю жизнь мечтал о самостоятельности. Ну если уж не о своей комнате, хотя бы о своей кровати вместо раскладушки. И достиг… Такою вот ценой. – Он горько вздохнул. – Ничего. Жизнь ведь продолжается? Теперь я жених с приданым. Можно эту и мою обменять – детям в доме нужен простор. А кстати, где они? – посмотрел Вениамин на Валюшку.
– Старшие в школе и в саду, – за Валюшку ответила Лариса. – А младшего можете поглядеть. Покажи, Валюшка.
Сидевшая изваянием Валюшка очнулась и, быстро проведя по глазам ладонью, поднялась:
– Проходите, Вениамин! Пожалуйста!
Вместе с Валюшкой Вениамин пошел за занавеску.
– Все, поплыла, – неодобрительно заметила Лариса. – Но глядите, – крикнула она Вениамину вслед, – если уж вы снова сюда попали – значит судьба, обратного хода нет!
Лариса налила себе и Ольге и перекрестилась.
– Помоги, Господи, хоть на этот раз. Да, а ты-то как? – чокнулась она с Ольгой. – Разыскала своего?
Ольга рассеянно кивнула.
– Ну? – спросила Лариса.
– Все хорошо. Работает. Доволен. Недавно был на конгрессе в Лондоне.
– Ну и слава богу. – Лариса опрокинула в рот рюмку. – Эх, девчонки, как хорошо, когда все у всех хорошо! Сердце радуется, и душа поет. Что-то мы нашу песню забыли. Гостя повеселим. Давай. «А ты такой холо-одный, – затянула она. – Как айсберг в океане…»
И вдруг увидела, как Ольга, опустив голову, зарыла лицо в ладони.
– Ты чего? – удивленно смолкла Лариса. – Ольга? Ольгунь, – потормошила она ее за рукав. – Ольгунька! Ты что? Ревешь, что ли, ненормальная?
«Боинг» уходил к взлетной полосе. Туман размывал его все сильнее – в это раннее утро над Пулковом был туман и самолеты не прилетали, а только улетали.
Потом самолетный силуэт пропал совсем.
Лариса, Валюшка и закоченевший от ответственности Вениамин, с атласным, в лентах, свертком на руках, стояли за аэродромной оградой и смотрели, хотя смотреть, собственно, было уже не на что.
И вдруг уши резанул внезапный грохот, и совсем рядом, как страшная рыба в мутной воде, тяжелое, полуразличимое нечто полого прочертило туман – и скрылось в тумане. И так же разом снова стало тихо.
Они постояли еще немного и направились к «мерседесу».
Машина выехала на шоссе. Лариса, несмотря на туман, гнала быстро: ни машин, ни гаишников на утреннем шоссе не было.
– Ну вот, – сказала Лариса. – Еще восемь часов, и у Ольгуньки – лето, солнце, океан, золотой песочек. Мечта!
– Вениамин, – вдруг робко попросила Валюшка, – пожалуйста, почитайте еще раз? Ну то, что вы вчера нам читали, про сны?
– Наверное, сейчас не к месту, – неуверенно сказал Вениамин.
– К месту, про сны всегда к месту, – кивнула Лариса. – Особенно когда не спишь всю ночь. Читайте.