– Ах, какой несча-а-стный! – протянула Света. – Какой бе-е-дненький! У фирмы столько квартир в работе, а ему ехать некуда! Нас пока и отсюда не гонят.
Она снова прильнула к Дашкову, и он почувствовал ее влажные пухлые губы на своем ухе, на щеке и потом – на губах. Оторвавшись от долгого поцелуя, Света заглянула Дашкову в глаза:
– Ты чего? Устал, да? Ты лежи, я сама… А ты просто лежи. Отдыхай…
Ее рука нетерпеливо завозилась с пряжкой дашковского ремня, потом спустя некоторое время заскрипела раскладушка, причем все сильнее и надоедливей, потом ложе опрокинулось, и они оказались на полу – теперь Дашков сверху, и слышалось только их надсадное дыхание, пока вдруг Света, взвизгнув: «Ай», не оттолкнула Дашкова и не села.
– Что? – приходя в себя, спросил Дашков.
– Заноза! В попке…
– Покажи.
Света поднялась и повернулась. Никакой занозы не было, но на круглой ягодице четко отпечатались контуры паркета.
– Ничего там нет. – Дашков поднялся тоже, приводя в порядок одежду.
Света с ненавистью пнула ногой раскладушку, от чего та встала на место, и села на нее.
– Господи… Как бомжи какие-то! Даже не потрахаться по-человечески. Все на полу да на полу… А у меня квартирка, своя. На кой хрен я кровать новую купила? Широкенькая, мягенькая. И не скрипит, как эта зараза. Поедем, а? – жалобно глянула она на Дашкова.
– Света, – отозвался Дашков, возможно ласковее, но твердо. – Мы уже столько раз говорили на эту тему.
– Ну и кукуй со своей независимостью. – Света, шмыгнув носом, подтянула к себе сумку и вытащила из нее пачку листков. – Ему жить негде… Вот, выбирай! – Листки, один за одним, закружились в воздухе. – Литейный! Светлановский! Map… Нет, на Марата еще живут… Тульская! Пестеля!
Чемодан Дашкова, чайник и сложенная раскладушка ехали на заднем сиденье «тойоты», сам Дашков – на переднем.
Остановившись перед синими рифлеными воротами, Света посигналила. В окошко выглянуло чье-то лицо, и ворота, жужжа, стали медленно складываться, почти как в Лос-Анджелесе, только не вчетверо, а в гармошку.
Машина въехала в светлое помещение небольшой авторемонтной станции. Здесь царили невиданные порядок и чистота. Блестели под лампами «мерседесы» и «вольво», над ними и под ними трудились механики в голубых комбинезонах. Света, выйдя из машины, помахала одному из них.
– Толик, посмотри, – сказала она ему, когда он подошел. – Что-то все время снизу, тук-тук, а потом – дзинь. Я сейчас, – кивнула она Дашкову.
Дашков пересек зал и вошел в стеклянный офис, где светились экраны компьютеров, а за столом во вращающемся кресле сидел, разговаривая по одному из телефонов, неузнаваемо респектабельный Миша Маслов. От прежнего его вида остались только длинные волосы, но и они были аккуратно собраны сзади.
– …Как договорились, доставим к консульству в девятнадцать часов. – Он протянул Дашкову руку. – Нет, у нас опозданий не бывает. Бьен. Мерси. Оревуар.
Трубка с мелодичным звоном опустилась на аппарат. Дашков сел.
– Ты что, французский знаешь? – спросил он.
– С ума сошел, – удивился Миша. – Мы же вместе учились. А что?
– Да письмо какое-то получил, на французском. – Дашков полез в карман.
– Нет проблем. Гена. – Без лишних слов Миша передал письмо очкарику, сидящему у компьютера.
Дашков полез в другой карман и протянул Мише деньги.
– Остаток долга.
– Можешь обождать, я не обеднею.
– Я тоже.
Миша посмотрел на Дашкова иронически и испытующе:
– Неужто голубая мечта дурости близится к осуществлению?
– Не тронь святое, – хмуро отвечал Дашков.
– Ну, ну. – Взяв деньги, Миша встал, открыл бар. – Виски, водки?
– Перебьетесь до вечера! – Света вошла в офис. – Сегодня вечером фирма «Слоник» гуляет. Сделала большое дело, имеет право на релаксейшен.
По-хозяйски она достала из бара банку фанты, щелкнула, открывая, жадно приложилась.
– Что ты все пьешь целый день? – Дашков глядел, как, запрокинув голову, Света без остановки опустошает банку.
– А тебе жалко? – отозвалась Света и допила до конца. – Будут лучшие люди, – продолжала она, прохаживаясь, – форма одежды парадная, тэйбл заказан в «Аустерии», там сегодня Эльдар работает. – Света остановилась у компьютера. – О, письмишко переводят? Сейчас мы все про малыша узнаем! Миша, спроси его – почему он ко мне, подлый, не хочет переезжать?
– И не подумаю, – ответил Миша.
– Чего это – не подумаешь? Он тебе кто, ДРУГ?
– Вот потому и не подумаю.
Дашков недоуменно разглядывал бумагу, переданную очкариком с принтера.
– Чушь какая-то, – пробормотал он. – Домовладение… Это что-то по твоей части.
– Дай, – подошла Света. Она читала вначале молча, потом вслух: – «Предлагаем господину Дашкову В. М. вступить во владение домом и землей… город Зербрюгге, королевство Бельгия…» – Ее взгляд подозрительно вперился в Дашкова. – Нетушки, не по моей! Я домами в загранке не торгую!
– Я, что ли, торгую? Я и здесь в этом толком не разбирался.
– Выходит, разобрался!
– Партнеры – брек. – Миша встал между ними и взял письмо. – Тут подпись: адвокат.
– Ну и что?
– Защитник. Значит, тебя от кого-то защищают, – рассуждал Миша. – Скажем, от других претендентов на твое владение. А кто может претендовать? Родственники. Может, очень дальние, о которых ты слыхом не слышал.
Затрещал, как пулеметная очередь, какой-то инструмент в цехе и стих.
– И к чему ты это все? – спросил Дашков.
– К тому, – сказал Миша, – что, может, семейная легенда вовсе и не легенда? И не зря ты еще в школе титулом подписывался? Может, это и вправду по какой-то родовой линии?
Глава двадцать пятаяИх княжеское благородие
Как ни тягостно было Дашкову обращаться к Бруевичу, как ни претила организация, откуда однажды, не признав его притязаний, Дашкова выгнали с позором, – другого выхода он не мог придумать.
Домашний телефон Бруевича не отвечал, и надо было для начала найти новый адрес организации.
Никакой Благородной Российской Герольдии в справочнике «Желтые страницы» не значилось, но было Дворянское благородное собрание, где любезный женский голос, мгновенно став нелюбезным, ответил, что Герольдия есть, но это организация альтернативная и к истинному Благородному собранию не имеет никакого отношения.
Так или иначе, но адрес Дашков добыл, отыскал и особнячок, где у входа, рядом с вывеской «Общество охотников и рыболовов» находилась искомая, с двуглавым орлом, и вместе со Светой, не отстававшей ни на шаг, стоял теперь перед Бруевичем, а Бруевич читал письмо.
Дочитав, он молча поднялся, взял с полки толстую книгу, полистал ее, убедился в чем-то и вернулся за свой стол в небольшом кабинетике с копией картины «Иван Грозный убивает своего сына».
– Адвокатская контора «Шарль Сакс», – кивнул Бруевич. – Есть такая. Фирма солидная. Известна всей Европе. – И воззрился на Дашкова.
– Но ты-то понимаешь, – сказал Дашков, – что этого не может быть?
– Скорее всего, – согласился Бруевич. – Но есть заверенный факт. А с фактом, когда он в твою пользу, не спорят. – Подумав, он встал. – Пойдем.
– Куда?
– Со мной. Как всегда. Хоть ты того и не стоишь, тварь неблагодарная…
Вслед за Бруевичем Дашков и Света вышли в коридор, опрятный и недавно отремонтированный, подошли к массивной резной двери, и Бруевич ее отворил.
В комнате, украшенной гербами, стягами и портретами российских императоров, за длинным столом заседали несколько человек.
– Извините. – Бруевич по-свойски прошел во главу стола, где в мундире с ремнями председательствовал князь Долгорукий. – Любопытное дело, Василий Васильевич. Газетная утка-то оказалась не уткой!
Долгорукий непонимающе поглядел на Бруевича, перевел взгляд на вошедших с ним Дашкова и Свету.
– Владение Дашковых в Европе, помните? Так оно нашлось, в Бельгии! Вот, – передал он письмо и перевод. – А вот Дашков, Вадим Михайлович, законный наследник!
Пока Долгорукий читал письмо, все общество, обернувшись, разглядывало пришельцев.
– Да, – поднял голову Долгорукий, дочитав. – Но из текста совершенно не вытекает, что это именно фамильная, наследственная принадлежность.
– А какая, позвольте спросить? – воскликнул Бруевич. – За здорово живешь, за красивые глаза? Так не бывает. Зато мы, господа, часто ошибаемся в людях, и я не раз ставил этот вопрос на Собрании.
Письмо меж тем пошло по кругу. Долгорукий, привстав, поклонился Дашкову и отдельно Свете.
– Присаживайтесь. Я, кажется, припоминаю… Аркадий Савельевич рекомендовал вас год назад.
– Да, Василий Васильевич, – подхватил Бруевич с укором. – И рекомендации показались вам неубедительными, не содержащими веских доказательств принадлежности к роду. И так мы оттолкнули человека, который всей душой, всеми бескорыстными помыслами стремился внести свой вклад в дело возрождения Российской Герольдии. Какие еще теперь требуются доказательства?
Иконописный бородач, пробежав письмо, передал его соседу, глубокому старику с младенческим, лучезарным лицом.
– Здесь, видимо, досадное недоразумение, – сказал бородач Дашкову. – Вы должны понять, наша Герольдия основана на совершенно иных принципах, чем… – он саркастически усмехнулся, – чем так называемое Дворянское собрание, существующее, как известно, на деньги компартии.
– Лакейский официоз, – презрительно бросил лысоватый молодой человек, единственный молодой за столом.
– Наш девиз – чистота рядов, – продолжал бородач. – Титул мог быть дарован только императором, они же, в угоду политической конъюнктуре, готовы раздавать княжеские и графские достоинства кому угодно…
– Надеюсь, вам известны эти пресловутые имена? – вставила усатая дама, судя по крупным серьгам и акценту – из грузинских княжон.
Имена Дашкову были неизвестны, и он только вертел головой.
– А тут еще эта возня вокруг замка в Европе, десятки лже-Дашковых. Вы должны нас понять и простить, – заключил бородач. – Имение всегда считалось мифо…