Зимняя война — страница 27 из 43

Куда дальше во всех детективах отправляются шпиёны. В театр за гримом. Бородку чеховскую прикупить и усы будёновские. А, ещё бакенбарды пушкинские.

Не, когда у тебя пятьдесят рублей осталось, то по гримёрам ходить глупо. Пришлось сидеть в гостинице и перед зеркалом обычным чёрным и красным карандашом над физиономией изголяться. Самое обидное будет, если за пару дней до экса вызовут к товарищу Сталину и тут же в дивизию или в Петрозаводск отправят. Но нет, день проходил за днём и никто Ивана Яковлевича не беспокоил. Добавляли пару раз соседа в номер, и каждый раз всё тот же сержант ГБ отводил его на завтрак, обед и ужин в ресторан. Хоть тут повезло, а то бы с голоду помер. Деньги по аттестату получала в Спасске-Дальнем жена, а он, сорванный Берией прямо с железнодорожной насыпи, остался без денег практически. Раньше бы можно было сходить к Ваське Блюхеру, а теперь тот далеко. А вот, интересно, он ведь дом не продал, врагом народа не объявлен, что сейчас в доме или кто. Но проверять не стал. Вдруг за домом наблюдение поставлено.

Десятое число всё же наступило, а к Сталину Брехта так и не вызвали. Сразу после завтрака, Иван Яковлевич вернулся в номер, взял портфель со штатской одеждой, вышел из гостиницы и, пройдя по улице немного, зашёл в подъезд небольшого двухэтажного дома. Там переоделся и, выйдя на улицу обычным советским коричневым человеком, пошёл в сторону Арбата.

С неба сыпал мелкий нудный дождь. Настоящий – осенний. Иван Яковлевич стоял на выходе у проезжей части на Воздвиженке и караулил чёрный опель. Если История несмотря на все его усилия продолжает гнуть свою линию, то сейчас машина должна проехать – именно тут кратчайшая дорога к Кремлю. Он перед этим прошёл по улице и убедился, что машина находится за железной решёткой. Милиционеры стояли на своих местах, а вот чекистов видно не было. Это хорошо. Рана в боку уже зажила окончательно, но прыжки через заборы и бегание по подворотням пока не приветствовалось.

Посольский Опель появился в сопровождении нашего ГАЗ-А. Менять, что-то было уже поздно и Брехт сделал несколько шагов к перекрёстку, нащупывая в кармане пальто пистолет. Тонированных стёкол ещё не изобрели и прикрывали не желающих любоваться красотами Москвы обычными гофрированными шторками. Она чуть приоткрыта была, и Брехту, под небольшим углом, отлично видно было, что на заднем сидении немецкой, сверкающей чёрным лаком, машины сидят двое.

Опель поравнялся с перекрёстком и остановился, уступая дорогу едущему грузовику. ГАЗ-А стал его обгонять. Всё, Брехт сделал пару шагов к машине, дёрнул на себя ручку двери и в образовавшийся проём высадил все семь пуль из Кольта. Дзинь, звякнул рамой М1911.

Глава 17

Событие сорок девятое

Донесение. Развивая наступление, мы сожгли ещё несколько деревень. Уцелевшие жители устроили нашим войскам восторженную встречу.

Карел Чапек

– На «МиГ-3» как в газовой камере. После 30 минут полёта во рту целый день стоит запах выхлопных газов поршневого двигателя. На «И-16» всё терпимей, в кабину попадают не все выхлопные газы, а только от двух цилиндров.

Сашка Скоробогатов рассказывал. Чего вспомнил. Так угорел почти. Преследовали его или нет Иван Яковлевич не знал. Не до разглядывания. Маршрут отступления намечен. А раз намечен, то нужно ему следовать. Маршрут заканчивался в котельной во дворе дома соседнего с посольством Литвы, скорее всего посольство тоже от этой котельной тепло получают. Брехт её приметил в первый же день рекогносцировки. Потом отбросил мысль. А потом вернулся. Дверь не закрыта, точнее, закрыта, но на крючок обычный. Понаблюдав за кочегаркой Иван Яковлевич окончательно убедился, что это здание именно то, что ему и нужно. Истопник днём почти не появлялся, где-то может в другом месте работал, или как Виктор Цой в ансамбле играл. Приходил только вечером, там и ночевал. Днем отличное убежище получалось и очень сомнительно, что там прямо в пятидесяти метрах от посольства будут злоумышленника искать.

Всё как всегда. Все планы хороши только до начала операции, а потом все они рушатся. Только Брехт заскочил в котельню, попетляв по дворам и на платочек уселся, чтобы не замарать одежду, как за дверью послышались шаги, брякнул крючок и в свете дверного проёма нарисовался кочегар. На Цоя он был не похож. Рыжий и мелкий. Брехт успел шмыгнуть в проём между стеной и стенкой, за которой котёл находился. Узкий такой тупик пять метров длинной и около метра шириной заставленный железными листами ржавыми и ломиками всякими.

Мужик, напевая песню, про «всё выше и выше», стал разводить огонь в топке. Что-то пошло не так. Не было его тут днём всю неделю и вот опять … Чертыхнулся пару раз Герострат, не получалось, видимо, разжечь огонёк, плесканул керосинчику, запах не перепутать, и загудело в печи. Сначала было терпимо, даже приятно Ивану Яковлевичу стоять за листами жести этой. На улице и намок и продрог, ожидая машину с литовским министром иностранных дел. А тут тепло вскоре от стены или перегородки этой пошло. Согрелся, просох, даже дремать стоя стал комдив. Но потом лепота закончилась. Пародокс, но печь забирала кислород из воздуха, а через всякие щели выдавала в непосредственной близости от Брехта газы угарные. Дышать стало тяжело. И лучше не становилось. Потом ещё и жарко стало. Прямо по-настоящему жарко, как в пустыне Калахари в полдень. Иван Яковлевич, понял, что ещё десяток минут и не побывает он никогда в той пустыне. Здесь скончается от удушья и жары. Пришлось выходить на свет божий. Мужика валить было жалко, но себя-то в разы жальче. На счастье увлечённый подкидыванием в топку угля рыжий товарищ стоял к этому отнорку спиной и Брехт его убивать не стал, огрел рукойткой «Кольта» по плечу и поймав на захват провёл обычный удушающий приём из дзюдо. Герострат обмяк и бы почти бережно «покладен» у стеночки поближе к выходу.

Иван Яковлевич выглянул во двор дома. Тишина. У выхода из двора стояли и разговаривали две женщины, но до них было далеко и выхода было два. Брехт достал из портфеля форму, переоделся, оодежду запизал в портфель и бросил его в топку. Снова глянул во двор. Ничего не изменилось. Комдив проверил пульс на шее кочегара. Жив курилка. Взял в руки лопату его большущую, снял пока фуражку и вышел из котельной. Не оглядываясь, дошёл до подворотни, оставил там лопату, надел фуражку и вышел на улицу. Тишина и спокойствие, словно на соседней улице и не убили час назад целого министра не братской Литвы.

– Ваня, – прямо вздрогнул, так вздрогнул. Рука сама дёрнулась к кобуре, огромных усилий стоило Ивану Яковлевичу, чтобы не выхватить «Кольт» и не выстрелить на голос. Вместо этого остановился и медленно натягивая на физиономию улыбку повернулся. Оба-на! Гевюр цузамен! Перед Брехтом стояло два больших воинских начальника. Одного Брехт знал, второй был тёмной лошадкой. В смысле, был черняв, Брехту не известен и шашку носил, то есть в кавалерии служил.

– Григорий Михайлович, какими судьбами? Рад видеть! – Рядом с кавалеристом стоял командарм 2-го ранга Штерн Григорий Михайлович.

– За тобой приехал. Шучу. Но не совсем. Мне Ворошилов звонил на днях, хотят твою дивизию из Польши к нам под Петрозаводск перебросить. А мы с … Знакомься, это командир 18-й стрелковой дивизии – комдив Черепанов Иван Николаевич.

– Здравия желаю.

– А это, Иван Николаевич, тот самый комдив Брехт, про которого мы только с тобой говорили. Лёгок на помине.

– Рад встрече, прямо чудеса товарищ командующий про тебя рассказывает. – Протянул руку тощий чернявый кавалерист.

– А чего с шашкой? – полюбопытствовал Брехт, услышав, что комдив этот совсем не кавалерийский начальник, а совсем даже командир стрелкового корпуса.

– Так наградная, лично товарищ Сталин награждал, когда я в Первой конной воевал.

– Понятно.

– Ваня, а ты чего в саже, вон весь локоть чёрный и одет не по погоде, в гимнастёрке, не лето на дворе.

– Я тут недалеко в гостинице «Националь» поселился. Мехлис сказал ждать, мол товарищ Сталин хочет со мной пообщаться.

– Заслужил. Я Ворошилову вот два дня назад про спирт твой рассказывал. Да, мы же тоже в «Национале» поселились, пойдём, чего мокнуть, отметим встречу.

– С радостью, Григорий Михайлович, только я чуть. Вдруг к Самому завтра вызовут.

– Да и мы упиваться не будем, так, согреться. Завтра назад в Карелию убываем. Так, чего в саже?

– Это грязь. Машина застряла помогал толкать.

– Ясно, как всегда в каждой бочке затычка, – загудел командующий.

– Горбатого могила…


Событие пятидесятое

Когда кажется, что весь мир настроен против тебя – помни, что самолёт взлетает против ветра.

Генри Форд

Газеты молчали. Не убивал никто посла с министром. На полях интернета тоже было не густо информации. Может это от того, что самого интернета ещё нет, как, впрочем, и микросхем, а без них какой интернет. Лет через… Через много лет СССР будет гордиться ЭВМ занимающей целое здание и … умеющей брать интеграл. Ещё через много лет сволочь одна американская с помощью компьютера лишит прогрессивное думающее человечество мечты – Теорему Ферма почти решит. Но пока лампы огромные и приличный расход электричества, целую электростанцию для ЭВМ надо. Нет интернета. Никто в «Одноклассниках» не выложил, что министра иностранных дел Литвы Юозаса Урбшиса белорусский патриот расстрелял в центре Москвы за желание оттяпать исконно Белорусскую землю с бывшей столицей этой земли – городом Вильно.

Из номера Брехт почти не выходил. Опасался, выйдет погулять, а в это время приедут звать его к товарищу Сталину. Вот не повезёт.

Ожидание и непонятки закончились пятнадцатого октября. Пришёл тот самый сержант ГБ Ильиных и вручил конверт, в котором оказался приказ подписанный Ворошиловым. Товарищу Брехту надлежит прибыть в город Петрозаводск и доложить о прибытии своему новому непосредственному начальству командарму 2-го ранга Штерну Григорию Михайловичу. Дивизия уже начала передислоцироваться в деревню Юргилица на северном берегу Ведлозера, которое находилось в тридцати километрах от границы с Финляндией.