Финский полушубок был великоват, пришлось утянуть его ремнем и портупеей. Шапка пахла мужским одеколоном — ныне покойный майор Велламо Коскинен был франтом. Никита материализовался на пустыре в тот момент, когда часовые на крыльце вели увлеченную беседу. Они заметили постороннего, насторожились. Впрочем, форма была своя, волноваться не стоило.
— Майор Пурку, штаб дивизии, — представился Мечников, подходя к крыльцу. — Я ищу майора Коскинена, его срочно требует начальник штаба. Нам доложили, что майор направился сюда.
— Майор Коскинен уехал около часа назад, возможно, вы с ним разминулись… — переглянувшись, ответили часовые.
— Неужели? — Никита поднялся на крыльцо. — Странно, где бы я мог с ним разминуться? Спасибо, рядовой, наверное, это все-таки произошло. Совещание еще не кончилось? — кивнул он на закрытую дверь.
— Еще нет, господин майор. Хотите, чтобы мы доложили о вашем прибытии?
— Сам доложу, не утруждайтесь.
— У вас необычный акцент, господин майор, — подметил один из часовых. — Это датский?
— Это русский, — последовал ответ, и нож, возникший из рукава, пронзил солдатский полушубок.
Рядовой икнул, схватился за лезвие, что было полной глупостью. Но много ли соображают умирающие?
Второй не успел среагировать, слева из-под крыльца выросла фигура, ударила его ножом в позвоночник. Удар у Максимова был силен, лезвие раскроило хребет, мгновенно парализовав туловище. Он стащил бедолагу за ноги с крыльца, помог туда же затащить первого. Приходилось постоянно озираться. Слева кто-то пробежал вдоль длинной стены дома — хотелось верить, что это Карабаш. Максимов, кряхтя, взвалил на плечо ручной пулемет, махнул на прощание рукой и сгинул во мраке пустыря. Слева раздался хрип — Карабаш на углу столкнулся с третьим часовым, обходящим периметр. Стычка закончилась явно не в пользу последнего.
Никита посмотрел по сторонам, толкнул тяжелую дверь. Образовались сени, в которых размеренно попыхивала печка. Здесь было тепло и уютно. Глиняные горшки на полках, нехитрый кухонный инструмент. На коленях у печи сидел финский военнослужащий без верхней одежды. Дверца была раскрыта, и он ворошил кочергой искрящие дрова. Никита замешкался на пару мгновений. Засовывать человека головой в печь — это негуманно и что-то из разряда безжалостных русских сказок. Истопник услышал скрип двери, закрыл кочергой дверцу, разогнул спину, обернулся… и Никита треснул его затылком о каменную махину печи. Раскололась затылочная кость, брызнула кровь, военнослужащий сполз на пол. Вот так-то лучше…
Мечников открыл дверь, вошел внутрь и быстро закрыл ее за собой. Еще один «предбанник» — сколько здесь вообще комнат? Свежевымытый пол, деревянная мебель, витое старомодное кресло. С последнего поднялся еще один мужчина в форме — с лычкой капрала. Он что-то уловил в глазах «майора» — нездешнее, опасное, и рука потянулась к автомату «Суоми», прислоненному к тумбочке. Никита швырнул нож — с такой силой, что чуть не вывернул руку. Лезвие вонзилось в грудь по рукоятку. Капрал побагровел и, опустив голову, зачарованно уставился на торчащее из груди оружие. Ножи у разведчиков были качественные, из закаленной стали, с массивным удлиненным лезвием. Никита подошел, взял его под мышки, чтобы при падении не наделал шума, и опустил на пол.
Оставалась единственная дверь. Он вошел в натопленную комнату, где проходило совещание. Оно действительно еще проходило. Что-то не срасталось в лихих «наполеоновских» планах. В помещении присутствовали семь офицеров финской армии — в полевом обмундировании, в утепленных национальных пьексах. Трое стояли, трое сидели на табуретах вокруг стола. Вся компания в свете керосиновых ламп задумчиво созерцала карту. Седьмой сидел у окна на подоконнике, раскуривал трубку. Он выглядел самым старшим — седой пробор, лицо с морщинами. Все присутствующие повернули головы, отрешенно воззрились на посетителя.
— Чем обязаны? Простите, господин майор, мы вас не знаем, — нахмурившись, произнес седовласый полковник.
Не было смысла заводить разговоры. Никита открыл огонь с двух рук, «по-македонски». Он стоял у порога и стрелял из двух пистолетов одновременно — собственного «ТТ» и позаимствованного у Коскинена браунинга. Выстрелы оглушительно отзывались в ушах, вызывали острую головную боль. Двое уронили головы на карту, и зона предстоящих боевых действий окрасилась кровью. Пуля швырнула седого господина на окно — он выбил своим телом раму и вывалился наружу. Еще один хлопнулся с табуретки навзничь. Истошно закричал темноволосый капитан, кинулся в угол, где и вонзился простреленной головой в стену. Храбрый и решительный блондин метнулся к нему, чтобы выбить из его рук оружие, — у него не было времени достать собственный пистолет, и тут же рухнул, истекая кровью, под ноги старшему лейтенанту. Лишь один из присутствующих дотянулся до кобуры, выхватил браунинг — за что и получил три пули в грудь…
«В котлах вариться точно будем…» — подумал Мечников, равнодушно глядя на мертвое царство у себя под ногами. Когда на крыльце затопали сапоги, заголосили люди, он вышел из ступора, вздохнув, отыскал свободное место на полу и лег на спину — таким образом, чтобы дверь была перед глазами. Солдаты проскочили сени, первую комнату. Никита прикрыл глаза — но не совсем, поэтому видел, как в помещение ворвались несколько солдат с карабинами. Они растерянно озирались, водили стволами. Что за чертовщина, здесь одни трупы! Впрочем, один из них вдруг быстро ожил и открыл огонь. Остались еще патроны в обоймах, пусть и мало — один патрон в браунинге, два в «ТТ». Каждому по пуле, на большее Никита в эту минуту расщедриться не мог. Первый как-то оскалился и рухнул на колени. За ним объявился второй, вскинул карабин. Пуля в животе заставила выронить оружие, отвалить в сторону. Третьего отбросило к двери. Падающего бойца оттолкнул четвертый, ворвавшийся в комнату с карабином наперевес, за ним пятый — это уже полный перебор… Никита закрыл глаза, ладно, бывает. Главное, что дело сделали, контрудар отменяется, так как все, кто его придумал и собрался воплотить в жизнь, мертвы.
Когда прогремела автоматная очередь, он снова открыл глаза. Оба солдата были мертвы — вернее, еще не совсем, но это не важно. Один обливался кровавой рвотой, другой выгибал спину, выполняя спортивное упражнение «мостик». В разбитом окне, куда сверзился седовласый полковник, маячила сосредоточенная физиономия Карабаша.
— Командир, опять отдохнуть решил? Чего разлегся, как на пуховой перине? Давай ко мне! Тут сейчас такое начнется…
Мечников взлетел с пола, бросился к окну, плюхнулся на подоконник, ноги прочертили полукруг — и Карабаш едва успел отпрыгнуть. Он схватил Никиту за шиворот для придания устойчивости. С этой стороны было тихо, но на северной окраине тревожно перекликались люди. Забился в припадке ручной пулемет.
— Держите, товарищ старший лейтенант, — Карабаш сунул ему в руки тяжелый автомат «Суоми», — это вам. Добыл в скоротечном бою, как говорится, и сейчас он вам понадобится… Давайте за угол, выбираемся к пустырю, там наши…
Они побежали вдоль избы. Рано еще умирать! На углу у крыльца присели на корточки, пристально всматриваясь в темноту.
— Эй, сюда! — звонко выкрикнули из-за сарая на другом краю пустыря. — Бегите к овину, мы их задержим!
Никита повернул голову и увидел, что со стороны дороги приближается целое войско! Да еще из изб выскакивали полуодетые солдаты. Он дал очередь из автомата, рядом пристроился Карабаш. Хорошо, что снег на этом участке расчистили трудолюбивые финские солдаты, как раз для них!
— Бежим, товарищ старший лейтенант! — прохрипел Карабаш, забрасывая за спину опустевший автомат. — К овину! Максимов, прикрывай!
Они пронеслись через пустырь двухметровыми прыжками. За спиной гремел ручной пулемет, кричали попавшие под кинжальный огонь солдаты. Дальше снег был не чищен, упали в него, как в зыбкое болото, поползли. Пули выли над головами. Навстречу, увязая в снегу, спешили разведчики.
— Не стрелять, свои! — закричал Кочергин. — Мужики, огонь, поддержим Максимова! Эй, Максимка, давай сюда, хорош там развлекаться!
Забились автоматы — и финны стали пятиться, отстреливаясь на ходу. Несколько смутных личностей пустились в обход, но это не имело значения — им предстояла долгая дорога. Прибежал Максимов, покатился в снег. С трофейным пулеметом ему пришлось расстаться, но невелика потеря. Свинцовый шквал смел с пустыря все живое. Возвращаться в овин, видимо, не было смысла, убежище сыграло свою роль. Разведчики побежали в обход, а потом поползли, когда выросла глубина снежного покрова. В лесу тоже были люди — хлестали автоматы, кто-то кричал — кажется, Камбаров с Анкутдиновым. Никита оглянулся. На дальней стороне пустыря снова скапливался неприятель — солдаты жались к строениям, переползали. Кругом валялись трупы — довольно много, славный выдался вечерок…
Разведчики вбежали в лес, и Никита заорал:
— Все живы?
— Кажется, все, товарищ старший лейтенант… — пробормотал Латкин. — Точно все… Двое в лесу сидели, трое на дело пошли, пятеро прикрывали… Иванченко, Данилов, вы здесь?
— А то… — прокашлял Данилов. — Где нам еще быть? Все целы, товарищ старший лейтенант, никого не задело…
— Идут, гады… — процедил Иванченко, выбивая из автомата короткую очередь. — Сейчас осмелеют, через пустырь рванут… А еще сбоку, за хутором, целая кодла крадется…
— Лыжи разбирайте, что вы тут лежите? — встрепенулся Камбаров. — Мы с Ренатом все ваше барахло сюда стащили, пока вы там шумели…
— Полминуты на сборы! — объявил Мечников. — Пока не подтащили пулеметы да не шарахнули по нам из всех стволов… Уходим на юг, не растягиваться, постоянно вести перекличку. Если кто отстанет, высеку, к чертовой матери!
Глава 8
Об отдыхе после боя оставалось только мечтать. Но удача окрыляла, вливала силы. Великое дело сделали — и без единой потери! К тому же у них были лыжи, а у преследователей — нет. Пока подтянутся лыжные отряды, пока соседние части перекроют местность — уйма времени пройдет. Мечников спешил, подгонял людей, а хвойный лес все не кончался. Силы таяли, и Никита разрешил сделать короткий привал. А потом отдал приказ повернуть на запад и двигаться по прямой не меньше километра, только так можно сбить погоню с толка. Это стало непростой задачей, лес неожиданно оборвался, и группа оказалась на берегу водоема. Пришлось идти в обход, но лыжники завязли в сложном рельефе береговой полосы. Все чаще приходилось делать привалы, вслушиваться. Бойцы сидели кучкой, заразительно зевали, курили в рукава маскхалатов — все рукава уже прожгли папиросами.