Зимняя война — страница 26 из 42

ся тактических отступлений, если необходимо. Кроме того, в этой дивизии наблюдалось хорошее взаимодействие между пехотой и приданными артиллерией и танками, наладил хорошую связь с авиацией, которая оказала ему серьезную поддержку. Результат – к Новому году Оулу пал.

– Ты наблюдал за штурмом Оулу? Как это было?

– Я опоздал, товарищ Сталин. Когда прибыл, городок был уже взят. Финны готовились его серьезно защищать, но комбриг предпочел использовать массированный удар артиллерии и атаку с воздуха, для разрушения линий обороны противника. Фактически штурм велся методом артиллерийского наступления. Наши потери были незначительны. Из полутора тысяч финских военных больше половины сдались в плен. Хочу сказать, что на Выборгском направлении аналогичным образом действовал командарм Тимошенко и именно его действия стали тем решающим фактором, который обеспечил победу: были проведены обучения войск, созданы ударные штурмовые подразделения, которые научили взламывать укрепленные точки противника, и все это делалось без прекращения боевых действий на фронте. Товарищ Тимошенко требовал от командиров проявления инициативы, проламывая глубокую оборону сильно укрепленной полосы Маннергейма самыми различными методами.

– Артиллерия, танки, авиация, флот?

– К кому нет претензий, так это к авиации. Летчики действительно были на высоте! Единственной ошибкой, на мой взгляд, было решение бомбить Хельсинки и другие города. Это вызвало волну ненависти, сплотило общество вокруг буржуазных националистов, вызвало сплочение их вооруженных сил. Никакого устрашения этими акциями достичь не удалось.

– И что предлагаешь? Как видишь это исправить?

– Считаю, что бомбардировки не должны быть ковровыми, по городам с мирными жителями. Мы должны уничтожать военные объекты, заводы, транспортные узлы, но города не трогать. Это не либеральный гуманизм, товарищ Сталин, это трезвая оценка психологического эффекта наших бомбардировок, которая проведена политработниками при работе с местным населением. Материалы в этой папке.

– Ясно. Подумаем над этим. Дальше.

– По флоту также претензий особых нет. С артиллерией стало все намного лучше с приходом на фронт группы наших ведущих артиллеристов, как товарища Кулика, так и товарища Воронова. Тимошенко и Мерецков особо отмечали работу товарища Воронова.

– Ну да, кулик у нас птица далеко не мелкая, а кусается похлеще любой вороны! – Сталин любил побалагурить с использованием птичьих фамилий своих главных артиллеристов.

– Танковые части показали себя в этой войне не слишком хорошо, товарищ Сталин. Очень невысокая готовность танковых частей, частые поломки, неправильное тактическое применение привели к избыточным потерям в танковых войсках. Бронирование наших танков имеет ряд недостатков, в тяжелых условиях болотистой местности даже зимой танки весьма уязвимы. Часто командиры использовали один-два танка для того, чтобы организовать прорыв через линию обороны противника, игнорируя указания о массированном использовании танковых частей. Применение же танков против укреплений типа линии Маннергейма было, на мой взгляд, проявлением тактического бессилия командиров на месте боя. Там и понесли наибольшие потери.

– Линия Маннергейма действительно такая неприступная, как утверждают некоторые наши командиры?

– Никак нет, товарищ Сталин. Она была неприступной, пока за нее не взялся командарм Тимошенко. А после этого сразу стала вполне себе приступной.

– Это верное замечание. У большевиков найдется ключик к любой крепости противника! – настроение вождя немного улучшилось.

– Линия Маннергейма крепка была хорошим использованием особенностей местности, подготовленным предпольем и максимально возможным заполнением промежутков между укреплениями частями финской армии, они хорошо знали местность и уже не раз проводили там учения. В этом была ее сила. Но знания и сила силу ломят. Считаю, что опыт штурмовых действий надо тщательно изучить и создать специализированные штурмовые соединения – полки или бригады в РККА. В будущем пригодятся.

– Тоже докладную подготовил? Вижу. Давай сюда, посмотрю.

– Есть претензии и к работе наших политорганов. Основная масса политработников проявили себя хорошо, достойно, сражались наряду с бойцами и командирами, вдохновляли их, вели в атаку, так, как и положено вести себя коммунистам. Наибольшие претензии, к сожалению, образовались к нашей пропаганде. Эту работу мы провалили, товарищ Сталин. И тут у меня есть мысли, с которыми я хотел бы поделиться даже без докладных. Был у меня острый и не самый приятный разговор с тем же комбригом Виноградовым, уже в Оулу.

– И что за разговор? – Сталин отставил трубку, которую набивал табаком, чтобы взять в разговоре небольшую паузу, но услышав снова фамилию Виноградова даже немного напрягся. Это было интересно, и, как подсказывала вождю интуиция, действительно важно.

– Мы делали ставку на пролетарский интернационализм, говорили бойцам о солидарности с финским народом, но никакой солидарности и взаимодействия на самом деле не было. Местное население относилось к нам, как к захватчикам и врагам. Финское общество было спаяно националистической пропагандой и национализмом как идеологией. Мы недооценили силу этого антибольшевистского оружия. Комбриг Виноградов утверждает, что национализм как идеология начал культивироваться буржуазной верхушкой как противоядие от пролетарского интернационализма. Рабочая солидарность с молодым советским государством заставила мировую буржуазию искать противоядие не только военное и экономическое, но и идеологическое. Мы же недооценили силу национализма как идеологии и не уделяли должное внимание борьбе и антинационалистической пропаганде. А твердая вера в восстание финского народа, как и создание коммунистического правительства Отто Куусинена в нашей пропаганде сыграло отрицательную роль. Не было пролетарского восстания. Не было поддержки населением правительства Куусинена. Нам это постоянно тыкали в глаза. Вообще создание этого правительства – наша серьезнейшая ошибка. Я знаю, что идея исходит из инициативы Коминтерна, которую поддержало наше партийное руководство, но мы не учли тот факт, что в ходе Гражданской войны финские интернационалисты замарали себя кровавыми расправами среди местного населения. Гражданская война не знает жалости и сострадания, но для местного населения финны, которые оказались у нас – однозначно предатели, враги и убийцы. И создание этого правительства из финнов-интернационалистов, выгнанных за пределы Финляндии, работало не за нас, а против нас.

– А что было бы лучше?

– Мы считаем…

– Мы?

– А я подумал, и стал разделять мнение товарища Виноградова в этом вопросе. Мы считаем, что эффективнее было бы создание правительства народного единства, на основании всех левых сил, в том числе местных молодых социалистов и коммунистов, не участвовавших в Гражданкой войне. И еще… товарищ Виноградов допустил крамольную мысль о том, что Коминтерн не совсем верно осознает свою роль в современном мире и использует свой потенциал неправильно, порой даже во вред мировому коммунистическому движению.

– Очень несвоевременную и крамольную мысль допустил товарищ Виноградов, а как считает товарищ Мехлис?

– Считаю, что мысль крамольная, несвоевременная, но очень аккуратно присмотреться к некоторым тенденциям в Коминтерне нам не помешало бы.

– Так неужели товарищ Мехлис считает, что роль ВКП (б) в Коминтерне необходимо изменить, провести ревизию этой роли?

– Я не ревизионист, товарищ Сталин, но то, что роль ВКП (б) в последние десять-пятнадцать лет неуклонно растет, это несомненный факт.

– Мы вернемся еще к этому вопросу. Товарищ Мехлис, не сейчас, время еще этого разговора не пришло. Скажите, Лев Захарович, больше крамольных мыслей комбрига… Виноградова, верно? Да… не посещало?

– Крамольных нет, а вот одну идею комбриг Виноградов высказал. Я сразу же пригласил его в политуправление, да он отказался. Хочет воевать, а не болтать, не понимает, что слово может бить сильнее пушки… иногда.

Мехлис понял, что слишком уж зарвался, соскочил с любимого конька пропаганды, действительно, чего ему товарища Сталина распропагандировать пытаться? И продолжил:

– К нам в плен попал полковник белофинской армии Ялмар Сииласвуо, который известен еще и как «Кровавый Ялмар», один из участников и вдохновителей Выборгской резни. Комбриг Виноградов предлагает судить его как военного преступника. Показательный открытый процесс. Судить за военные преступления над мирным населением и показательно повесить. Важно не просто осудить его, а именно как военного преступника, ввести в юридическую практику понятие «военные преступления», показать, что воевать против мирного населения – это наказуемо, особенно в условиях современной войны, когда есть оружие, при помощи которого можно стирать с земли целые города. Здесь обоснование. Юридическое. Политическое. Международное. Идеологическое. Запад усиленно создает нам образ варвара, преступника, пугает коммунистами свои народы, в первую очередь мелкую буржуазию, обывателей. Этот процесс может стать сильным идеологическим козырем в нашей борьбе с мировой буржуазией.

– Очень сложный и скользкий путь… этот ваш процесс, товарищ Мехлис. Много жестокости было в годы Гражданской войны. С обоих сторон. Да и сейчас. Разве не скажут, что мы – военные преступники, разбомбили мирные города?

– Если в городах есть военные объекты, то это получаются разрешенные цели, поскольку правительство само виновато, что в крупном городе разместило военный объект. Мирные жители страдают в результате ошибок военных. Но это тоже надо закрепить юридически. А, самое главное, мы, а не Лига наций будем устанавливать правила войны. В англосаксонской юридической мысли прецедент имеет огромное значение.

– Эти документы я хочу посмотреть в первую очередь. Кто будет выступать обвинителем? Вышинский? Вот с ним и переговорю. Лев Захарович, отдыхай. Завтра, перед отлетом в Ленинград, получишь инструкции к переговорам.