– Здравствуй, Алексей Иванович! Как себя чувствуешь комдивом? – Павел Рычагов приветливо улыбался, на его круглом лице сияла добрая улыбка, а следов вчерашнего пития невозможно было углядеть даже под мелкоскопом. Вообще, у Павла Васильевича была своя особая харизма, молод, талантлив, бесшабашный вояка, такие в прошлые войны шли в гусары, а сейчас – в авиацию. Вот только бы подучиться ему, как говаривал герой Васильевых, Чапаев, «малость подучиться и армией республики командовать смогу»…
– Здравия желаю, Павел Васильевич! А комдивом? Пока еще не чувствую. Вот, жду, когда меня определят куда… Тогда и почувствую.
– С этим у нас быстро. Работы много. Работников не хватает. Вот у меня просто не кем вакансии закрывать. Тяну из штабов полков, а туда кого? Крутимся, как белка в колесе. Сам знаешь, какие задачи стоят и перед армией, и перед ее авиацией, да и флоту нарезали заданий! У меня единственная надежда, что пойдет вал выпускников из летных училищ, можно будет заполнить вакансии в низовом звене, а оттуда потихоньку на среднее перетягивать. Ну, хорошо… ты, о чем поговорить-то хотел?
– Павел Васильевич, ты сейчас, после награждения, вернешься на Дальний Восток, думаю так, там неспокойно…
– Есть такие прогнозы, Алексей Иванович. Продолжай.
– Так вот, уверен я, что пойдешь быстро наверх, даже взлетишь. Потому и сможешь справиться с одной проблемой, а я тебе свои мысли изложу, пару минут удели мне, не более…
– Ну, давай, режь свою правду-матку в глаза.
– Мы открываем множество летных школ и училищ. Совершенно ясно, что нужно будет много новых летчиков. И нужна будет система их подготовки. Именно система! Роль ВВС в будущей войне переоценить невозможно. Ты с немцами сталкивался в Испании, враг опасный, летчики хорошие. С ними совладать будет непросто.
– Да, итальянцы и испанцы им в подметки не годились. Да и техника у немцев получше их испанских друзей. Но мы с ними сражались на равных!
– Вот… Нам нужна будет новая техника, чтобы с немцами воевать не на равных, а чтобы они скрежетали зубами от нашей новой техники! А новая техника всегда сложнее старой.
– Почему так решил? – голос Рычагова выдавал искренний интерес. Ну да, места любого летчика в том, чтобы новая машинка имела скорость реактивного МиГа, маневренность «Чайки»[83] и управляемостью У-2.
– По танкам сужу. Новые машины куда сложнее старых, хотя и возможностей у них больше. Думаю, к самолетам такое же сравнение сделать можно.
– Верно.
– И что будет, если необученных пацанов сразу за новую сложную машину сажать? Скажу по примеру танковых войск: ломаться будет техника от неправильного обращения. Только если у танков поломка, это такое дело – экипажу мало чем грозит, а вот авиатору поломка техники почти всегда смертный приговор.
– В принципе, возможно, возможно…
– Мы у себя в дивизии вот что делали. Приходит новый мехвод, тракторист чаще всего, вот только его от трактора оторвали, в форму одели и вперед! Так мы его сначала на легкую танкетку ставим, она от трактора в управлении вообще не отличается. Так он попривыкнет, пообтешется. Тогда на танк посложнее, у нас есть несколько таких, специально под молодежь держим. Списать бы пора, а я все держу. Славу Плюшкина заработал. И только опосля его на нужную машину ставим. А он уже и попривык вроде. Осваивает сложную технику быстрее и эффективнее. И поломок мало. У меня двадцать шестые все до фронта добрались! Да, их постоянно латать было надо. Ну, наступит затишье, делаем техобслуживание и точка!
– Это интересно. Предлагаешь нам такую же систему завести? А что? И детали продумал?
– Нет, только наметки. У вас тут своя парафия, мне вмешиваться как-то не с руки. Да и не знаю я особенностей вашей летной кухни.
– Ну, давай свои наметки. Рассказывай.
– Военные училища – теория, взлет-посадка, освоение легкой техники типа биплана, вроде У-1 или У-2, не знаю я, но там и налет будет не такой большой, и освоятся они вроде неплохо. Техника ведь простая.
– Скажи еще, что не сложнее швейной машинки. – с обидой в голосе произнес Рычагов.
– Сложнее, но ведь в ОСОАВИАХИМе на подобном вроде пытаются учиться? Вот и не будет у них шока от новой техники. Да и сам знаешь, какие на училища лимиты по топливу выделяют. Так что им как раз на такие цели хватит.
– Соглашусь.
– А это то, что тебе по плечу уже сейчас. Создать надо армейские учебные эскадрильи.
– То есть?
– Собираешь несколько самых опытных летчиков, свои самолеты знающие, как на зубок. Вот они и должны молодежь довести до ума пусть на уровне взлет-посадка, но на новых уже самолетах! На привычных пусть пилотаж крутят, все мастерство будут улучшать, а на новых только основы.
– Хм…
– Тут и лимиты можно выбить, это же будет учебно-боевая часть, особая эскадрилья, ну, вы там лучше придумаете. Окончательную шлифовку делать в боевом полку. Там уже основы тактики, пилотаж более высокого уровня. Опять же налет возможен, лимит на авиатопливо другой. А хочешь вишенку на тортике?
– Ну?
– Специальные эскадрильи повышения квалификации. Вот туда командирами асов ставить. Лучших из лучших. Вот тут толкового пилота направил, а из него делают уже воздушного волка, от которого враги улепетывать будут завидят или услышат, все равно…
– Да. Наговорил ты мне, комдив, мне теперь надо будет голову ломать, все припоминая.
– Павел Васильевич, обижаете, я тут пару строк черканул, просто без строгих привязок и обоснований. Посмотри, может быть, что-то и пригодиться.
– Ладно, спасибо тебе, разберусь. – произнес Рычагов, рассматривая несколько страниц, расписанных убористым почерком, что я положил ему на стол.
– И еще, Павел Васильевич, – произнес я, уже направляясь к дверям кабинета, но развернулся, и подошел к Рычагову почти вплотную, убавил громкость голоса до шепота, пришлось наклониться, – никогда не говорите, что летаете на гробах. Гробом самолет делают пилоты.
Маргарита появилась примерно через полчаса от того, как время работы истекло. Увидев меня обрадовалась, заулыбалась, быстрым шагом подскочила ко мне и заявила:
– Простите, Алексей Иванович, Кулагин[84] задержал. Слушала начальственные указания. Никакой личной жизни. Раньше было проще, у нас тут главреда не было, командовала редколлегия. Я работала с Петровым[85], он меня из «Огонька» перетащил. Ой! Это мне? – Маргарита наконец обратила внимание на букет белых роз, удобно устроившихся на моей, чуть дрожащей от нервного напряжения, руке. Вот что начальственный выговор делает с девушкой!
– Это вам, Маргарита, только давайте на «ты», а то я смущаюсь и чувствую себя Кощеем Бессмертным, когда меня молоденькая девушка, и на «вы».
– Согласна. Куда идем?
– Пока что прямо, Марго, пока что прямо… – и я указал направление, уточняя: – к Садовому кольцу.
Мы начали неторопливое движение, девушка удобно взяла меня под руку: и ей хорошо. И мне приятно, и все приличия соблюдены.
– Так почему Марго? Вы как-то странно угадали, меня так звал отец, мама звала Маргариткой, бабушка Мэрой…
– Не Марой?
– Шутите? Мара – носит в себе негативную коннотацию, бабушка такого не могла бы допустить…
– Да, славянская богиня смерти… это не про тебя, точно… А Маргошей?
– Если бы меня кто-то посмел назвать Маргошей, я бы его самолично удавила!
– Вот! Чисто Мара… Шучу, в этом вопросе я с тобой, Марго, солидарен. Глупейшее искажение прекрасного имени Маргарита.
– Так почему ты назвал меня именно Марго? – она смешно нахмурила лобик, и постаралась серьезно и грозно посмотреть мне в глаза…
Вот ты как со мной, хорошо, забросим тебе из будущего…
– Ты напомнила мне одну литературную героиню, которую автор иногда называет королевой Марго… – она мило улыбается, еще ничего не подозревает. Хорошо!
– «Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы. Черт их знает, как их зовут, но они первые почему-то появляются в Москве. И эти цветы очень отчетливо выделялись на черном ее весеннем пальто. Она несла желтые цветы! Нехороший цвет. Она повернула с Тверской в переулок и тут обернулась. Ну, Тверскую вы знаете? По Тверской шли тысячи людей, но я вам ручаюсь, что увидала она меня одного и поглядела не то что тревожно, а даже как будто болезненно. И меня поразила не столько ее красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах»! [86]
Маргарита неожиданно остановилась, как будто натолкнулась на стену.
– А у вас, королева Марго, вместо желтых цветов была пожелтевшая от времени папка… И одиночество в глазах тоже было… И есть.
Маргарита на несколько секунд замерла, уставившись взглядом в землю.
– Скажите, откуда вы знаете эти строки? Это ведь не напечатано. – голос ее дрожал, в нем появилась легкая хрипотца и какой-то надрыв.
– Стоп! Мы договаривались на «ты», хотя я сам волнуюсь и выкаю, простишь меня, хорошо?
Маргарита молча кивнула.
– Скажи, ты ведь знаешь эти строки?
Маргарита так же молча кивнула в ответ.
– Ну вот, вся Москва знает, так почему я не должен знать? – постарался перевести это в шутку, на всякий случай добавил еще одну цитату:
– «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих. Так поражает молния, так поражает финский нож»! [87] – вот где-то так все и происходит. Так что Михаил Афанасьевич писал практически с нас…
– Не шутите так, знаете, как он плох?
– Знаю, врачи говорят пару дней, недель, максимум, месяц. Но наша медицина тут бессильна.
– Он потерял зрение. Он диктует эту книгу. Так откуда ВЫ знаете? Откуда? – своим «вы» Маргарита как бы подчеркив