Адмирал никуда не спешит (интерлюдия)
Грейффенберг. 20 февраля 1940 года
Говорят, в одну летнюю ночь жители Москвы видели страшное зрелище: бегущего во всю прыть по ночному городу адмирала. Анекдот это или нет, не знаю[90]. Но адмирал Канарис никуда никогда не бежал. Работа не позволяла. Он и спешил медленно. Морская служба приучает к немного другому течению времени, нежели сухопутная. О молниеносных действиях флота рассказывают разве что в сказках. Даже сейчас, чтобы поднять стаю штурмовиков с палубы авианосца или произвести ракетную атаку с плавающей ракетно-артиллерийской платформы (так сейчас любят корабли называть) нужно солидное время на подготовку, да просто выйти в нужную точку для атаки – это тоже время! Сейчас он вообще походил на преуспевающего промышленника больше, чем на действующего военного. Строгий костюм. Аккуратная прическа. Брезгливое, высокомерное выражение холеного лица, несколько деталей, подчеркивающих состояние и успешность – вот и секрет обычного перевоплощения. За столиком кафе на центральной площади Грейффенберга кроме представительного господина-промышленника присутствовал еще и военный. Всего на улице располагались два столика, еще несколько столиков прятались в уютном полуподвальном помещении старинного дома. Этот городок в Нижней Силезии имел долгую историю, но при этом ничего особо выдающегося в нем не было. После Великой войны городок достался Польше. Сейчас этот то ли небольшой город, то ли очень большое село оказалось снова частью Рейха и получило свое законное наименование Грейффенберг, что означало гнездо грифов.
– Скажите, адмирал, зачем вам эти красивые символические жесты? Почему вы назначили встречу здесь, а не у меня на работе? Вам что-то мешало? Вы ведь знаете, насколько загружен мой отдел сейчас! Именно сейчас!
– Да, дорогой друг, я хотел преподнести небольшой приятный сюрприз. Разве оказаться недалеко от исторической родины вашего славного рода, замка Гриф, не было немного приятно? Кроме того, кто поверит, что адмирал Канарис встречался в Грейффенберге с Грейфенбергом? Попахивает анекдотом, не правда ли?
– Да, похоже на анекдот. Не скажу, что мне было неинтересно. Я даже осмотрел замок. Вот только Силезские Грифы – это очень дальняя веточка моего славного рода. – последние три слова не содержали и капли иронии. К чему-чему, а родовому древу немецкие аристократы относились со вей возможной серьезностью.
– Наш стары померанский род намного ближе к австрийским Грейфенбергам, чем силезским Грейффенбергам, мы с ними давно утратили это двойное ф в своей фамилии, ничего при этом не утратив!
– Извините, Ганс[91], я искренне хотел сделать вам приятно.
И после небольшой паузы адмирал продолжил:
– Я выбрал этот город еще и из-за реки, кажется, Квиса, так что тут и моя территория, и ваша. А кофе в этой польской помойке все-таки отвратителен!
– Война, герр адмирал, кофе сейчас мало где хорош.
– Да, Ганс, извините, что так называю вас, но знакомство и дружба с вашим отцом, надеюсь, позволяет мне…
– Позволяет, герр адмирал.
– Так вот, я знаю, что вы занимаете важную и интересную должность. Думаю, у вас великолепные перспективы служебного роста.
– Приятно это слышать!
– Не перебивайте, Ганс! Я очень хотел получить в свое ведомство специалиста вашего уровня, но вы не согласитесь, я знаю это и не предлагаю… Мне нужен, скажем так, взгляд со стороны. У меня очень сложное положение, Ганс, мои аналитики недостаточного уровня и я им не доверяю… Понимаете, я получил интересные документы. Есть шанс, что они достаточно правдивы. Но есть шанс, что это фальшивка. В любом случае, прежде чем решить – предавать их огласке или нет, я хочу точно представлять, что из этого может следовать.
– У меня сегодня выходной день, благодаря вам, герр адмирал, я совершил это небольшое путешествие, так что вместо того, чтобы любоваться живописными берегами Квисы, я с удовольствием просмотрю.
– Хорошо, Ганс, когда закончите, позвоните по этому номеру, – адмирал протянул сухопутному полковнику бумажку с телефонным номером, – я появлюсь через десять минут.
Они встретились под вечер. Полковник, утомленный напряженной работой, перезвонил по телефону и с благодарностью принял предложение перенести разговор в небольшой бар гостиницы. Вместо польского бармена полковника встретил приятный немец с отличной спортивной фигурой и военной выправкой. Ганс неловко усмехнулся, заказал двойную порцию берентцена[92], который, на удивление, в том баре нашелся. Адмирал сидел за столиком в углу заведения, и был абсолютно спокоен. Он пил виски или бренди, судя по цвету напитка. Увидев чуть взъерошенный вид полковника, приветливо улыбнулся, но взгляд его оставался тревожным.
– Герр адмирал, ваши документы ставят все с ног на голову. Если это правда, то… То нам не надо ввязываться в войну с советами вообще. При равенстве военно-экономического потенциала это слишком рискованно! Это авантюра. Я оцениваю ситуацию только таким образом: чтобы победить большевиков нам нужно резко увеличить военный потенциал, не имеет значения за счет кого, той же Франции, например, укрепить армию, завершить войну с Великобританией. Это единственный шанс!
– А большевики не успеют ударить первыми?
– Польская война и финская кампания показали, что русские хорошо умеют обороняться. В наступлении они слабоваты. Я бы не боялся их первого удара. Я бы боялся затяжной войны на истощение, такой же, как Великая война. Поэтому наш шанс – решительный быстрый бросок, война стремительная, по типу польской компании. Блицкриг! Чтобы они не успели эвакуировать промышленность, не сумели мобилизовать массу населения, а мы смогли использовать их промышленный потенциал и сельское хозяйство. В любом случае, я не исключаю возможность этой компании. Но ее успешность – очень сложный вопрос, если вообще возможный. Пока ничего более сказать не могу. Нужно больше данных, герр адмирал.
– Если у меня появятся новые данные, Ганс, я попрошу вас уделить мне еще немного времени.
– Надеюсь на это! Прозит!
На этот раз они выпили до дна, чтобы через несколько минут разошлись, так и не произнеся банальности о том, что никто никому про эту беседу и документы ничего рассказывать не должен. Зачем произносить то, что умным людям и так понятно.
Куда я попал
Москва. Кремль. 9 февраля 1940 года
Да, к Сталину я не попал. Со мной разговаривал сам товарищ Берия. Думаете, это недостаточный для попаданца уровень? Да это запредельный уровень с моими стартовыми возможностями! Когда я планировал свои действия, был уверен, что даже Шапошников для меня предел, к которому я доберусь еще не скоро. Поэтому и решился на несколько «точечных» воздействий. Ну что же, придется менять стратегию поведения, если мне это дадут. А пока я в кабинете, который не кабинет Берии, скорее всего, эта какая-то переговорная комната или комната отдыха, курительная, например. Это я сужу по обстановке: несколько небольших столиков, пепельницы, аккуратный бар из ценной породы дерева, что там? Водка, коньяк, минеральная вода… Тарелочки с закусками. Да, тут сидели маленькой компанией. Мне даже не хочется думать, кто мог быть в этой комнате из реальных исторических персонажей.
– Так кто такой товарищ Штирлиц? – голос наркома, певучий и мягкий прямо-таки искрился от растворенной в нем патоки. Умеет товарищ Берия притвориться добрым дядюшкой, только-только спустившимся с гор.
– Это собирательный образ советского разведчика, работающего в логове нашего врага – нацистской Германии, в частности в РСХА, достающего нам важные сведения о положении дел в руководстве страны. Он получился из «Красной капеллы», Шульце-Бойзена, Арвида Харнака, Вилли Лемана и других товарищей, работающих на нашу страну за рубежом.
И куда делась внешняя расслабленность, умиротворённость, ледяное спокойствие мудрого горца? Ни поза не изменилась, мускул не дрогнул на лице, а вот взгляд сразу стал колючим, похожим на прицел снайперской винтовки. А кому понравиться, когда какой-то комбриг оперирует фамилиями, которые в стране знают единицы?
– Кто ты такой, комдив Виноградов? – вот мы и переходим к сути допроса. Берия начал серьезный разговор, мгновенно поменяв позу: тело наклонено вперед, ноги переплетены, никакого расслабления нет и в помине, скорее всего, сжатая до отказа пружина, готовая к моментально вырваться из плена и нанести удар… И все-таки это не формальный допрос. Если бы меня хотели допросить, был бы подвал, не на Лубянке, думаю, тут, в Кремле, тоже есть приспособленные помещения. Это как дружеская беседа Штирлица и Мюллера. В камере. А тут вполне цивильный зал, только опасность не меньшая, нежели в подвале у Мюллера.
– Товарищ народный комиссар…
– Я знаю свою должность, товарищ Виноградов, обращайтесь ко мне товарищ Берия.
Меня прервали самым бесцеремонным образом, буравя взглядом сквозь пенсне.
– Так точно, товарищ Берия! А можно уточнить, что вы имеете в виду под этим вопросом? Чтобы не оказаться в ситуации Платона.
– Ну, на общипанного петуха с плоскими ногтями, ты, комдив не похож. И все-таки, не делай вид, что тебе мой вопрос не понятен. А заодно, уточни, кто такой Штирлиц? И почему я должен был на него смотреть?
Извините, что немного отвлекусь от нашего разговора, но хочу заметить несколько моментов, они сразу мне бросились в глаза или в уши, даже не знаю, как сформулировать. Во-первых, у Лаврентия Павловича Берии акцент, который у нас именуют почему-то «кавказским» присутствовал, но был каким-то мягким, я такого не слышал, впрочем, с уроженцами Кавказских гор я встречался достаточно редко. Вообще нет ничего глупее выражения «лицо кавказской национальности». Там столько народов перемешано, но при этом между собой так и не смешавшихся! Так вот, голос у товарища Берия мягкий, бархатистый. Наверняка, красиво поет. И слух судя по всему музыкальный, ну что, комдив, понеслась плясать губерния!