товарища. Знакомые жёлтые глаза посмотрели на меня с прищуром. Рука дрогнула. Я узнала его — и не смогла метнуть нож.
Миг — и оба волка скрылись из виду, затерявшись в последних отступающих через скалы членах стаи. А в следующее мгновение меня окатило белой волной снега, и Курх единым движением выпрыгнул из саней, сжал в объятиях.
— Сирим! Цела! — выдохнул он мне в затылок.
Я замерла, потрясенная внезапным порывом обычно холодного мужа. И тут, прижатая к его груди, в кольце сильных рук, я наконец осознала, что опасность отступила. Неведомая сила, гнавшая меня вперёд, не позволявшая чувствовать боли и страха, схлынула без следа. Меня затрясло, и я уткнулась лицом в мех его плаща, чтобы не разрыдаться.
— Шшш, все хорошо, все позади, — Курх легко подхватил меня, усадил в сани, укутал своим плащом. Кут запрыгнул следом, устроился в ногах, зализывая раны.
— Спасибо, — сказала я тихо.
Курх посмотрел на меня, хмурясь и поджимая губы.
— Прости, я не хотел подвергать тебя опасности, я не мог остановить сани, когда волк скинул тебя, я вернулся сразу, как только смог, и я…
Я улыбнулась, прижимая палец к губам. Меня все ещё немного трясло, но я старалась не подавать виду.
— Я понимаю, — ответила я.
В одиночестве мы выехали из ущелья. Поймав мой вопросительный взгляд, Курх ответил:
— Люди уже ушли и увели стадо. Мы спасли всех, кого было можно.
Я кивнула невесело. В ущелье осталось не меньше нескольких десятков убитых оленей. Волки вернутся, и им будет, чем утолить голод.
В отличие от моих соплеменников.
Курх был прав. Что бы Аки ни говорил о голоде и гибели, волки не должны были ставить себя выше закона и обрекать на голод других. Не стоило слушать его, не стоило сомневаться в Курхе и его словах. Волки обманщики, а Волчий Пастырь предводитель этого лживого племени.
Значит и его словам про Курха не стоит верить.
Я вздохнула и поплотнее закуталась в плащ. Курх хлестнул поводьями.
— Ой-ой! — я скривилась, снимая платье. Ткань неприятно царапнула по поврежденной спине.
— Дай, посмотрю.
Я хотела было возразить, но Курх аккуратно, но твёрдо развернул меня, задирая нижнюю рубаху. Холодные пальцы скользнули вдоль позвоночника.
— Ничего страшного, просто ушиб. Постой так, я принесу мазь.
Я замерла, не оборачиваясь. Обнаженной спиной я почувствовала холодок из приоткрывшейся двери в кладовую, а затем вновь ощутила на коже ледяное прикосновение.
Курх умело втирал травяную пасту, а холод его ладоней успокаивал боль. Я зажмурилась от удовольствия.
— Все в порядке? — раздался над ухом голос мужа. Я кивнула.
— У тебя руки холодные.
Ладонь тут же отдернулась.
— Нет-нет, верни, пожалуйста! — всполошилась я, обеспокоенная, что своим замечанием обидела Зимнего духа. И смущенно добавила, — Это приятно.
Курх хмыкнул, и вновь накрыл ладонью ушиб.
Некоторое время мы стояли так — я и он. Сердце гулко стучало в ушах, и кожа под блаженно холодными пальцами Курха, едва заметно поглаживающими обнаженную спину, была, верно, горячая-горячая как мои алеющие щеки.
Так не хотелось разрушать этот хрупкий момент близости, но после всего случившегося в ущелье я просто не могла умалчивать далее.
— Курх, — подбирать слова было непросто. — Сегодня, когда меня выбросило из саней… мне кажется, я видела его. Волчьего Пастыря.
Я почувствовала, как напряглась его рука, лежащая на моей спине.
— Это он напал на тебя? — глухо спросил муж.
— Нет. Там была другая, волчица. Но когда я хотела метнуть нож, появился второй волк и увел её.
Его жёлтые глаза и сейчас стояли перед моим мысленным взором.
— Так вот, — я продолжила, внутренне готовясь к буре. — Вчера… он приходил сюда. Аки-Волк.
Рука Курха исчезла с моей спины, и рубашка скользнула вниз по коже. Я охватила себя руками. Странно, но без ледяного прикосновения мне стало лишь холоднее.
— Я впустила его. Я не думала, что здесь можно оказаться без твоей на то воли. Да и что я могла сделать… Ничего не было, честно. Он только посидел и ушёл.
Курх за моей спиной молчал. Когда тишина стала совсем уж невыносимой, я повернулась к нему, придавленная грузом стыда за своё безрассудство.
— Прости меня, — прошептала я.
— Почему ты не сказала мне?
Я десятки раз за прошедшие два дня задавала себе этот вопрос.
— Он… Он говорил странные вещи. Про то, что волки и люди погибают от голода, и ты всему виной. Что ты знаешь способ это предотвратить, но сознательно не исполняешь свой долг.
Курх поджал губы, но не сказал ни слова.
— Я не знала, чему верить. Ты был холоден и держал меня в неведении. И наше с тобой, — я замялась, подбирая слова, — супружество не давало желанного изобилия серединному миру. Я… Я действительно начала думать, что мы делаем что-то не так.
— Да что он вообще понимает, эта блохастая псина! — взорвался Курх. — Что может знать о долге тот, кто даже в свою Стаю приходит и уходит, когда вздумается? Что может он понимать в чувствах, когда каждую луну гуляет с новой волчицей? Кто дал ему право судить меня и тебя?
Я потрясенно умолкла под этим внезапным порывом.
— Прости меня. И спасибо, что взял сегодня с собой. Я увидела все своими глазами.
— Волки лживы, — холодно сказал Курх. Я покаянно опустила голову.
— Я больше не верю ни одному его слову.
Волки лживы. Но Аки был честен, говоря, что заботится о своей Стае. Он шел впереди всех, он бросился на защиту волчицы. Стоит ли спешить осудить его за то, что ему важно лишь собственное волчье племя?
А что же Курх? Что скрывает его отстраненный взгляд и холодность, сменяющая интерес и заботу? Я не знала ответа.
— Сирим, — Курх посмотрел мне в глаза, — я хочу, чтобы Аки никогда здесь больше не появлялся. Увы, ни люди ни духи не в силах помешать Волчьему Пастырю ходить между мирами. Но я обеспечу охрану. И Кут с этого дня останется при тебе. Обещаю, я сделаю все, что в моих силах, чтобы поддержать жизнь в серединном мире. И, Сирим, если он ещё раз объявится, я хочу узнать об этом от тебя.
— Обещаю. Прости меня, Курх.
Извиняясь и благодаря, я на мгновение прикоснулась к холодной коже руки, которой он растирал мне спину. Курх горько улыбнулся каким-то своим мыслям.
— Отдыхай. Мазь скоро подействует. Но постарайся спать на боку. И еще: вряд ли тебе стоит сегодня лежать на спине.
Я поняла намёк.
Мы примерили на себя новые роли. Курх — сурового воина, я — боевой подруги и жены, ожидающей супруга из похода. Курх научил меня готовить заживляющую мазь из мха и засушенных листьев и покорно позволял смазывать укусы, хотя вряд ли дух сильно нуждался в лечении. Но для меня это значило многое: я чувствовала себя нужной.
Куту тоже была отведена важная роль моего личного охранника, и малыш, пока все еще восстанавливавшийся после травм, полученных в ущелье, тенью следовал за мной везде, куда бы я ни пошла. Мне была приятна его компания, и вдвойне отрадно было видеть, как Курх хвалит песца и в шутку расспрашивает его, что происходило днем в его отсутствие. Курх, как и обещал, отрядил охранников, зверей и духов, и их силуэты я временами различала в тумане — но не более. Ни один из них мне не показывался.
По вечерам, пока я обрабатывала его раны, Курх рассказывал о волках. Где были новые нападения, есть ли пострадавшие среди людей. Я с замиранием сердца ловила каждое упоминание о соплеменниках или соседях. Но к счастью мой род пока мало интересовал волков, поскольку поселение располагалось у побережья в окружении равнин и пустынных предгорий, а волки предпочитали не покидать леса.
Курх был со мной почти каждую ночь, но по его напряжённому телу и суровому отстраненному лицу казалось, что и в постели он дает бой невидимым врагам. Скупо, без лишних движений, он входил в меня, словно нанося удар за ударом. А после, оставаясь сверху, смотрел на меня с лёгкой улыбкой. Его настрой невольно предался и мне, и хотя иногда мне хотелось прикоснуться к мужу, я тоже лишь сдержанно улыбалась в ответ.
Про Аки мы практически не говорили. С тех пор, как я встретилась с ним в ущелье, он больше не объявлялся ни среди волков, ни на пороге дома. Сказать по правде, я была этому рада. Видеть его мне совершенно не хотелось.
Пусть даже я чувствовала, что это неизбежно произойдет.
Так и случилось. Я была во дворе, собирая поленья для растопки печи, когда над ухом раздался тихий вкрадчивый полушепот:
— Здравствуй, маленькая жена.
Я взвизгнула, поленья вылетели из рук. Аки с истинно звериной грацией нагнулся, чтобы собрать рассыпавшиеся чурбаны.
Кут метнулся к духу, обвил руку, впился зубами и когтями. Я опрометью бросилась к дому. Но Аки оказался быстрее. Небрежно отшвырнув песца в сторону, он в три прыжка догнал меня и захлопнул дверь перед самым носом.
— Не приближайся! — я замахнулась единственным поленом, оставшимся в руках. — Зачем ты пришёл? Я была с Курхом в ущелье, я все видела своими глазами!
— Грозная маленькая жена, — насмешливо протянул Аки. Неуловимое движение — и моё оружие перекочевало в его руки. Краем глаза через плечо Аки я увидела белый хвост Кута, бегущего прочь со двора. Я не сомневалась в его храбром сердечке. Малыш, верно, хотел привлечь внимание стражей, скрытых в тумане. И как это дух умудрился проскользнуть мимо них?
— И что же ты собиралась сделать, — спросил Аки, лениво подбрасывая полено в руке. — Огреть меня этой дубинкой и предложить мужу сделать ещё один коврик для дома?
— Что вам нужно? Там, в ущелье, ты напал на людей! Твоя волчица чуть не загрызла меня и Кута!
— Да, и что с того? Для нас вы пища, только и всего. Каждый выживает, как может.
— А как же закон? Ты нарушаешь равновесие! В тяжелые времена нужно идти на уступки и делать все, что возможно, чтобы выжили все, не только волки. И не только люди тоже.