— Малин Форс.
Ее голос звучит четко, но хрипло.
Вероятно, ночная прогулка сказалась на бронхах, но в остальном она чувствует себя прекрасно, тело на месте, голова тоже.
— Малин, я тебя разбудила?
Голос знакомый, но она не может сразу определить чей. Малин часто слышала этот голос, но не в телефонной трубке.
— Малин, это ты? Я звоню тебе в промежутке между песнями, и у нас не так много времени.
Радиодиджей Хелен.
— Это я. Не совсем еще проснулась.
— Тогда я сразу перехожу к делу. Помнишь, ты спрашивала насчет братьев Мюрвалль? Я забыла тебе кое о чем рассказать, что, вероятно, тебе будет интересно. Утром я прочитала в газете, что вы задержали троих братьев и пока не вполне ясно, имеют ли они какое-либо отношение к убийству. И тут я вспомнила: был еще четвертый брат, сводный, я думаю, постарше их. Он казался настоящим отшельником. Отец его вроде бы был моряком и утонул. Ну вот. Я помню, что остальные братья всегда ходили вместе, но его с ними не было.
У них есть четвертый брат, сводный.
А их молчание стоит непроницаемой стеной.
— Ты знаешь, как его звали?
— Не знаю. Он был немного старше их. Поэтому, я думаю, он не очень дружил с остальными. Его редко видели. Это было давно и, может, совсем не так. Я могла и напутать.
— Ты мне очень помогла, — говорит Малин. — Не встретиться ли нам за кружечкой пива?
— Было бы чудесно, но когда? Похоже, мы обе слишком много работаем.
Они кладут трубки. Малин слышит, что Туве уже на кухне, и поднимается с постели, ощутив внезапное желание увидеть дочь.
Туве сидит за кухонным столом — ест простоквашу и читает «Корреспондентен».
— Эти братья, мама, похоже, совсем чокнутые, — говорит она, хмуря бровь. — Это они все сделали?
«Не черное, так белое, — думает Малин. — Либо сделали, либо нет».
В каком-то смысле Туве права: все действительно просто, но в то же время бесконечно сложно, неясно и неоднозначно.
— Мы не знаем.
— Ну вот. Я правильно поняла, что они сидят в тюрьме из-за оружия и охоты? А кровь, там была только кровь животных, как говорит здесь эта медицинская тетя?
— И этого мы тоже не знаем. Над этим работают в лаборатории.
— А здесь написано, что вы допрашивали каких-то подростков. Кто они?
— Этого я тебе тоже не могу сказать, Туве. Как ты провела вчерашний вечер у папы?
— Но я же говорила тебе по телефону, ты не помнишь?
— Чем вы занимались?
— Мы с Маркусом и папой ужинали. Потом смотрели телевизор, потом легли спать.
Малин чувствует, как у нее внутри что-то сжимается.
— И Маркус там был?
— Да, он остался ночевать.
— Ночевать, ты сказала?
— Да, но мы не спали с ним вместе в одной постели и все такое, если ты об этом.
Оба они, Туве и Янне, говорили с ней вечером. И никто не упоминал о Маркусе. Ни что он останется ночевать, ни что будет ужинать у Янне, ни того, что Янне вообще знает о его существовании.
— Я думала, папа не знает о Маркусе.
— Почему он не должен знать?
— Ты ведь говорила, что не знает.
— Теперь знает.
— Почему мне никто об этом не сказал? Почему вы молчали?
Малин сама слышит, как смешно звучат ее слова.
— Но ведь ты не спрашивала, — парирует Туве.
Малин качает головой.
— Мама, — говорит Туве, — иногда ты совсем как ребенок.
42
Итак, есть еще один брат.
Завидев Малин, только что переступившую порог офисного помещения в полицейском участке, Юхан Якобссон принимается размахивать листком бумаги со своего стола. А в голове у нее еще прокручивается последний разговор с Янне по мобильному.
— Ты должен был сказать, что он останется ночевать.
Янне сонный — как раз лег после ночной смены. Тем не менее говорит ясно и отчетливо.
— Малин, то, что происходит в моем доме, касается только меня. И если ты недостаточно хорошо следишь за Туве и она может скрывать такие вещи, тебе стоит задуматься над своими жизненными приоритетами.
— Ты читаешь мне мораль?
— Я сейчас же положу трубку, ты слышишь?
— То есть ты полагаешь, что в этом виновата только Туве, но не ты?
— Нет, Малин. Ты виновата, но хочешь переложить все на Туве. Пока. Позвони мне, когда успокоишься.
— Я получил выписку из Национального регистра, — объявляет Юхан, — согласно которой у Ракель Мюрвалль четыре сына, включая первенца по имени Карл Мюрвалль. Вероятно, остальным он приходится сводным братом: здесь указано, что отец его неизвестен. Имя Карла есть в телефонном справочнике, он проживает на улице Таннефорсвеген.
— Я знаю о нем, — отвечает Малин. — Сообщили буквально только что.
— Собираемся через три минуты, — говорит Юхан и показывает на дверь зала заседаний.
Малин интересно, выйдут ли сегодня дети на улицу. Можно надеяться, ведь как будто стало на несколько градусов теплее.
Но на игровой площадке детского сада никого нет. Пустые качели, горки, лестницы и песочницы.
На собрании присутствует Карим Акбар. Он сидит во главе стола рядом со Свеном Шёманом.
— До сих пор обнаружена только кровь лосей и косуль, — объявляет Свен. — Но в лаборатории работают не покладая рук. Пока они не закончили, у нас нет полной ясности в том, что касается братьев Мюрвалль. Если ничего не найдут, можете считать, что мы сели в лужу.
— Армейские автоматы и ручная граната — это тоже кое-что, — замечает Бёрье Сверд.
— Что касается оружия, — продолжает Свен, — согласно заключению специалистов государственной криминалистической лаборатории, выстрел резиновой пулей в окно квартиры Бенгта Андерссона не мог быть сделан из того оружия, что мы нашли у Мюрваллей.
— Армейские автоматы и ручная граната — это кое-что, — соглашается Карим. — Но это не наш профиль. Мы занимаемся уголовными преступлениями.
— Вопрос еще в том, кого вы видели в лесу, — говорит Свен.
— Мы не знаем, — отвечает Малин.
— Кто бы он ни был, он имеет к нашему делу самое прямое отношение, — добавляет Зак.
— Юхан, расскажи о четвертом брате, — просит Свен.
Пока Юхан рассказывает о том, что известно, за столом воцаряется тишина. В воздухе повисает вопрос. Наконец слышится голос Зака:
— Ни один из Мюрваллей ни единым словом не помянул сводного брата. Он вырос с ними?
— Похоже на то, — отвечает Малин. — Так думает Хелен.
— Вероятно, он оторвался от них, — предполагает Зак.
— Захотел жить другой жизнью, — добавляет Бёрье.
— Что мы еще знаем об этом Карле Мюрвалле? — спрашивает Карим. — Известно ли, к примеру, где он работает?
— Пока нет, — отвечает Малин, — но мы узнаем это в течение дня.
— Мы можем расспросить об этом братьев и их милую мамочку, — усмехается Зак.
— Могу попробовать, — смеется Свен.
— А что с Асатру? — Карим с вызовом оглядывает розыскную группу. — Учитывая, как выглядело место преступления, нельзя упускать это из виду.
— Честно говоря, — отвечает Юхан, — мы были заняты другим. Но собираемся вплотную поработать с этой линией.
— Продолжайте, насколько это возможно, — говорит Свен. — Малин и Зак, как прошла беседа с родителями Иоакима Свенссона и Йимми Кальмвика?
— С их мамами, — уточняет Малин. — Отец Иоакима Свенссона умер, а папа Йимми, Йоран Кальмвик, работает на нефтяной платформе. Собственно говоря, мы не узнали ничего нового. До сих пор до конца неясно, есть ли у мальчиков алиби. Некоторая неопределенность и с тем, был ли тогда дома отец Кальмвика.
— Неопределенность? — переспрашивает Свен. — Ты знаешь, что я думаю об этом.
И Малин объясняет, почему сомневается в алиби мальчиков, а также в том, что они были в квартире одни и что Йорана Кальмвика не застали на нефтяной платформе в Северном море, в то время как его жена была уверена, что он находится там.
— Но он возвращается завтра рано утром. Мы думаем допросить его сразу.
— А любовник Маргареты Свенссон? Может ли он что-либо рассказать о делах ее сына? Ведь он пытался наладить с парнем контакт?
— Мы допросим Никласа Нюрена в течение дня. Вчера вечером мы предпочли избушку Мюрваллей.
— Отлично. Но сегодня на первом месте четвертый брат. Я побеседую с этой семьей, — обещает Свен.
— То есть Карл? — говорит в трубку Ракель Мюрвалль. — Но он же переехал в город.
«Переехал в город? Ведь это всего в какой-нибудь миле отсюда, а звучит, как будто на другой стороне земного шара», — думает Свен Шёман.
— Тут не о чем говорить, — заключает Ракель Мюрвалль и кладет трубку.
— Это здесь. — Зак останавливает машину перед ослепительно-белым трехэтажным домом на Таннефорсвеген возле завода «Сааб». По всей видимости, дом построен в сороковые годы, когда «Сааб» шел в гору и сотнями выпускал истребители. Пиццерия на первом этаже обещает «Каприччиозу» за тридцать девять крон, а в буфете «Иса» напротив снижены цены на кофе «Классик». Желтая краска на вывеске пиццерии отслаивается, и Малин с трудом может прочитать название: «Кониа».
Они перебегают широкий тротуар. Дрожа от холода перед незапертой дверью, читают на табличке: Андерссон, Рюдгрен, Мюрвалль. Три квартиры.
Лифта нет.
На лестничной площадке второго этажа Малин начинает задыхаться и чувствует сильное сердцебиение. Когда они подходят к дверям третьей квартиры, она дышит с трудом. Рядом сопит Зак.
— Как же тяжело с этими лестницами! — говорит он, задыхаясь. — Каждый раз этому поражаюсь.
— Да, вчерашний снег — пустяк по сравнению с этим, — соглашается Малин.
Мюрвалль.
Они нажимают кнопку. За дверью квартиры раздается звонок, потом наступает тишина. Должно быть, внутри никого нет. Они звонят снова, но никто не открывает.
— Наверное, он на работе, — говорит Зак.
— Может, позвоним к его соседям?
Рюдгрен.
После двух сигналов им открывает пожилой мужчина с огромным носом и низким лбом. Он глядит на них подозрительно.
Малин показывает удостоверение.