— Вот как? — медленно проговорил Ултимов. Он был почти спокоен, только на виске у него набухла и часто-часто пульсировала голубоватая жилка. — Что ж, это веская причина для убийств десятка-другого трусов и ренегатов… Так в чем же дело?
Нажимайте курок и отправляйтесь к своим!.. Или вас что-то во мне не устраивает?
— Вот именно. Вы рассказали мне свою историю, и я понял, что если я убью вас, то потом никогда не прощу себе этого.
— Жаль, — сказал насмешливо Ултимов. — Жаль, что вы пришли ко мне в последнюю очередь. Может быть, тогда вы не расправились бы и с остальными своими жертвами…
— Нет, — не согласился Ставров. — Отдельные экземпляры из них действительно заслуживали смерти.
— А я, по-вашему, не заслуживаю?
— Нет. Вы — совсем другой, Станислав Михайлович. И именно вы открыли мне глаза на Ассоциацию.
— И что же вы все-таки сделаете? — с неподдельным любопытством осведомился дантист. — Или подобно буриданову ослу так и не разрешите этот парадокс?
— Мне кажется, я знаю, как поступить, — сказал Георгий. — Вам следует исчезнуть.
Уезжайте вместе с женой куда-нибудь подальше, смените фамилию… А я доложу, что убил вас.
Ултимов задумался. Ставров терпеливо ждал. И казалось, что пистолет на столике тоже ждет, настороженно прислушиваясь к разговору людей.
— Нет, — наконец сказал доктор. — Я не могу принять ваше предложение. Во-первых, не хочу убегать и прятаться… Бегство ведь всегда унизительно. Оно предполагает, что человек сознает свою виновность, а я — увольте, но не желаю осознавать свою вину перед кучкой воров и авантюристов!.. Так что — или стреляйте, или уходите…
— Вы сказали — «во-первых»… А во-вторых?
— А во-вторых, я не хочу, чтобы даже ради меня вы лгали, — ответил Ултимов. — По-моему, это самое страшное преступление. Страшнее, чем убийство…
Было непонятно, шутит он или говорит всерьез.
Что же делать, с отчаянием думал Ставров. Что же делать?.. Может быть, связать его и увезти куда-нибудь силой? Нет-нет, насилием здесь ничего не добьешься.
Разве спасают с помощью насилия?.. А что если все-таки выстрелить в него, а потом, вернувшись домой, перехватить его в нашем времени и физически помешать ему явиться в штаб Ассоциации?.. Нет. Этот вариант — тоже глупость. Ты просто хочешь задобрить им свою совесть… А может, прибегнуть к жребию? Господи, ну почему в столь ответственный момент мне в голову лезут всякие глупости?!.. А решать нужно прямо сейчас, ведь не скажешь ему: «Станислав Михайлович, дорогой, вы еще пока поживите, а я пойду подумаю и, если все-таки решу убить вас, то загляну к вам на днях… предупредив предварительно по видеофону!..» — фарс, да и только!..
— Я… — начал было Ставров, но тут же умолк. Ултимов следил за ним с сочувствующим выражением лица.
— Знаете, Георгий, — внезапно сказал он, — а вы мне нравитесь… Хоть так и не подобает говорить человеку, который пришел тебя убивать, но вы мне действительно интересны. Следить за вашими борениями поистине доставляет удовольствие. А самое интересное заключается в том, что вы заблуждаетесь, как и многие люди вашего типа. Вы полагаете, что меня убивать противно и гадко, потому что я, по-вашему, хороший и добрый, а вот если бы на моем месте был какой-нибудь отвратительный придурок, его можно было бы убить не задумываясь… Бедный мой Георгий, вы и не подозреваете, что убивать должно быть противно в любом случае. Послушайте, а может быть, вы — скрытый садист-маньяк? Хотите, я определю ваши склонности к агрессии с помощью теста? Только отвечайте быстро, не задумываясь… Какой цвет вам больше нравится: синий или красный?
— Желтый, — улыбнулся Ставров. Он уже понял, что не выстрелит. Но ему не хотелось расставаться с этим ни на кого не похожим человеком.
— А что вы выберете: воду или огонь?
— Огонь! — сказал Ставров.
Он не сразу понял, к каким фатальным последствиям привело то, что он произнес вслух это простое словечко. Он совсем забыл о том, что в число «наворотов» его «дарлея» входило и открытие огня не путем нажатия курка, а по команде «хозяина».
Пистолет был запрограммирован на выстрел, подобно хорошо натренированному псу.
Наверное, по мысли его создателей, такая функция могла пригодиться в том случае, когда ты ранен или связан и не в состоянии нажать на курок… А Георгий совсем забыл отключить эту программу перед тем, как прийти к Ултимову.
Выстрел был почти неслышным, только на столике что-то сухо треснуло, как будто сломалась невидимая веточка, и в тот же миг на белом халате дантиста, с левой стороны груди, возникла черная дырочка, через которую мгновенно хлестнула кровь, и большое красное пятно стало быстро расплываться на белоснежной ткани.
Некоторое время Ултимов еще сидел с изумлением, застывшим на его лице, а потом вдруг покачнулся и рухнул из кресла лицом вниз, словно из него вынули некий стержень, который не давал ему упасть раньше… Ставров, не помня себя, подскочил к нему и встал на колени, чтобы перевернуть дантиста лицом кверху. Но голова Станислава Михайловича безжизненно мотнулась, когда Ставров приподнял тело, и Георгий понял, что Ултимов мертв.
Отчаяние охватило Ставрова. Проклятый пистолет, думал он, все же переворачивая труп своего недавнего собеседника. Это он выстрелил, а не я! Я не виноват! Ведь я же не хотел его убивать!..
Но внутренне Ставров всё больше чувствовал себя убийцей.
— Стас! — произнес позади него женский голос. — Стас, что случилось?
Ставров обернулся. Дверь кабинета была распахнута, и на пороге стояла пожилая женщина, которая с ужасом смотрела на него и на неподвижное тело Ултимова.
Видимо, это была его жена. Впрочем, теперь уже — вдова…
Что-то смутно знакомое почудилось Ставрову в ее лице. В свою очередь, она тоже пристально вглядывалась в Георгия. Потом дрогнувшим голосом сказала:
— Отец? Неужели это — ты?!..
Ставров был не в силах произнести ни звука. Ему показалось, будто его с силой ударили под дых, так это было больно и неожиданно… Так вот про кого рассказывал ему Ултимов!.. Чту же ей сказать, что?.. Как объяснить весь этот ужас и всё, что со мной было?!.. Боже мой, так вот какой будет моя Капка через пятьдесят лет!..
Впрочем, Капитолина тут же сказала:
— Извините, я, наверное, ошиблась… Так что с моим мужем?
Она прошла в кабинет и тут увидела кровь. Стремительно кинувшись к телу Ултимова, она припала к его груди, словно пытаясь услышать, как бьется сердце.
Потом взглянула на Ставрова и перевела взгляд на пистолет, все еще лежавший на столике у кресла. В глазах ее появилась ненависть.
— Это ты убил его! — обвиняющим тоном заявила она. — За что? Ты хоть понимаешь, что ты наделал, мерзавец?!.. Ты убил его!
— Капа, — сказал, машинально пятясь от ее обжигающего взгляда, Ставров.
— Капа, я тебе все объясню!..
— Не смей меня называть по имени, убийца! — сказала она. — Ты… ты…
Она тщилась подобрать точное слово, соответствовавшее тому, что она сейчас чувствовала по отношению к нему, этому мерзкому убийце ее любимого мужа, так походившему на без вести пропавшего много лет назад отца, но это слово никак не отыскивалось, и ей оставалось только смотреть на него, чтобы хотя бы взглядом передать свои чувства, и ей это прекрасно удавалось, потому что взгляд ее толкал Ставрова из кабинета, как натиск ураганного ветра, которому очень трудно, невозможно противостоять, и Георгий пятился все дальше и дальше, лишь бы только уйти от ее взгляда, и когда он все-таки выскочил сначала из кабинета в переднюю, а оттуда — на крылечко дома, то услышал позади себя, как она закричала…
Ужас и удушающая тоска охватили его. Словно в мгновение ока весь воздух вокруг него улетучился, и он теперь вынужден был идти — да что там идти, жить — в образовавшемся вакууме, где нельзя ни дышать, ни кричать, где так холодно и одиноко… Все правильно, ты заслужил эту пустоту вокруг себя, потому что ты и в самом деле убийца, гадкий, мерзкий, черствый убийца, которого то и дело дурят все кому не лень и который постоянно находит оправдания своим подлым поступкам, а ведь по-настоящему-то нет и не может быть никаких оправданий, и дантист напрямую сказал об этом, и на его месте не беседовать с тобой нужно было, а подойти и дать тебе по морде, да покрепче, чтобы не сразу очухался, боже мой, ты опять за свое, нет, ты поистине неисправим, потому что вечно тебе кажется, что для того, чтобы в мире воцарилась справедливость, надо всего-навсего подойти и дать кому-нибудь в морду или выстрелить в упор из пистолета… или облить его напалмом и поджечь… а ведь ни пули, ни кулаки, ни бомбы ничего не способны изменить… это просто змеи, которые живут внутри тебя, они так и норовят очнуться от зимней спячки и отравить твою душу вонючим ядом самых простых, а потому самых соблазнительных решений… и ведь ты не один такой, со змеями в душе, вас в мире очень-очень много, и если даже не станет тебя лично, то ничего в этом мире не изменится!..
Очнулся он только через пару кварталов. Прохожие как-то странно косились на него и спешили побыстрее обойти его стороной. Ставров оглядел себя и обнаружил, что в руке его зажат злополучный «дарлей»… Это было очень кстати. Георгий спрятал пистолет в карман и целеустремленно двинулся в небольшой скверик, видневшийся в стороне от дороги. Оказавшись там, он достал пистолет и поднес его к виску.
Закрыл глаза. Потом опять открыл их. С недоуменным отчаянием покосился на дырочку ствола. Сказал в пространство: «Ну нет, сволочи, этого вы не дождетесь!.. Мне еще надо до вас добраться!»…
Потом он убрал пистолет за пазуху и, пошатываясь, как пьяный, побрел на негнущихся ногах к выходу из сквера.
Глава 30
Подумать как следует противники Юлову, разумеется, не дали. Едва он успел отдышаться от суматохи, закрутившейся после того злополучного дня, когда Пришелец, маскировавшийся под Сверра, убил Ружину Яхину и сам был убит снайперской пулей, а тот третий, за которым люди Юлова охотились вот уже второй месяц, ускользнул из-под самого носа, и вообще шуму было наделано много, а толку от этого не было никакого, — одним словом, не прошло и трех-четырех дней, как таинственный Персон-Карлсон вновь вышел на связь с начальником Внутреннего отдела.