День декабристского восстания, 14 декабря, всегда был для Мережковского и Гиппиус каким-то особенным праздником. У Зинаиды Николаевны есть стихотворения, посвященные годовщине знаменательного события. И вот 14 декабря 1908 года проходит фрондерский вечер в салоне баронессы Варвары Ивановны Икскуль – благотворительный, в пользу писателя Алексея Ремизова. Играют запрещенного «Павла I». Ремизов и Гиппиус читают свои произведения.
Баронесса Икскуль была известна в Петербурге своими либеральными взглядами и любовью к искусству. Она трижды вызволяла из тюрьмы Горького, всегда вступалась за опальных, занималась благотворительностью, покровительствовала науке. С Мережковскими она дружила на протяжении многих лет. И конечно же поддержала запрещенного «Павла».
Следующим летом, в 1909 году, Мережковские отправляются в Швейцарию, но там очень холодно, и супруги вновь едут в Париж, чтобы встретиться с эсером Савинковым. Эсеры возрождают боевую террористическую организацию. Интересно, что им при этом важно мнение Дмитрия Сергеевича, и Борис Савинков надеется на его одобрение террора! Разумеется, «благословения» мэтра не последовало.
Лето у Мережковских получается тяжелым, а в России, куда они возвращаются ближе к зиме, еще хуже того: «…морозы, и мороз реакции, неслыханное торжество виселиц». И Дмитрий Сергеевич, и Зинаида Николаевна беспрестанно болеют, а потому решают весной 1910 года отправиться на Ривьеру.
«Мы поселились в прелестной вилле, очень уединенной, между St-Raphäel и Канн, в Булурисе. Сад, полный цветов, совершенно райский, спускался прямо к морю, к пляжу, этой же вилле принадлежащему.
Д. С. стало сразу физически гораздо лучше, он мог гулять и работать, хотя настроение еще было подавленное. Он раздражался пустяками, что, в свою очередь, раздражало нашего компаньона, Д. Ф., но я была уже спокойнее, хотя не поправлялась. Я все думала, приедет ли сестра, но в письмах не настаивала, желая дать ей свободу.
И вдруг – телеграмма: „Приедем все трое“. Они и приехали, обе сестры с Карташевым, и мы очень хорошо, в цветах, в ласковой природе, встретили Пасху».
Мережковские решили пожить в маленьком парижском пансиончике перед возвращением в Россию. Здесь их нашел неугомонный Борис Савинков. Он жаловался на неудачи в их организации, на провокаторов… Следующую весну Дмитрий Сергеевич и Зинаида Николаевна снова проводят на Ривьере, и их соседями оказываются… снова эсеры, и тот же самый Савинков. Человек он, безусловно, талантливый – обменивается с Зинаидой Николаевной стихотворными посланиями.
«Глубок, может быть, но как дыра, проткнутая длинной палкой. Глубок – но узок, темен… Других людей он видит лишь тогда, когда они ему поют дифирамбы… Пожалуй, и тогда не „видит“, а только их замечает».
В это время у Мережковских появляется мысль – обзавестись постоянной квартирой в Париже. Сколько раз впоследствии Мережковские благодарили за эту спасительную мысль небо! Квартиру тут же находят, не очень удобную, но довольно дешевую. Как она пригодилась позже, несколько лет спустя…
Возвращение в Россию опасно: некоторые люди в это время были арестованы только за дружбу с эсерами, в частности с Савинковым. Однако «троебратство» все-таки отправляется в Петербург. И все обходится благополучно – до поры до времени.
«Чертова кукла»
В 1910 году выходит в свет роман Зинаиды Гиппиус «Чертова кукла». Он привлекает к себе гораздо больше внимания, чем первые, незрелые, полудетские романы, которые Зина писала, чтобы обеспечить семью. Это повествование о духовном падении человека, который становится игрушкой темных, злых сил. «Чертова кукла» – марионетка дьявола.
Удивительно все-таки, насколько часто русский символизм обращается к фигуре Врага рода человеческого.
«Огненный ангел» Брюсова, «Мелкий бес» Сологуба, разнообразная нежить в рассказах Ремизова – откуда все они появились? Словно в атмосфере эпохи сгущалась какая-то инфернальная тьма, и чуткие души писателей не могли не почувствовать, не отразить ее в своих книгах.
Обложка книги «Чертова кукла», 1910 г.
В тени косматой ели
Над темною рекой
Качает черт качели
Мохнатою рукой…
В новом романе Гиппиус зло представало в романе без всякого романтического ореола. Обыденность, банальность зла делала его вдвойне страшным. Не величием, а мелочностью губила душу нечистая сила, как Недотыкомка в романе Федора Сологуба «Мелкий бес». Да и в стихах Гиппиус уже появлялся отвратительный и неотвязный маленький дьяволенок.
Безрадостно-благополучно,
И нежно-сонно, и темно…
Мне с дьяволенком сладко-скучно…
Дитя, старик, – не все ль равно?
Такой смешной он, мягкий, хлипкий,
Как разлагающийся гриб.
Такой он цепкий, сладкий, липкий,
Все липнул, липнул – и прилип.
В самом романе «Чертова кукла» не было никакой мистики. Главный герой – молодой человек, красивый и уверенный в себе, которого все ласково называют Юруля. Он вхож повсюду – и в кружок молодых революционеров, и к поэтам-декадентам, и к кокоткам, и к простой горничной. Он очаровывает всех, оставаясь благожелательно-равнодушным. И каждого эта его милая теплота ведет к трагедии… Со всей своей разумностью он становится «чертовой куклой», игрушкой зла, скрывающегося за ширмой обыденной жизни.
Тема и композиция романа, безусловно, обнаруживают влияние Достоевского, в особенности же его «Бесов». А недавняя революция придала ему особые нотки тревожности. Он запомнился читателям, и не только как художественное произведение, а как примета времени.
Перед войной
В 1912 году против Мережковского начались репрессии. Когда он возвращается из Франции в Россию, в дороге конфисковывают его рукопись об Александре I. А в Петербурге на него и издателя заводят дело за написание и опубликование «Павла I», в котором видят «неуважение к власти». Давняя приятельница, добрая баронесса Икскуль, предлагает повидаться с царским любимцем Распутиным – в те времена именно такие встречи помогали решить самые запутанные проблемы. Но Мережковские гордо отказываются.
Разбирательство дела назначают на 18 сентября. К счастью, и Дмитрия Сергеевича, и издателя оправдывают за отсутствием состава преступления.
В этом же году происходит еще одно важное событие в жизни семьи. Мережковские покидают квартиру в доме Мурузи, где они прожили более двадцати лет: у хозяина появились другие планы. Они вместе с Философовым переезжают на улицу Сергиевскую, теперь они рядом с Таврическим дворцом, где заседает Государственная дума.
Распорядок дня у супругов был разный. Дмитрий Сергеевич работал поутру, до полдня. Ровно в двенадцать он шел гулять, после обеда читал и делал выписки из книг. Книги из библиотек носили ему на дом – по нескольку раз в день. Спать ложился по возможности рано (если не засиживался с друзьями). Зинаида Николаевна, напротив, ложилась и вставала поздно. Писала в основном по ночам. Утром посвящала много времени прическе и уходу за собой.
Петербург, Париж, Ментона, Сан-Ремо. Работа, встречи, общение с друзьями, работа, Савинков. Потрясшее всю Россию дело Бейлиса, когда чуть не совершилась очевидная несправедливость: евреев обвинили в том, что они «пьют кровь христианских младенцев». Быть «вне политики» Мережковские не хотели и не умели. Они все принимали близко к сердцу. С Розановым по политическим причинам разошлись совершенно – его иногда заносило на какие-то почти что черносотенные позиции. А в остальном жизнь шла обычной чередой, пока не началась Первая мировая война.
Летом 1914 года Мережковские и Философов жили на даче. Дни текли спокойно. Зинаида отдыхала, гуляла с кузиной Соней. Философов фотографировал и проявлял снимки, Дмитрий Сергеевич работал над пьесой о декабристах. И вот приехала одна из сестер Зинаиды Николаевны:
– Война. Надо быть всем вместе.
Первая мировая
В Петербург Мережковские ехать не захотели. Патриотические манифестации в первые дни войны не вызвали у них ни малейшего сочувствия. Однако и оставаться в деревне становилось все труднее. Через некоторое время пришлось все же возвращаться в столицу по железной дороге, забитой мобилизованными.
Петербург, казалось бы, остался прежним. Театры были заполнены публикой, а магазины – товарами. Но под окнами у Мережковских тренировались новобранцы, а молодые поэты начали писать о войне, «надрываясь в патриотизме», по выражению Зинаиды Николаевны. Она же, как всегда, непреклонна и независима в суждениях. Не встречает ее одобрения и спешное переименование города в Петроград, чтобы слово не звучало на немецкий манер.
Чему бездарное в вас сердце радо?
Славянщине убогой? Иль тому,
Что к «Петрограду» рифм гулящих стадо
Крикливо льнет, как будто к своему?
Но близок день – и возгремят перуны…
На помощь, Медный Вождь, скорей, скорей.
Восстанет он, всё тот же, бледный, юный,
Всё тот же – в ризе девственных ночей,
Во влажном визге ветреных раздолий
И в белоперистости вешних пург, –
Созданье революционной воли –
Прекрасно-страшный Петербург!
Мережковским очевидно, что война – «бессмысленная и страшная». Но их друзья и знакомые находятся словно в каком-то угаре, даже Федор Сологуб, Александр Куприн твердят о великих делах и о том, что немцев нужно «доконать».