– Не будьте в этом так уверены, друг мой! Никогда не говорите о вещах, которых вы не понимаете, вы только впадёте в заблуждение. Духовный мир для вас тайна, так что не берите на себя смелость судить о том, чего не сможете понять, пока это понимание само вас не одолеет!
Он высказал последние слова медленно и с сильным ударением.
– Одолеет меня? – начал было Джервес. – Что вы?…
Он резко остановился, поскольку как раз в этот момент Дензил Мюррей возник в дверях отеля и подошёл к ним нетвёрдым шагом, словно он был пьян.
– Вам бы лучше пойти внутрь, к принцессе, – сказал он, глядя на Джервеса с дикой улыбкой, – она ждёт вас!
– Что с вами, Дензил? – спросил доктор, схватив его за руку, когда тот собрался пройти дальше мимо них.
Дензил остановился, нетерпеливо нахмурился.
– Со мной? Ничего! А что такое?
– О, без обид, без обид, мой мальчик! – и доктор Дин сразу же отпустил его руку. – Мне лишь показалось, что вы выглядите как расстроенный или обеспокоенный человек, вот и всё.
– Жара! Жара! – сказал Дензил хриплым голосом. – Египет мне не на пользу, я думаю! Засушливость почвы порождает лихорадку и безумие! Мужчины – не брёвна и не каменные блоки, они создания из плоти и крови, из нервов и мускулов, нельзя так над ними издеваться…
Он сам себя оборвал на полуслове, задохнувшись от раздражения при этих словах. Джервес пристально поглядел на него, слегка улыбнулся.
– Издеваться над ними каким образом, Дензил? – спросил доктор добродушно. – Дорогой мальчик, вы говорите ерунду. Идёмте, прогуляемся со мною, воздух исполнен ароматов и просто восхитителен, он охладит ваш разум.
– Да, я нуждаюсь в охлаждении! – ответил Дензил, начиная смеяться с каким-то диким весельем. – Многовато вина, многовато женщин, многовато этих заплесневелых древних записей и призрачных пирамид!
Тут он замолчал, быстро добавив:
– Доктор, Хелен и я возвращаемся в Англию на следующей неделе, если всё будет хорошо.
– Конечно, конечно! – успокаивающим тоном заговорил доктор. – Полагаю, что мы все уже начинаем чувствовать, что хватит с нас Египта. Я, вероятно, возвращусь домой с вами. А пока идёмте на прогулку и поговорим, монсеньор Арман Джервес, наверное, пойдёт внутрь и извинится за нас перед принцессой Зиска.
– С удовольствием! – сказал Джервес, а затем, отведя в сторону Дензила, прошептал:
– Скажите мне: вы победили или проиграли?
– Проиграл! – ответил Дензил с яростью сквозь сжатые зубы. – Теперь ваш ход! Но если вы победите, то я убью вас, – это так же верно, как и то, что над нами есть Бог!
– Договорились! Но не раньше, чем я буду к этому готов! Послезавтра ночью я буду в вашем распоряжении, но не раньше!
И с ледяной улыбкой на мрачном, невероятно бледном лице в свете луны Джервес повернулся и, шагая своей обычной лёгкой, стремительной, но неспешной походкой, вошёл в апартаменты принцессы через французское окно, всё ещё стоявшее открытым, из-за которого лишь звуки сладострастной музыки продолжали доноситься по воздуху, когда он исчез.
Глава 14
В полулежачей позе, с вялой грациозной леностью принцесса Зиска наблюдала из-под тенистой бахромы длинных вьющихся ресниц за приближением её едва контролирующего себя любовника. Он направлялся к ней явно порывистой походкой, которая настолько сильно расходилась с общепринятыми приличиями, что могла бы вызвать полное восхищение с чисто художественной точки зрения, несмотря на тот факт, что она скорее выражала страсть и нетерпение, чем соответствовала этикету и обычаям девятнадцатого века. Он уже почти дошёл до неё, когда вдруг осознал, что в комнате кроме принцессы находились ещё две девушки, – молчаливые, закутанные фигуры, которые сидели или скорее пресмыкались на полу, держа в руках древние музыкальные инструменты с причудливой резьбой и инкрустацией, и единственным признаком наличия в них жизни служили огромные, тёмные, сверкающие миндалевидные глаза, которые то и дело поднимались и останавливались на Джервесе в напряжённым и вопросительном взгляде. Странным образом смутившись от их взглядов, он обратился к принцессе тихим голосом:
– Вы не отошлёте своих девушек?
Она улыбнулась.
– Да, незамедлительно, если вам угодно. Но вначале вы должны послушать музыку. Присядьте вот здесь, – она указала своей маленькой, украшенной драгоценностями ручкой на низкое сиденье рядом с собой. – Моя лютнистка споёт вам кое-что – на английском, конечно же! Ведь постепенно весь мир англизировался, так что вскоре не останется отдельных народов. При этом кое-что от романтической южной страсти постепенно прививается и английскому настроению, так что английские песни уже не так глупы, как были когда-то. Я на днях перевела кое-какие стихи одного из древнеегипетских поэтов на английский, вероятно, вам они понравятся. Мирментис, спой для нас «Песнь Тьмы».
Странное чувство дежавю при звуках имени «Мирментис» напугало Джервеса, и он взглянул на девушку не без страха. Но она не обратила внимания на этот вопросительный взгляд – она уже начала играть на лютне, в то время как её компаньонка также готовилась вступить в игру на схожем, но большем инструменте, и тогда вдруг её голос – богатый и звучный, с рыдающей страстью, которая поражала до глубины души, – начал выводить в горящей тишине:
«Что за деяния во тьме творятся!
Что за ужасные произнесены слова!
Какие радости вкушаются, какие страсти расточатся!
Что за сердца разбиты на куски!
Ни проблеска луны не промелькнёт,
И ни единая звезда не осветит
Уходящей ночи и не прольёт своего света
На мой Сон Тьмы!
В пахучем воздухе дремотном
Причудливые теснятся мысли;
Слепая страсть, что яростней огня,
Тоскою душу наполняет;
Сквозь тяжкую и сладостную тишину
Лишь вздохи слышатся
Незримого любовника из Небытия,
Кого возлюбленная – Смерть сама!
Во тьме деяние свершилось,
Ужасные произнесены слова!
Испита радость, растрачена впустую страсть!
Разбито сердце на куски!
Ни проблеска луны не промелькнёт,
И ни единая звезда не осветит
Уходящей ночи и не прольёт своего света
На мой Сон Тьмы!»
Песня замерла дрожащим эхом, и, прежде чем Джервес успел поднять взгляд от пола, певица и её компаньонка бесшумно исчезли, и он остался наедине с принцессой Зиска. Он испустил долгий вздох и, повернувшись на сиденье, пристально посмотрел на неё. На губах её играла слабая улыбка – улыбка, совмещавшая в себе насмешку и триумф, – её прекрасные чарующие глаза засверкали. Наклонившись к ней, он внезапно схватил её руки.
– Теперь, – прошептал он, – должен ли я говорить или хранить молчание?
– Как вам будет угодно, – ответила она спокойно, всё ещё с улыбкой. – Слова и молчание равно говорят за себя. А я вас не заставляю.
– Ложь! – страстно вскричал он. – Вы заставляете! Ваши глаза вытягивают саму мою душу – ваше прикосновение сводит меня с ума! Вы – искусительница! Вы заставляете меня говорить, хотя вы уже знаете, что я собираюсь сказать! Что я вас люблю! И что вы меня тоже любите! И что ваша жизнь стремится к моей, как и моя – к вашей! Вам это известно; будь я нем, вы прочли бы это по моему лицу, но всё равно это узнали бы – вы бы выпытали тайну моего безумия! Да, поскольку вы испытываете жестокое наслаждение от знания о моём безумии – безумии от любви к вам! И вы не можете не быть уверенной в том, что ваша страсть находит отклик во мне!
Он остановился, резко замолчав на этих диких словах при звуке её тихого, сладостного, холодного смеха. Она вырвала свои руки из его горячей хватки.
– Мой дорогой друг, вы и впрямь слишком многое о себе возомнили, простите меня за такие слова! «Моя страсть»! Так вы что же, хотите сказать, что я питаю к вам страсть? – И, поднявшись со своего кресла, она вытянулась во весь рост и поглядела на него весело и с лёгкой насмешкой. – Вы глубоко заблуждаетесь! Ни один живущий мужчина не способен пробудить во мне любовь – я знаю мужчин слишком хорошо! Их природа одинакова и состоит из одной и той же смеси жестокости, похоти и эгоизма; снова и снова на протяжении всех веков они используют большую часть своих умственных способностей, чтобы разработать новые способы оправдания и сокрытия своих пороков. Вы назвали меня «искусительницей» – почему же? Искушение, если оно имеет место, происходит само из себя и из ваших собственных голодных страстей; я ничего не делаю. Я такая, как есть, и если моё тело или лицо кажутся вам прекрасными, то в том нет моей вины. Вы бросаете на меня взгляды голодного зверя, но, подумайте сами, может ли жертва ответно полюбить зверя? Это ошибка всех мужчин – вечно считать женщин сделанными из того же теста, что и они сами. Есть женщины, которые стыдятся своей женственности, но большинство, как правило, сохраняют своё самоуважение, покуда мужчины не заставят их утратить его.
Джервес подпрыгнул и встал лицом к лицу с ней, глаза его опасно загорелись.
– Не играйте со мной! – сказал он, начиная злиться. – Никогда не говорите мне, что вы не способны полюбить!…
– Я уже любила! – перебила она его. – Как любит настоящая женщина – когда-то и только однажды. Этого хватило бы даже на несколько жизней. Я любила и отдавалась беззаветно и доверчиво мужчине, которому поклонялась моя душа. Меня конечно же предали! Обычная история – старая как мир и весьма распространённая! Я могу описать вам её вкратце, как взрыв боли! С тех пор я больше не любила – я ненавидела, и жила только с одной целью – отомстить!
При этих словах её лицо побледнело, и что-то смутное, мрачное, мертвенное и ужасное, казалось, окутало её, подобно туче. Но она тут же мило улыбнулась с очаровательной соблазнительностью.
– Ваша «страсть», видите ли, друг мой, действительно пробуждает ответный рефлекс и во мне! Но не совсем той природы, как вы воображали!