— Дежурный по камере? — на повышенных тонах, будто громким голосом пытался отогнать инстинктивные страхи, заслал конвоир запрос в разверзшуюся пасть каменного мешка.
— Дежурный по камере Иван Финита.
— Принимай новенького, Финита ля комедия, — выдал некий образовательный уровень конвоир.
— В лучшем виде! — многозначительно и злорадно посулили из каземата, дохнувшего вонью перенаселения.
— Доброй ночи! — уверенно глянул на будущих соседей с порога Максимыч. — Да не достанутся ваши тени полуденному лучу.
— Ты глянь, граальники, к нам сакралика подселили. Как правильно здороваться — знает, — решил, не откладывая, прокачать Максима на слабака Финита, — и за что тебя загерметили? — Лет хаму было не больше двадцатника, кося под старших, он сутулился и прятал руки в карманах. И из соображений осторожности держал дистанцию, мало ли — прописываемый окажется крут немеренно и без рассусоливаний плюнет в задиру миллионоджоулевым фаерболом.
Максим не стал суетиться с ответом, а сперва огляделся. Пенал три на двенадцать, по левую руку от двери унитаз в коросте ржавчины, дальше по стенке рукомойник в похожей коросте. По диагонали от санузла — в противоположном углу жилплощади — кухонный стол под стертой на изгибах сиротской клиенкой. Вдоль остальной дистанции боковых стен притулились двухъярусные шконки из осины, чтоб поселенцам жизнь медом не казалась. Свет тусклый, максимум, на что способна сороковаттная лампочка в оплетенном толстой проволокой грязном плафоне. Окна нет, да и откуда ему взяться в подземелье, зато на торцовой стене с талантом вышкрябан космический спутник планеты Земля в фазе полнолуния. Что это именно Луна, а не какой-нибудь арбуз, специалист легко определит по географической точности расположения кратеров и лунных морей. И никаких наскальных сентенций уровня «Здесь мотал предвариловку Штуцер» или «Паштет с Наркозом запетушили Чистякова Саву Галиновича 07.09.98».
Семь человек (или не человек?) оттопыривались кружком на корточках в центре камеры. А в образованном участниками загадочной церемонии кругу на мятых газетах животом вниз, ногами к двери возлежал восьмой. И очень это походило на собравшихся за пиршественным столом каннибалов, перед началом трапезы благодарящих молитвой языческого бога Ранидрагонасора за ниспосланное угощение.
Все. Топографическое сканирование замкнутого пространства МакМак завершил и приступил к решению кадровых вопросов:
— Для тебя, фрейдахнутый, я — не сакралик, а обсакраленный. Порченый по статье «Веди», прим «Ять», — подозревая, что знакомство может затянуться, и, дабы хоть частично освободить руки, поставил Максимыч скатку матраца на попа, но не на пол, а на носок лишенного шнурков ботинка.
У земных зэков все, что коснулось дна камеры, подбирать считается в падлу, а как у этих узаконено, МакМак не был осведомлен. Все таки не по данному сегменту лямку тянул.
— Ты глянь! — плоско играл подковырное восхищение Иван, или, переходя на личности, Ваньку валял. — У того, кого к ночи поминать не резон, теугрики мессажил? — так и норовил обидеть Иван, а между делом перевернул вверх тормашками висящую в самом углу над унитазом икону. Очевидно, главной его, как дежурного, обязанностью и было вертеть икону так и сяк при приближении к камере и удалении от камеры на безопасную дистанцию истых вертухаев.
Ответ на скользкий вопрос Максим демонстративно нацелил не Фините, а остальным сокамерникам.
— Угодники захимерили по подставе. Не для зуз я, мертвые души, соловковал, а почетных понтификов буддал.
— В ауре? — оскалил гнилые зубы Финита.
— В скарабейной ауре, аскет.
— А не шишажишь ли? — перейдя границу дозволенного, Финита оставался на месте, рядом с кругом товарищей. Наверняка рассчитывал на поддержку.
После его предъявы, если Максим почитал себя в ауре за обсакраленного, полагалось непременно зарядить дежурному по камере кулаком куда ближе — в зубы или ниже пупа, иначе не будет Максиму никакого уважения. Максим осмотрелся, куда бы свалить матрац, на пол нельзя — западло…
— Аминь нежить плодить, шпана, — веско прикрикнули с нижней (уж в этом МакМак был продвинут, по понятиям почетной — ближе к центру матери-Земли) шконки из дальнего угла, — базар развели, рай-зоне стыдно!
— Да он на эманации берет! — в челобитной манере заскулил Иван.
— Ша, в ауре, догматый, в секунду хичкокну! — повысили голос от Луны, и этого оказалось достаточно, чтоб Финита, наконец, увял.
Максим облегченно вздохнул, постаравшись совершить это как можно неприметней. Начинать с рукопашной — дурной тон.
— Не маячь в дверях, гермеченный, — пригласили из темного угла. — Дуй сюда, покамлаем о делах наших скорбных.
Максим двинулся, Финита покорно посторонился, остальные предупредительно убирали руки и ноги оттуда, куда целилась нога Храпунова. И по движению Максима глухо назывались:
— Аристарх Чекан.
— Семен Майданный.
— Феофан Ботов.
— Василий Беломор.
— Андрон Шрамов.
— Кеша Дрын.
— Аквафор Таймырский.
Только распростертый на газетах организм оставался индифирентен. Впрочем, Максим срисовал, что клиент еще дышит.
— Неудобно получается, люди назвались, а ты молчишь, — без нажима упрекнул новичка сидящий с ногами на одеяле сухопарый мистик, — аукало и осанну нареки. — Росту авторитет был от горшка два вершка, уши острыми углами вверх, как у эльфа-инородца, босые же ступни ног размером вполне угодили бы гиганту, и покрывала их густая курчавая вороная шерсть.
Перед недомерком лежал от руки расчерченный на квадраты и в шахматном порядке закрашенный листок бумаги. Шашками сегодня служили выбитые зубы, с одной стороны золотые, с другой фарфоровые.
— Игорь. Игорь Кузахметов. Осанны нет, первый раз кукую, — соблюл в голосе удачную пропорцию покорности и независимости Максим.
— Кто ж тебя тогда правильно в могилу входить учил? Да ты саван свой ватный, — главарь имел ввиду матрац, — на верхнюю шконку пока свали, в руках правды нет. — Главарь улыбался, будто тибетский монах на Солнце жмурится.
При этом нашел злодей секунду кивнуть Фините, и тот проворно застучал в стену кружкой на языке тюремного телеграфа насчет того, что в камере появился некий Кузахметов, и, мало ли, кто слыхал про такового? Значит, не только вертеть иконы умел.
— Были учителя, — умеренно изображая чувство собственного достоинства, отвечал Максимыч.
— Молодец, что язык не распускаешь, — важно затряс подбородком недорослик. — Только все едино отмолчаться не выгорит, если не хочешь, чтоб твое место в камере у иконы было.
— Известно, не хочу, но хвалиться не кем. Инициировал меня черный колдун Передерий. А когда его бренному существованию финиш выпал, я сам постижением запретных книг занялся в режиме самообразования.
Остальные к их разговору прислушивались очень чутко (и пуще всех Финита — в паузах отряжающий в герметическую контрразведку свежую порцию информации по новичку). Но не развешивать же локаторы на всю камеру: для виду хлопцы продолжили дело, ради которого сели в круг, только молчком. Кеша Дрын стал рисовать на спине распростертого некую мудреную картинку. Андрон Шрамов взбалтывал тушь в порцелярном пузырьке химического стекла. Чекан точил швейную, пронесенную через шмоны, иголку об ноготь.
— А какой рукой Передерий тебя инициировал: левой, или правой? — прищурился сухопарый, и только сейчас Максим углядел, что отражается в зрачках допрашивающего, как и икона, вверх тормашками.
— Проверяете, господин хороший, собственного имени не назвавший? Понимаю, мало ли — угодники решили в могилу идола внедрить. Одной левой меня инициировал Герасим Варламович Передерий, ведь правую он в метро потерял, когда его тогдашний начальник ИСАЯ Максим Храпунов на рельсы столкнул.
Недомерок удовлетворенно почесал могучую пятку, задумчиво пошевелил грибково-желтыми ногтями, размером с пепельницы:
— Так и есть. Не назвал я тебе своего имени, потому как врать не люблю зря, а истинное имя только такие первоходки, как ты, незнакомым дядям доверяют.[50] Зови меня как остальные — Властелин Колец. — Хитро улыбнулся главарь.
Раздался ответный междустенно-телеграфный стук, дорого дал бы Максимыч, чтобы узнать, о чем оповещали карликового главаря неведомые информаторы, но образования не хватило.
— И тебе без осанны ходить не резон. — Прояснял ногастый генеральную линию. — Нравятся клички у остальных пацанов? — самодовольно почесал пузо сквозь майку остроухий. — Ща и тебе красивую придумаем, я на выдумки мастак. — Он косил под недалекого, хотя подробности манер свидетельствовали об обратном. — Ты говорил, что над книгами парился «в режиме самообразования», вот и будет тебе осанна «Режим». Эй, сакралики, этого первоходку кликать — Гоша Режим!
Было склонившиеся над распростертым телом подселенцы выпрямили шеи и закивали, дескать, ждали инициации с превеликим нетерпением и вот кайф — дождались. И стал виден намеченный на спине контур татуировки: летучая мышь, очень похожая на логотип Бэтмана, только трехголовая.
— В шашки играть умеешь, Режим? — Уже интимней проворковал крупноногий. — Садись, пошевелим чужими зубами. Только на что играть будем, на просто так?
— На простака?
— Ладно, давай на глазок, — злодей из-под подушки выудил солнцезащитные очки. — Нравятся? Будешь хорошо играть, твоими станут. Примерь пока.
— Не рвусь в шестерки к Богдухану, — лишний раз показывая, что о инферн-тусовке осведомлен достаточно, Максим убрал руки за спину, заодно открывая для карательного пинка шею, сердце и вокругбрюшие. Приблизительно так ведут себя младшие в любой стае млекопитающих перед вожаком: от шимпанзе до африканских львов. Как бы подставляются под наказание, чтоб наказания избежать, заложено на уровне инстинктов.
— Ладно, играем на правый карман, — определил главарь таким тоном, что Максим именно здесь и сейчас не рискнул возразить.
А за спиной Иван уже стучал в стену кружкой, докладывая, куда следует, что ушлый новичок отказался от радости напялить очки.