Annotation
Я всегда думала, что моей любви хватит на двоих...
========== Часть 1 ==========
Ты опять простыл!
Я не спала ночь, сидя у твоей кровати. Ты кашлял, бредил, мы никак не могли сбить температуру, и ты в бреду опять звал её.
Моё сердце плакало кровью. Сколько лет прошло! Сколько лет…
У нас семья, дети, мы бок о бок прошли с тобой всю жизнь. Наша внучка выходит замуж. Внучка, слышишь?! Внучка. Ты любишь наших детей, ты любишь меня. Женщины чувствуют и не ошибаются, но неужели она так и не покинула твоего сердца?
Я верила, что всё забылось, что всё так далеко в прошлом, что можно закрыть эту дверь, потерять ключ и не вспоминать…
Я так и сделала, я смогла! Я не вспоминала и любила тебя.
Помнишь, когда мы последний раз гуляли по парку, ты сказал, что прожил счастливую жизнь?
Я была горда, что именно я являюсь частью этой жизни. Значит, и я кусочек твоего счастья.
И вот теперь, глядя на тебя спящего, я задаюсь вопросом: «Хватило ли моей любви, чтобы отогреть твоё сердце?».
Спи, мой друг, спи, мой муж, спи, мой единственный самый любимый человек на свете. Спи! Наступит утро, и боль уйдёт, тебе станет легче, и ты забудешь её имя. В твоей жизни останемся только мы: я, дети, внуки. Боль уйдёт. Ты выздоровеешь.
Спи, рассвет всё расставит по своим местам…
========== Часть 2 ==========
Сколько мыслей и трактатов посвящено памяти.
Зачем?
Всё суета.
Память — это и есть сама жизнь. Вернее, жизнь — это запомнившиеся моменты, дни, годы, чувства, эмоции, потрясения. То есть то, что помнишь — то и прожил. То, что не помнишь — не важно, не личностно, не дорого. Как может быть дорого то, чего не знаешь? Хотя оно было, было с тобой и ещё с кем-то. Но для того, другого, оно было и осталось, а для тебя — нет.
Путано думаю, но что же…
Так вот: моя жизнь — это ты!
Моя память — тоже ты. С самых ранних первых мгновений. Всё, что я помню, связано так или иначе с тобой, а ещё чаще это наша общая память.
Да! Да! Да! Мы всю жизнь вместе! Всю жизнь!
Я не считаю те семь лет, что нам пришлось быть врозь. Это не мы решили и не нам ответ держать.
Я знаю — мы рождены друг для друга.
Я всё смогу с тобой. Главное, чтобы ты просто был рядом.
Хотя, что я говорю: главное — чтобы ты просто был.
По иронии судьбы ты родился первым. Не намного, на каких-то четыре месяца. Наши мамы подружились благодаря нам с тобой, они вместе гуляли с колясками. Это мы с тобой объединили их. Помнишь? Конечно, не помнишь, как и я. Но я просто знаю, мне мама рассказывала, когда ещё была жива…
Они были молодыми и счастливыми. Тебя назвали Богдан — Богом данный. А меня Златой. Ты стал счастьем, а я богатством.
Через некоторое время подружились и наши отцы. Так началась наша с тобой история. Одна на двоих.
Ты рос болезненным ребёнком, а я хулиганкой. Вечно я втягивала тебя в разные истории. И песок из песочницы в волосы тебе насыпала, и со двора уводила, когда мы в путешествие играли, и мороженым кормила, чтобы никто не видел.
И ты не болел, хотя твои мама и бабушка это самое мороженое, в целях профилактики ангины, тебе не давали. А ты любил его…
Вот смотрю в окно и вспоминаю, и тебе рассказываю, а ты спишь.
А помнишь, как я подралась за тебя, и мне крепко тогда перепало? Они же старше были, те трое, которым твой самосвал понравился.
Меня тогда заругали, решили, что это я драку затеяла!
Твоя бабушка даже не разрешала нам дружить, но недолго, совсем недолго. А потом ты принёс мне розы в знак примирения, настоящие, живые, мелкие такие, декоративные, они в горшке росли.
Я, маленькая тогда ещё, шестилетняя девочка сама ухаживала за ними. Сама поливала, сама пересаживала, удобряла, и они цвели, мне в благодарность. А может быть, цвели потому, что подарил мне их ты.
Перед самой школой ты заболел ветрянкой. Позвонил мне по телефону, и я перелезла к тебе в комнату через балкон. Мне было очень страшно, всё-таки пятый этаж, хоть и перила почти соприкасались. Ты был смешной, весь в зелёнке, но тебе стало легче, потому что я была рядом.
Тогда мы разглядывали книжки с картинками. Сказки Андерсена, помнишь, Богдан? Большие цветные красочные книги. И как иллюстрированы! Я и не видела таких книг больше никогда. Они мне снились. Вернее, не так. Во сне они были дверью в сказку. А я, как любая маленькая девочка, мечтала хоть на одну ночь оказаться принцессой из сказки.
— Я помню, Злата.
— Проснулся?
— Сколько спать можно, так можно и жизнь проспать. Не так много этой жизни осталось-то…
— Сколько осталось, столько осталось. Главное, ты не пугал меня бы своими болезнями.
— Да я не нарочно, Злата. Ходил на озеро, вот и замёрз.
— А что ходил? Вот что ты на этом озере забыл? Ангину с пневмонией?
Он улыбнулся так многозначительно и зашёлся кашлем. Я подбежала к нему и помогла сесть. Затем провела ладонью по лбу, и к своему удовольствию поняла, что температуры нет. Будем бороться с кашлем. И победим!
— Ты ещё не ложилась, Злата?
— Нет, смотрела на снег и вспоминала…
— Про нас с тобой вспоминала?
— А то про кого?
Он улыбнулся, хитро так.
— Есть нам, что вспомнить. Я люблю тебя.
— Любишь?
— А то! Конечно, люблю. Кого мне любить, кроме тебя? Ложись. Давай вот тут, рядом. А я твой сон караулить буду, выспался, чай. Мне так спокойно с тобой всегда и тепло.
Я разделась и легла, а он гладил мои плечи, волосы.
— Что не красишь седину?
— А я от этого помолодею вдруг? Или замуж соберусь? Так замужем давно. Или ты не заметил?
— Кокетничаешь?
— Ну, когда-то же надо и пококетничать. Женщина я или кто?
— Женщина! Спи давай.
— А может, бульончику горяченького?
— С курочкой? Не откажусь.
Я встала, накинула халат и пошла разогревать бульон, с вечера сваренный. Вот и всё как всегда, и любит он меня одну. Что думать-то? Вся жизнь вместе: дети, внуки. Да и любит меня он, и я его люблю.
========== Часть 3 ==========
— Богдан, ты знаешь, когда ты уехал, я думала, что умерла. Я не могла ни пить, ни есть, я не выходила на улицу и мне вызывали врача. А он направил меня в психиатрическую клинику. Но я не пошла туда. Это был бы такой позор для родителей.
— Ты никогда не говорила об этом, Злата.
— Я пыталась забыть. Я и сейчас пытаюсь забыть те годы. Чтобы их не было, не существовало в моей жизни!
— В нашей жизни. Не надо, не возвращайся туда. Это нехорошо. Я ошибался. Я простой смертный, и я просто был не прав. Я не видел истинной картины и не понимал, насколько ты дорога мне.
— Я знаю. Я тоже долго не понимала, что мы далеко не просто друзья.
— У меня и мысли не возникало в то время, о том, что между нами может быть что-то кроме дружбы. Ты была моим единственным настоящим другом, ты выслушивала все истории о моих похождениях, о моей первой любви. Я плакал тебе в плечо, когда рассказывал о сердечных муках. Ты помнишь? Это так смешно.
— Смешно?! Да у меня сердце рвалось на части, я сгорала от ненависти к этой противной Ольке Самошиной! Богдан, я ненавидела её за то, что ты её любил, и за то, что она не любила тебя я её тоже ненавидела. Я ждала тебя с каждого свидания, стоя на своём балконе. Я ждала! Я готова была торчать там ночи напролёт. Я укладывалась в постель только зная, что ты уже дома.
— Ну, она была симпатичной и королевой класса. В неё были влюблены практически все мальчишки. Теперь та юношеская любовь кажется смешной… Что ты улыбаешься, Злата?
— Смешной? Ты серьёзно? Смешной? — Я рассмеялась, прикрыв рот рукой.
— Ну да, смешной… — Он откинулся на спинку стула и удивлённо смотрел на меня.
— Мне было не смешно, но я ещё не понимала всей сути происходящего. Если бы у меня был хоть какой-то опыт, или отношения. Но я не стремилась к этому. Да и королевой никогда не была. Мне достаточно казалось только твоей дружбы.
— Родная, я тогда так жалел, что ты не моя сестра.
— Сестра? Да ты шутишь!
— Молодость, как и глупость, неповторимы!
— А за что тебя Олька отшила?
— Я её периодически называл твоим именем, потом извинялся, говорил, что по привычке. Ты же со мной всю жизнь… Что ты смеёшься? Ну что ты так смеёшься? Хотя твой смех для меня как музыка. А помнишь, я сломал руку Максиму в восьмом классе?
— Помню, твоих родителей в школу вызывали, а мать Макса обещала в суд подать. Но тогда тебя весь класс поддержал, и всё улеглось.
— Да он вообще был как лягушка, но руку я сломал не за это.
— Ты же английский тогда не сделал и на большой перемене списывал.
— Ага, у тебя!
— А он и списывать не давал, и мешался, и под руку толкал. Я как вспомню, как ты встал тогда из-за стола, поднял его над собой и бросил на пол.
— А он рукой об стол. Я думал, что мир остановился, руку ломать ему совсем не хотел.
— Только весь класс тебе аплодировал.
— Злата, он про всех гадости говорил и классной всё докладывал. И про тебя говорил тоже. И что ты в него влюблена.
— Я?!
— Ты?
— А ты ревновал?
— К сожалению, тогда ещё нет. Но мне очень не хотелось, чтобы это было правдой.
— А потом ты уехал…
— Злата, милая, родная, ты же всё понимаешь, моих родителей перевели на Север, и я должен был уехать с ними.
— Да, должен. Ты уехал, и мои розы завяли. Они не хотели жить без тебя, как и я.
— Я писал тебе письма.
— А я на них отвечала. Тогда у тебя появилась Варя, помнишь? И с ней ты стал мужчиной.
— Я не могу теперь исправить всё, что случилось тогда. А помнишь, как родился наш первый сын?
— Да разве это забудешь!
— Я стоял под окнами родзала и вдруг раздался дикий вопль. Просто дикий, и я узнал твой голос. Если бы ты знала, как я испугался.
— Я знаю! О том, что ты упал в обморок и никак не приходил в себя, рассказывали все сёстры, врачи и больные.
— Ты стыдилась меня?