Если и имеется связь, то по известной украинской поговорке «в огороде бузина, а в Киеве дядько». «Только ползающие полозы» - бессмысленная деталь, но в «Слове» все сделано крепко, красиво и у места.
Пора уже сдать «полозов» в архив и не перегружать, плевелами и без того уже перегруженный комментарий «Слова». Если «полозистов» покоробило, что сороки в «Слове» ползают, а не скачут, то почему их не коробит, что соловей в «Слове» не поет, не щелкает, а «щекочет» (кого щекочет? Чем щекочет?). Разве «галици стады бежать»? Ведь галки не звери, что бегают стадами, они летают!
Разве «полозисты» не знают, что «живот» в древности обозначало не часть тела, а значило «жизнь», что тело Игоря могло быть «жестким», но не «жестоким», что, когда Игорь – «поскочи» - это значило не «поскакал», а «побежал» и так далее.
Приводить бездну примеров, доказывающих, как слова за 760 лет изменили смысл, значило бы злоупотреблять терпением читателя.
Если со всеми этими словами «полозисты» мирятся, то им следует примириться и с «ползанием» сорок, тем более, что путь бегства Игоря - долина Донца, изобилует прибрежными лозами, а любимым местопребыванием сорок являются не отдельные деревья или густой, старый лес, а именно лозняки.
Дважды повторяется в «Слове» загадочная «зегзица» (636, 639), одни видят в ней кукушку, другие ласточку, третьи горлицу и т. д. Решение этого вопроса пытались найти в словарном материале древних источников, в народных песнях, местных названиях птиц и т. д.
К сожалению, «зогза», «загоза», «зегза» и т. д. в одном месте применяют для обозначения кукушки, в других для обозначения ласточки. Окончательное решение не найдено, впрочем никто серьезно этим делим и не занимался.
Если «Слово» в большей мере отражает мотивы, уже существовавшие в поэзии XII века, та вероятно, что речь идет здесь о кукушке. Дело в том, что образ молодой женщины или сестры, омывающей раны мужчины водой и воплотившейся в кукушку, уже встречался в народной поэзии того времени. Ярославна, уподобляла себя невольно героине той народной песни. Призывный крик кукушки, звучащий меланхолически, мог быть ассоциирован с печальным сюжетом.
Однако, за ласточку говорит то, что «ластушки, серые загозочки» найдены в народном творчестве, и Ярославна, стоя у реки, невольно следила мыслью за легкокрылой ласточкой, летающей над водой. Ей хотелось также унестись, чтобы помочь израненному мужу.
В «Слове» есть, еще одно место (117), по-видимому, касающееся животного: «див кличеть верху дерева»… Мифологическое злое существо див отождествлялось с филином или другой крупной ночной совой, ночное «ухание» которых наводит ужас на суеверный народ.
Суеверное отношение к совам до сих пор еще не изжито. Даже сыч, сравнительно мелкая и негромко кричащая птица, до сих пор с трепетом прогоняется с крыши вечером. Одно название его на Украине «поховав», т. е. «похоронил», красноречиво говорит о тех представлениях, которые связывает с этой птицей народ.
«Щоб на тебе див прийшов», до сих пор еще кое-где можно услышать на Украине.
Самым интересным упоминанием в «Слове», вероятно, является упоминание дятла (746) - «дядлове тектом путь к реце кажуть» …
Для обычного читателя или исследователя филолога это место не говорит ничего, оно просто непонятно. Как может дятел своим «тектом» показывать путь к реке, ведь дятел лесная птица и в степи не водится?
Это место можно понять, только зная самым точным образом место действия. Выдумать такой образ никто не в состоянии (к сведению проф. Мазона).
Как известно, бегство Игоря совершалось сначала по направлению к Донцу по степной, безлесной и частично безводной местности. В степи его легко могли заметить (погоня или другие половцы, уже извещенные о бегстве), в степи часто ни капли воды.
Известно дальше, что беглецы 11 дней шли пешком, пока добрались до города Донца, ибо загнали коней. Овлур, конечно, отлично знал дорогу, но нет сомнения, что беглецы именно дорог-то и избегали: по дорогам, естественно, их искали, по дорогам их ждали всякие неприятности. Поэтому путь к Донцу несомненно совершался отчасти «на ощупь», опасные стыки дорог приходилось обходить далеко.
Вставал вопрос: как найти дорогу к воде, к реке в местности сухой и ровной, хотя и пересекаемой оврагами! Река означала питье, пищу, возможность прятаться в деревьях и кустах (и об этом мы находим указание в «Слове», 720-728) и надежную дорогу днем и ночью.
Придонецкие степи не являются совершенно ровными пространствами без рельефа, но прорезаны довольно глубокими долинами («балками»). Но найти такие долины, уклонившись от дороги, нелегко: местность кажется ровной или слегка волнистой, но долины скрыты от взоров.
Внизу, в долине, в таких балках бывают иногда родники или бегут небольшие ручьи, однако, многие из них совершенно сухи. Спускаться и подниматься в каждую балку нелегко, если идти поперек их общему направлению, - это означало потерю времени и сил, которыми беглецы, конечно, не очень-то располагали.
И вот тут-то помогал «текот», т. е. стук дятла. Стук дятла указывал совершенно ясно на наличие поблизости не только вообще балки, но и крупных деревьев (по кусту не постучишь!), так как деревья в балках не поднимаются в степи на плато, а растут по склонам, а, главным образом, на дне балок, где для произрастания их есть достаточно влаги.
Там, где есть крупные деревья, несомненно близко должна быть и вода. Чем крупнее долина, тем с более значительной долиной она сливается, пока не приведет к речке. Долиной же речки нетрудно добраться и до Донца. Поэтому, уклоняясь от обычных дорог, беглецы не раз пользовались стуком дятла для того, чтобы, идя долиной, вновь вернуться на должный путь.
Можно думать, кроме того, и это более вероятно, что речь идет здесь не об обычном стуке дятла, а об его, так называемой «брачной песне», выражаемой особым стуком.
Обычно дятел стучит не часто и не громко, так как удары его направлены, главным образом, по коре или в трухлявые, мягкие части древесины, где скрываются различные личинки - его пища.
Другое дело весной: в это время дятел выстукивает с необыкновенной быстротой уже по твердой древесине дробь, похожую на громкий звук - «дррр» или очень напоминающий громкое скрипение дерева.
Иногда этот звук настолько похож на скрип, что сразу и не сообразишь, почему это дерево скрипит при полном отсутствии ветра, и только потом догадываешься, что это «дробь» дятла. Этот звук слышен далеко и, вероятно, служит для отыскивания полами друг яруга. Услышав в степи эту «дробь», беглецы находили тотчас крупную долину, воду, дорогу и т. д.
Этот отрывок настолько глубоко связан с природой придонецких степей, что его одного вполне достаточно, чтобы отвергнуть гипотезу о фальсификации «Слова», вероятность, что сверхгениальный фальсификатор мог выдумать такую подробность равняется нулю.
Другое дело, если «Слово» - «быль сего веремени», - певец передавал то, что он слышал (и возможно не раз) из уст самого Игоря или Овлура.
Обратимся теперь к рассмотрению явлений неживой природы, - и здесь мы сталкиваемся с реализмом и точностью.
Возьмем солнечное затмение, - это не красивое измышление, а исторически верная подробность. Оно случилось в 3 ч. 22 м. 1 мая 1185 г. В тот момент, когда Игорь с войском приближался к Донцу около места впадения в него Оскола. Далее идет точное описание явлений, сопутствующих затмению: лица людей кажутся темными, птицы исчезают, звери всполошились и кричат, где-то вверху дерева, видя наступившую тьму, стал «ухать» филин, воплощение зловещего дива …
Эта деталь. - самый точный опорный пункт для суждений наших о том, где произошла в дальнейшем битва. Фантастике, волшебствам, всяким чудодействам, мистике здесь нет места, - описывается солнечное затмение и только.
Более того, там, где другой автор вложил бы аллегорию, злое предвещание, певец «Слова» совершенно молчит: в речи Игоря к войску несомненно по поводу затмения, нет ни одного слова о самом затмении!!
Исторически это неверно, но это умолчание автора «Слова» особо характерная черта самого певца, - он совершенно не суеверен.
Протокольная точность событий - характерная черта «Слова» - разве вы не слышите в походе в ночь с четверга на пятницу (т. е. с 9 на 10 мая) скрип телег, убегающих врассыпную половцев? Скрип напомнил певцу крики лебедей и автор фиксирует это, ведь включить в канву воображения такую тонкую деталь почти невероятно.
Мы слишком возвеличиваем автора «Слова», приписывая ему сверхгениальность, дело было проще: это был крупный талант, но писавший не под влиянием фантазии, бушевавшей в его мозгу, а под впечатлением действительно пережитых крупных событий.
Далее идет описание ночи и рассвета перед битвой, описание изумительно верное по точности, близости к природе. Мы спросим: почему? Да, потому что русичи всю эту ночь не спали, проведя ее в спешном походе, и к полудню бой уже начался.
А восклицание: «О, Руськая земле, уже за шеломянем еси!» - разве это не переживание автора, не одна из доминирующих мыслей в тревожной ночи?
И не кажется ли вам, что «мощение» болот и «грязивых мест» кожухами и «всякыми узорочьи половецькыми» - просто яркое воспоминание участника?
Мог ли худосочный кабинетный фальсификатор создать в своем мозгу картину кровавой зари второго дня! Нет, это не выдумка, - это действительность, такие восходы солнца, проглядывающего через грозовую тучу с необыкновенными оптическими явлениями, случалось видеть и нам, и именно в степи.
Яркость, жизненность «Слова» присущи ему потому, что это «былина», а не «ироическая песнь», как ее поняли в 1800 году и как до сих пор понимают Мазон и иже с ним.
В дальнейшем мы встретимся не раз и с другими примерами реальности событий, упомянутых в «Слове» и касающихся явлений природы, перейдем теперь к выводам:
1. Автор «Слова» был прекрасным знатоком природы, и притом того времени и места. Все его ссылки на природу реалистичны, точны и живы, ни разу он не погрешил против истины образы, почерпнутые им из природы, большей частью вовсе не обычный аксессуар сравнений профессионала-певца, - это в значительной степени воспоминания (возможно и пересказ) реальных событий и подробностей. И изложены они в формах не заимствованных, а оригинальных, самим найденных. Основным источников был арсенал воспоминаний.