Джина прогулялась по всему кабинету, поражаясь изобилию экспонатов.
Здесь были кристаллы горного хрусталя с сорока двух различных планет – на непросвещенный взгляд Джины, все они выглядели одинаково.
Там были папирусные свитки, кодексы майя, средневековые пергаменты с пурпурными золочеными миниатюрами, огамические руны на крошащейся дубленой бараньей коже, глиняные цилиндры, покрытые клинописью.
Изощренная резьба по дереву – причудливые цепочки, клетки в клетках, изумительные взаимозамкнутые сферы, семь жертвоприношений в виде брахманских храмов.
Сантиметровые кубики, содержащие образцы всех известных химических элементов. Тысячи почтовых марок, расставленных в кармашках на обрамленных листах, закрепленных на поворотных петлях вращающейся стойки.
Здесь были тома, содержавшие автографы знаменитых преступников, вместе с их фотографиями и характеристиками по Бертильону и Певецкому. Из одного угла веяло роскошной смесью парфюмерных ароматов – там стояли сотни маленьких флакончиков, кодированных мелким почерком, снабженные табличкой, на которой подробно пояснялись коды и сокращения; эти духѝ и эссенции тоже происходили из самых различных миров. В другом углу хранились образцы грибковых порослей со всех концов Вселенной. Неподалеку несколько полок были уставлены дисками дюймового диаметра – миниатюрными копиями оригинальных звукозаписей.
Джина нашла фотографии, запечатлевшие сцены из повседневной жизни Эрла, в сопровождении датированных почти неразборчивых записей, отражавших его вес, рост и размер талии; каждая фотография была помечена цветной звездочкой, цветным квадратиком и красным или синим кружком. Теперь Джина уже хорошо понимала характер Эрла. Где-то поблизости должен был находиться указатель с пояснением цветовых кодов. Она нашла его рядом с фотоаппаратом. Кружками обозначались физиологические функции, звездочками – посредством сложной системы, в которой Джина не совсем разобралась – настроения и душевное состояние Эрла. Цветные квадратики символизировали амурные похождения юного владельца станции. Рот Джины презрительно покривился. Она продолжала бесцельно бродить по кабинету, проводя пальцами по физиографическим глобусам сотен планет, рассматривая карты и таблицы.
Вульгарным аспектам личности Эрла соответствовала коллекция порнографических фотографий; неподалеку стоял мольберт с холстом: Эрл упражнялся в изображении похабных сцен. Джина целомудренно поджала губы. Перспектива бракосочетания с Эрлом становилась все менее привлекательной.
Она нашла альков, заполненный маленькими шахматными досками – на каждой была расставлена та или иная позиция. К каждой доске Эрл прикрепил кодированную карточку с записью ходов. Джина подобрала неизменную книжечку с пояснениями кодов. Эрл играл в шахматы по переписке с противниками со всех концов Галактики. Помимо прочего, книжечка содержала сводку выигрышей и поражений. Эрл нередко выигрывал, но лишь немногим чаще, чем в половине случаев. Один корреспондент, некто Уильям Анджело из Торонто, постоянно побеждал Эрла. Джина запомнила адрес этого шахматиста – если Эрл все-таки согласился бы сразиться с ней в шахматы, теперь она знала, как его обыграть. Она связалась бы с господином Анджело и начала играть с ним по переписке, сообщая ему ходы Эрла как свои собственные, и делая ответные ходы Уильяма Анджело. Довольно обременительный и скучноватый процесс, но… почти беспроигрышный.
Джина продолжала экскурсию по кабинету Эрла. Раковины морских моллюсков, мотыльки и стрекозы, окаменевшие трилобиты, опалы, пыточные инструменты, высушенные человеческие головы… «Если бы такая коллекция на самом деле должна была служить познавательным целям, – думала Джина, – она отняла бы все способности и все время у четырех земных гениев». Но собрание Эрла Эйберкромби было. по существу, бессмысленным и беспорядочным – от мальчишеской коллекции нашивок университетских спортивных команд, значков или спичечных коробков его отличали только масштабы и стоимость.
В одной из стен обнаружился проход в кладовую, оборудованную грузовым шлюзом с люком, позволявшим выходить в открытый космос. Кладовая была завалена коробками, ящиками, контейнерами и мешками – судя по всему, материалами, еще не зарегистрированными дотошным Эрлом и не перенесенными в его логово. В углу кладовой притаилось еще одно огромное свирепое чудище, словно приготовившееся схватить незваную гостью – хорошо понимая безвредность чучела, Джина все-таки опасалась приближаться к нему. Клочковатый мех монстра напоминал медвежий, а общее строение тела – гориллу, хотя морда у него была длинная и заостренная – она торчала из-под шапки шерсти, как нос стриженого французского пуделя.
Джина вспомнила о том, что Фозерингей упомянул об Эрле как о «выдающемся зоологе». Она еще раз посмотрела вокруг. Заметными зоологическими экспонатами можно было назвать только чучела, резервуары с угрями, аквариумы с земными тропическими рыбками и маниаканских многоверток. Вряд ли Эрла можно было назвать зоологом только на этом основании. Конечно, кабинет соединялся с еще одним помещением… Джина услышала какой-то звук. Щелкнул замок входной двери кабинета.
Джина тут же спряталась за чучелом чудища – сердце ее билось часто и тяжело. Она отчаянно убеждала себя: «Он – всего лишь восемнадцатилетний парень… Если я не смогу поставить его на место, переспорить его, обвести вокруг пальца, надавать ему тумаков и вообще справиться с ним как-нибудь, значит, мне пора зарабатывать на жизнь вязанием кружевных скатертей». Тем не менее Джина продолжала прятаться.
Эрл молча стоял. Дверь задвинулась у него за спиной. Лицо его покраснело и вспотело – так, словно он только что слегка успокоился после приступа гнева или смятения. Его глаза, голубые, как дельфтский фарфор, сначала смотрели куда-то вверх и вдаль, но постепенно сосредоточились.
Эрл нахмурился, с подозрением взглянул направо и налево, принюхался. Джина сжалась в комочек под прикрытием клочковатого меха. Неужели он ее учуял?
Эрл согнул ноги в коленях, оттолкнулся пинком от стены и полетел прямо к ней. Из-под лапы чучела Джина наблюдала за его приближением – Эрл становился все больше и больше, с вытянутыми по бокам руками и приподнятой головой, как выныривающий из-под воды пловец. Наткнувшись плечом на мохнатое чучело, Эрл поставил ноги на пол и отступил на пару шагов.
Он бормотал себе под нос. Джина хорошо его слышала: «Невероятное оскорбление… Если бы она только знала! Ха!» Он громко, презрительно расхохотался.
Джина беззвучно выдохнула и слегка расслабилась. Он не заметил ее, не подозревал о ее присутствии.
Эрл фальшиво и неуверенно посвистывал сквозь зубы. Наконец он повернулся, подошел к другой стене кабинета и просунул руку за вычурное резное украшение. Отодвинулась широкая панель – через открывшийся проем в кабинет хлынул поток яркого солнечного света.
Продолжая фальшиво насвистывать, Эрл зашел в боковое помещение – и не закрыл за собой дверь. Джина мельком выглянула из укрытия и пригляделась к тому, что находилось в другой комнате. Возможно, при этом она ахнула.
Эрл стоял в двух шагах от дверного проема, просматривая какой-то список. Он резко поднял голову – Джина увидела, как блеснули его глаза.
Эрл не шевелился… Неужели он ее заметил?
Несколько мгновений Эрл продолжал стоять, молча и неподвижно. Затем он подошел к открытой двери, встал, разглядывая кабинет, и оставался в таком положении секунд десять или пятнадцать. Подсматривая сквозь просвет в мохнатой шерсти похожего на гориллу чучела, Джина видела, как беззвучно шевелились его губы – он будто что-то подсчитывал в уме.
Вспомнив то, что находилось во внутреннем помещении, Джина испуганно облизала губы.
Эрл направился в заваленную не распакованными коробками и тюками кладовую с грузовым шлюзом. Он поднял несколько коробок и подтолкнул их, одну за другой – так, чтобы они летели к открытой двери внутреннего помещения; оказавшись внутри этого зала, коробки озарялись солнечным светом. Эрл отодвинул несколько тюков, нашел то, что искал, и отправил мешок вслед за коробками.
Подлетев обратно к выходу из кладовой, он внезапно остановился и напрягся – ноздри его расширились, он прищурился. Эрл что-то чуял, втягивал в себя воздух. Его глаза повернулись к чучелу мохнатого чудища. Он стал медленно приближаться к чучелу, слегка расставив в стороны висящие в воздухе руки.
Эрл еще раз глубоко втянул воздух носом, затаил дыхание, заглянул за чучело и медленно, с шипением выдохнул, разочарованно хмыкнув. «Либо он может меня учуять, либо он телепат!» – подумала Джина, успевшая выскочить и броситься в зал напротив, пока Эрл разбирал коробки и раздвигал тюки. Теперь она спряталась под широким диваном. Лежа на животе, Джина следила за тем, как Эрл внимательно осматривал чучело. У нее по спине бежали мурашки: «Он меня чует, чувствует, что я здесь!»
Эрл встал в дверном проеме внутреннего зала; его глаза шарили по всему кабинету. Затем он осторожно, медленно закрыл дверь, задвинул засов изнутри и повернулся спиной к двери.
Минут пять он занимался коробками и мешком, распаковывая их и расставляя на полках их содержимое – судя по всему, бутыли с белым порошком.
Джина приподнялась над полом, прижавшись спиной к днищу дивана, и переместилась в положение, позволявшее ей незаметно наблюдать за происходящим. Теперь она поняла, почему Фозерингей назвал Эрла «выдающимся зоологом».
Было другое слово, служившее для него гораздо лучшим определением – незнакомое слово, которое Джина не смогла сразу отыскать в памяти. Ее лексикон был не обширнее любой ее сверстницы, но когда-то она слышала это слово, оно произвело на нее должное впечатление.
Тератология! Вот оно, подходящее слово! Эрл Эйберкромби был тератологом.
Так же, как экспонаты других его собраний, чудовища были для Эрла всего лишь готовыми образцами, которых он мог коллекционировать почти беспорядочно. Они были выставлены в застекленных шкафах. В глубине помещения панели не пропускали солнечный свет, и в холоде космического вакуума эти существа могли храниться практически вечно без набивки и бальзамирования.