Майкрофт наклонился к пепельнице и выбил из трубки остатки пепла и табака.
«Вы не хотите этим заниматься?» – спросила Джина.
«Я хотел бы этим заняться… – сдержанно, отстраненно улыбнувшись, ответил Майкрофт. – Я не прочь распоряжаться состоянием в два миллиона долларов. По существу, я стану вашим законным опекуном – до наступления вашего совершеннолетия. Мы оформим судебный приказ, назначающий меня опекуном. В результате вы не сможете контролировать свое состояние, хотя приказ будет предусматривать, разумеется, предоставление вам всего дохода от вложения капитала. Допускаю, что вы хотели бы именно этого. Вы получали бы таким образом… ну, скажем, пятьдесят тысяч в год после вычета налогов».
«Это меня устраивает, – безразлично отозвалась Джина. – В данный момент я ничем особенным не интересуюсь… Все это почему-то скорее огорчает меня, а не радует».
Майкрофт кивнул: «Могу понять, почему вы так себя чувствуете».
Джина сказала: «У меня есть деньги. Я всегда хотела их иметь, теперь они у меня есть. Но теперь… – она развела руками и подняла брови. – Это всего лишь цифры в чековой книжке… Завтра утром я проснусь и спрошу себя: «Что я буду сегодня делать? Куплю дом? Закажу нарядов на тысячу долларов? Отправлюсь в двухлетний тур по сектору Арго? И отвечу: к черту все это! Зачем все это нужно?»
«Вам нужны несколько подруг – добропорядочных девушек вашего возраста», – предположил Майкрофт.
Джина усмехнулась – довольно-таки болезненно: «Боюсь, что у нас было бы мало общего… Удачная мысль, но – это не получится». Она бессильно откинулась на спинку кресла, уголки ее рта опустились.
Майкрофт заметил, что, когда Джина не беспокоилась, у нее был улыбчивый, чувственный рот.
Она тихо произнесла: «Не могу избавиться от мысли о том, что где-то в этой Вселенной у меня есть мать, у меня есть отец…»
Майкрофт погладил подбородок: «О людях, бросивших ребенка в трактире, лучше не вспоминать, Джина».
«Я знаю, – с отчаянием отозвалась она. – О, господин Майкрофт! Я так чертовски одинока…» – Джина плакала, погрузив лицо в ладони.
Майкрофт нерешительно протянул руку и неуклюже похлопал ее по плечу.
Через несколько секунд она сказала: «Вы, наверное, думаете, что я – ужасная дура».
«Нет, – ворчливо ответил Майкрофт. – Ничего такого я не думаю. Хотел бы я, чтобы…» Он не закончил.
Джина взяла себя в руки, встала: «Ладно, хватит ныть…» Подняв голову, она поцеловала Майкрофта в подбородок: «Вы на самом деле хороший человек, господин Майкрофт… Но я не нуждаюсь в сочувствии. Ненавижу, когда меня жалеют. Привыкла сама о себе заботиться».
Майкрофт вернулся к столу, сел и принялся набивать трубку, чтобы чем-то занять руки. Джина подобрала свою маленькую сумочку: «Я назначила время приема модельеру по имени Андре. Он оденет меня по всем правилам. А потом я собираюсь… – она прервалась. – Лучше вам об этом не говорить. Вы испугаетесь и огорчитесь».
Майкрофт прокашлялся: «Надо полагать».
Джина весело кивнула: «Тогда до скорого!» Она вышла из кабинета.
Майкрофт снова прокашлялся, подтянул брюки, поправил пиджак и вернулся к работе… Почему-то теперь работа казалась ему невыносимо однообразной, унылой, скучной. У него болела голова.
«Мне хочется уйти отсюда и напиться», – сказал он себе.
Через десять минут дверь приоткрылась – заглянула Джина: «Привет, господин Майкрофт!»
«Привет, Джина».
«Я передумала. Наверное, будет лучше всего, если мы вместе поужинаем, а потом сходим в театр… Вы не против?»
«Это как раз то, что мне нужно», – ответил Майкрофт.
КУРЯТНИК ЧОЛВЕЛЛА
I
Майкрофт пригладил ладонью седеющую шевелюру и слегка раздраженно заметил: «Не буду притворяться, что я тебя понимаю».
Джина, сидевшая в большом кожаном кресле, предназначенном для успокоения нервничающих клиентов адвоката, тревожно поежилась, расправила пальцы на коленях и принялась рассматривать ногти: «Я сама себя не понимаю».
Взглянув в окно, она проводила глазами красный, как помидор, «Маршалл-лунатик», стремительно летевший в голубом апрельском небе. «Деньги действуют на меня не так, как я ожидала… Всегда хотела иметь небольшой аэроглиссер – такой, как этот. Теперь я могла бы купить дюжину глиссеров, но…» Она покачала головой, все еще глядя в голубую даль.
Майкрофт вспомнил их первую встречу: тогда Джина выглядела настороженной и диковатой, излучавшей не вязавшиеся с ее возрастом хищную агрессивность, безрассудную опрометчивость – по сравнению с ней другие женщины казались бледными и вялыми. Адвокат мрачно усмехнулся. Нельзя было сказать, что Джина стала скучной. Она все еще была полна воодушевления, причудливого очарования: черноволосая и чернобровая, с лицом оттенка слоновой кости со светло-розовым налетом, с широким подвижным ртом и маленькими, острыми белыми зубами. Она сохранила дерзкую осанку и сумасбродные манеры – но что-то в ней исчезло; хотя, может быть, это было только к лучшему.
«Все стало не таким, как я ожидала, – жаловалась Джина. – Одежда…» Она опустила глаза к своим темно-зеленым брюкам, к тонкому черному свитеру: «Такой одежды мне достаточно. Мужчины…» Майкрофт внимательно слушал ее. «Они все одинаковые болваны».
Майкрофт невольно поморщился и поудобнее устроился в кресле. В пятьдесят лет он был в три раза старше ее.
«Любовники бывают неприятны, – продолжала она, – но я к ним привыкла. В этом отношении у меня никогда не было проблем. Но другие – финансисты, ловкачи-махинаторы – меня раздражают. Как пауки».
Майкрофт поспешил вставить: «Это неизбежно. Они волочатся за всеми, у кого есть деньги. Сумасброды, рекламирующие несбыточные проекты, всевозможные мошенники – они не оставят тебя в покое. Направляй их ко мне. В качестве твоего опекуна я смогу быстро от них избавиться».
«Когда я была нищая, – горестно говорила Джина, – мне хотелось иметь столько разных вещей. А теперь… – она разочарованно развела руками, – я могу покупать что угодно. Покупать и покупать. А я ничего не хочу. Я могла бы иметь все, что хочу, но у меня такое ощущение, будто у меня уже есть все, чего я хотела… Мне скорее хотелось бы снова делать деньги… Я – как волк, впервые попробовавший вкус крови и вынюхивающий следующую добычу».
Майкрофт настороженно выпрямился в кресле: «Дорогая моя, это профессиональное заболевание свойственно скорее пожилым тертым калачам, а не…»
Джина нетерпеливо прервала его: «Вы ведете себя, господин Майкрофт, так, как будто я – не человек!» В ее словах прозвучала правда. Майкрофт инстинктивно относился к Джине, как к красивому, опасному и непредсказуемому животному.
«Не то, чтобы мне очень хотелось снова сделать деньги… Наверное, я просто соскучилась»
Майкрофт думал: «Плохо дело! Скучающие люди начинают безобразничать». Он отчаянно пытался найти какую-нибудь лазейку: «Ну… всегда есть театр. Ты могла бы финансировать постановку или, может быть, сама сыграла бы какую-нибудь роль?»
«Пшш! – отмахнулась Джина. – Связываться с продажными кривляками?»
«Ты могла бы поступить в колледж».
«Это было бы очень скучно, господин Майкрофт».
«Надо полагать. Учеба требует прилежания и терпения…»
«Из меня не получится кабинетная крыса. Кроме того, мне не дает покоя еще одна вещь. Наверное, все это никому не нужные глупости, но я никак не могу избавиться от этой мысли. Я хотела бы узнать, чтó случилось с моими родителями… То, что они со мной сделали, всегда вызывало у меня жгучую обиду – но вдруг все это было не так, как я себе представляю? Вдруг меня похитили или украли? А если так, они, может быть, были бы рады меня увидеть».
Майкрофт считал такой вариант маловероятным, но не стал об этом говорить: «Что ж, с твоей стороны это нормально и естественно. Мы пустим по их следам детектива. Если не ошибаюсь, тебя подкинули в таверне на какой-то далекой планете».
Глаза Джины сосредоточились на адвокате и сверкнули: «В таверне „Ацтек“, принадлежавшей Джо Парльé. В Ангельске на Кодироне».
«Кодирон… – отозвался Майкрофт. – Да, мне этот сектор хорошо знаком. Насколько я помню, это небольшая, малонаселенная планета».
«Такой она была, когда я оттуда сбежала – семь лет тому назад. Старомодное захолустье. Я хотела бы сама посмотреть, как там нынче обстоят дела».
Майкрофт открыл было рот, чтобы строго выразить неодобрение, когда дверь кабинета раздвинулась и внутрь заглянула секретарша Руфь: «К вам доктор Чолвелл». Руфь с неприязнью покосилась на Джину.
«Чолвелл? – буркнул Майкрофт. – Хотел бы я знать, что ему нужно».
«Он говорит, что вы собирались с ним отобедать».
«Ах да, так оно и есть! Проведите его сюда».
Еще раз бросив на Джину суровый взгляд, Руфь удалилась.
«Руфь меня не любит», – констатировала Джина.
Майкрофт смущенно повел плечами: «Не обращай на нее внимания. Она работает у меня уже двадцать лет… Надо полагать, увидев у меня в кабинете хорошенькую девушку, она боится, что ей могут найти замену. Особенно, – уши адвоката покраснели, – если она понимает, что я интересуюсь такой девушкой».
Джина бледно улыбнулась: «В один прекрасный день я постараюсь сделать так, чтобы она увидела меня у вас на коленях».
«Нет! – отозвался Майкрофт, приводя в порядок бумаги на столе. – Будет лучше, если ты этого не сделаешь».
В кабинет деловито зашел Чолвелл – человек примерно того же возраста, что и Майкрофт, с ясными проницательными глазами, элегантный, хотя и несколько напоминавший птицу порывистой походкой. У него были острый подбородок, привлекательно растрепанная серебристая шевелюра и длинный чувствительный нос. Доктор Чолвелл был одет с иголочки, а у него на пальце Джина заметила кольцо с золотой сферой – эмблемой Общества космических странников.
Джина отвернулась – Чолвелл ей сразу не понравился.
Искренне изумленный, Чолвелл уставился на Джину. У него даже приоткрылся рот. Он сделал короткий шаг вперед и резко спросил ее: «Что ты тут делаешь?»