«Своего рода мимикрия, можно сказать», – скупо усмехнувшись, заметил новоиспеченный губернатор Новой Земли.
«Можно сказать и так».
«А ты чем займешься, Бернисти?»
Бернисти прислушался. Издалека доносился приглушенный рокот. «Это „Блауэльм“, – сказал Бернисти. – Прибыл из Бирюзовой системы. Я отправлюсь на нем в новый полет, в новую экспедицию».
«Чтобы найти еще одну Новую Землю?» – скупая улыбка губернатора стала шире; сам того не сознавая, он не умел скрыть высокомерное пренебрежение к вечному страннику, типичное для устроившегося на теплом местечке чиновника.
«Может быть, когда-нибудь я найду Древнюю Землю… Гм! – Бернисти пнул валявшийся под ногами кусочек красного стекла с выдавленной на нем надписью „СТОП“. – Странный осколок…»
КОГДА ВОСХОДЯТПЯТЬ ЛУН
Сегильо не мог уйти далеко – ему просто некуда было уйти. После того, как Перрин обыскал маяк и площадку одинокой скалы, других возможностей не осталось: остались только небо и океан.
Сегильо не было ни в здании маяка, ни снаружи.
Перрин вышел в ночь и посмотрел наверх – прищурившись, чтобы не мешали видеть пять лун. На крыше Сегильо тоже не было.
Сегильо исчез.
Перрин нерешительно взглянул на беспокойные соленые воды Морнилам-Вара. Если бы Сегильо поскользнулся на мокром уступе скалы и упал в море, он, конечно же, успел бы позвать на помощь… Отражения пяти лун перемигивались, сияли, мерцали… Может быть, Сегильо еще боролся с волнами, невидимый, не далее чем в ста метрах от утеса?
Перрин позвал, перекрикивая шум темных вод: «Сегильо!»
Отвернувшись, он снова взглянул наверх, на фонарь маяка. По горизонту кружились два мощных световых потока, красный и белый, указывая путь баржам, курсировавшим по проливу между Южным континентом и Космоградом, предупреждая моряков об опасности столкновения со скалой Айзеля.
Перрин быстрым шагом направился к маяку: конечно же, Сегильо заснул на койке или в ванной.
Он поднялся в фонарное помещение, обошел вокруг люминифера, спустился по лестнице: «Сегильо!»
Ответа не было. Отозвалось только вибрирующее металлическое эхо маяка.
Сегильо не было ни в его спальне, ни в ванной, ни в каптерке, ни в кладовой. Куда он мог пропасть?
Перрин подошел к двери и выглянул наружу. Пять лун отбрасывали сложные пересекающиеся тени. Он заметил серое расплывчатое пятно…
«Сегильо!» Перрин выбежал навстречу: «Где ты был?»
Сегильо – тощий человек с умудренным жизнью, скорбным лицом – выпрямился во весь рост. Он обернулся и что-то сказал, но порыв ветра помешал расслышать слова.
Внезапно на Перрина снизошло озарение: «Наверное, ты залез под генератор!» Больше он нигде не мог быть!
Сегильо подошел ближе: «Да… залез под генератор». Он направился к маяку, но нерешительно задержался и поднял голову, глядя на луны – сегодня вечером они всходили одновременно, все вместе.
Почему бы Сегильо решил залезть под генератор?
«Ты в порядке?»
«Да. В полном порядке».
Перрин приблизился и пристально рассмотрел его в зареве пяти лун – Исты, Бисты, Лиады, Миады и Пойделя. Тусклые глаза Сегильо выражали только безразличие, поза его казалась неловкой.
«Ты не ушибся, случайно? Поднимись на крыльцо, присаживайся».
«Хорошо». Волоча ноги, Сегильо прошел по скале и присел на ступеньку крыльца.
«Ты уверен, что с тобой все в порядке?»
«Уверен».
Немного помолчав, Перрин присел рядом и сказал: «Перед тем, как ты… залез под генератор, ты собирался что-то сказать – что-то важное».
Сегильо медленно кивнул: «Так оно и было».
«Что ты хотел сказать?»
Сегильо тупо уставился в небо. Перрин слышал только глухие удары и шипение волн, налетавших на скалу под нависшим уступом.
«Так что же?» – не вытерпел наконец Перрин. Сегильо колебался.
«Ты говорил, что, когда пять лун восходят вместе, лучше ни во что не верить».
«А! – Сегильо кивнул. – Так я и сказал».
«Что это значит?»
Сегильо пожал плечами.
«Почему так важно ни во что не верить?»
«Не знаю».
Перрин порывисто поднялся на ноги. Как правило, Сегильо выражался кратко, сухо, выразительно: «Так ты уверен в том, что с тобой все в порядке?»
«Как новенький!»
Это больше походило на обычного Сегильо. «Может быть, тебя подбодрит глоточек виски?»
«Удачная мысль».
Перрин знал, где Сегильо держал запас бутылок: «Посиди здесь, я принесу тебе стаканчик».
«Ладно, посижу».
Перрин поспешил внутрь маяка и взобрался по двум пролетам лестницы в каптерку. Сегильо мог остаться на крыльце – а мог и не остаться. Что-то в его позе, в его взгляде, потерянном в морских просторах, заставляло предположить, что он, скорее всего, снова исчезнет. Перрин нашел бутылку и стакан, бегом спустился по лестнице. Почему-то он знал, что Сегильо исчезнет.
Сегильо исчез. Его не было на ступеньках, не было нигде на открытой всем ветрам скале Айзеля. Если бы он поднялся по лестнице, Перрин не мог бы его не встретить. Может быть, он снова спрятался в аппаратной и залез под генератор?
Перрин распахнул дверь, включил свет, наклонился, заглянул под корпус генератора. Никого.
На ровном, жирном слое пыли не было следов – здесь никогда никого не было.
Где пропадал Сегильо?
Перрин поднялся на самый верх маяка, после чего тщательно обыскал каждый укромный уголок всего сооружения, вплоть до выходной двери. Сегильо нигде не было.
Перрин вышел на скалу. Кругом было пусто – Сегильо не нашелся.
Сегильо пропал. Темные воды Морнилам-Вара вздыхали и плескались под уступом скалы.
Перрин открыл было рот, чтобы закричать, чтобы голос разнесся над озаренными лунами волнами – но почему-то почувствовал, что кричать было бы неуместно. Он вернулся в здание маяка, сел перед радиофоном и стал неуверенно вращать ребристые круглые ручки – неуверенно, потому что обязанности радиста обычно выполнял Сегильо. Сегильо сам собрал это устройство из компонентов двух старых, сломанных приемников.
Перрин осторожно нажал на клавишу переключателя. Экран заискрился и засветился, из громкоговорителя послышалось тихое потрескивающее гудение. По экрану мелькали голубые полоски и быстро проносились, как брызги, мелкие красные пятнышки. Появилась размытая, тусклая физиономия. Перрин узнал младшего клерка из управления Комиссии в Космограде и торопливо произнес: «Говорит Гарольд Перрин из маяка на скале Айзеля. Пришлите мне замену!»
Лицо на экране виднелось словно сквозь толстое гранулированное стекло. Едва слышный голос пробился сквозь треск и шипение: «Отрегулируйте настройку… ничего не могу разобрать…»
Перрин повысил голос: «Теперь вы меня слышите?»
Лицо на экране колыхалось и тускнело.
Перрин закричал: «Маяк на скале Айзеля! Пришлите замену! Слышите? Человек пропал без вести!»
«…сигнал не принимается. Подготовьте отчет, пошлите…» – голос клерка потонул в помехах.
Яростно бормоча ругательства, Перрин вращал ручки, нажимал на клавиши – тщетно. Он ударил по радиофону кулаком. Экран отреагировал ярко-оранжевой вспышкой и погас.
Перрин забежал за экран и пять минут отчаянно пытался привести в чувство переговорное устройство – тщетно. Ни изображения, ни звука.
Перрин медленно распрямился и заметил, взглянув в окно, как пять лун соревновались в беге на запад. «Когда пять лун восходят вместе, – говорил Сегильо, – лучше ни во что не верить». Сегильо исчез. Он уже исчезал раньше и возвращался; может быть, снова вернется. Перрин поморщился и содрогнулся. Теперь было бы лучше, если бы Сегильо больше не появлялся. Подбежав к выходной двери, Перрин захлопнул ее и задвинул засов. Пусть Сегильо ошивается снаружи, если вернется… Прислонившись спиной к двери, Перрин некоторое время стоял и прислушивался. Затем он направился в аппаратную и снова заглянул под генератор. Никого. Плотно закрыв за собой дверь аппаратной, он поднялся по лестнице.
Ни в каптерке, ни в кладовой, ни в ванной, ни в спальнях никого не было. В фонарном помещении никого не было. На крыше никого не было.
В здании маяка никого не было, кроме Перрина.
Он вернулся в каптерку, заварил кофе и полчаса сидел, прислушиваясь к вздохам прибоя под уступом скалы, после чего пошел спать.
Проходя мимо комнаты Сегильо, он заглянул внутрь. Койка пустовала.
Утром, когда Перрин поднялся наконец с постели, у него пересохло во рту. Мышцы затекли и напряглись, как связки прутьев. Глаза, слишком долго смотревшие в потолок, горели. Он сполоснул лицо холодной водой и, подойдя к окну, окинул взглядом горизонт. С востока половину неба затянула пелена грязноватых туч; сине-зеленая Магда потускнела, как древняя монета, покрытая патиной. Вода отсвечивала маслянистыми сине-зелеными пленками – пленки растекались, сливались и разрывались… Вдали, на южном горизонте, Перрин заметил пару черных барж, подгоняемых попутным течением к Космопорту. Уже через несколько секунд их силуэты исчезли в туманной дымке.
Перрин повернул рубильник; сверху послышалось прерывистое гудение замедляющегося, гаснущего люминифера.
Спустившись по лестнице, Перрин отодвинул непослушными пальцами засов и распахнул дверь. Ветер, насыщенный испарениями Морнилам-Вара, зашумел в ушах. Наступил отлив – скала Айзеля выросла над морем, как каменное седло. Перрин осторожно прошелся по краю скалы. Сине-зеленая Магда вынырнула в разрыв облачной пелены, ее свет проник под воду. Рискнув наклониться над обрывом, Перрин посмотрел вниз, мимо теней, выступов и гротов, в глубокий сумрак… Там что-то двигалось; Перрин старался разглядеть – что? Его ступня соскользнула, он едва не упал.
Перрин вернулся в здание маяка и три часа безутешно работал, пытаясь починить радиофон. В конце концов он решил, что вышел из строя какой-то незаменимый компонент.
Он открыл коробку с консервированным завтраком, подтащил стул к окну и сел, глядя в океанские дали. До прибытия сменщиков оставалось одиннадцать недель. А на скале Айзеля он чувствовал себя одиноко даже в обществе Сегильо.