Уолдо продолжал гипнотизировать ее с экрана. Как следовало рассматривать ее поведение? Как легкомыслие? Как простоватый юмор? Как откровенную глупость или невероятную наивность? Уолдо никак не мог решить. Он вежливо произнес: «Я имел в виду, что мы могли бы взглянуть на одну из новейших презентаций – ведь у вас на Рампольде ничего такого, наверное, нет. Например, почему бы не сходить на концерт? Может быть, тебя заинтересует какая-нибудь выставка или перцепт?… Что ты делаешь?»
«Мне пришла в голову одна мысль – я ее записываю, чтобы не забыть».
Выразительные брови Уолдо взметнулись: «А потом мы могли бы разделить где-нибудь легкий ужин и познакомиться поближе. Я нашел одно особенно колоритное место, „Старое логово“ – думаю, тебе там понравится».
«Уолдо, я не хочу покидать „орлиное гнездо“, честное слово! Здесь так тихо и мирно, и я наконец могу спокойно поговорить с родителями».
«С родителями?» – Уолдо был искренне потрясен.
«Здесь больше никого нет».
«Но когда ты успеешь познакомиться с Хэнтом? У тебя не останется времени».
«Я знаю… Поэтому мне не следует тратить время зря. Развлечься я смогу как-нибудь потом».
Голос Уолдо стал заметно напряженным: «Но я хочу, чтобы ты развлеклась сегодня вечером!»
«А! Ну ладно. Но я не смогу задерживаться допоздна. Завтра утром мне нужно явиться в Академию».
«Все будет зависеть от обстоятельств. Я навещу вас примерно через час. Тебе хватит часа, чтобы привести себя в порядок?»
«Если хочешь, прилетай раньше. Я буду готова через десять минут».
II
Уолдо прибыл через полчаса – Алиса уже ждала его. На ней было простое длинное платье, глуховатого темно-зеленого оттенка, а ее волосы стягивал обруч из нефритовых пластинок, оплетенных золотой проволокой. Она с любопытством изучила внешность Уолдо – в самом деле, его изощренный и элегантный наряд был достоин внимания. Брюки из тонкой черной ткани с коричневым и красновато-коричневым узорчатым рисунком изящно расширялись в бедрах, но туго обтягивали лодыжки и беспечно, беспорядочными складками, спускались на мягкие, отсвечивающие металлическим блеском туфли, покрытые полосками черной и красной эмали. Блуза Уолдо представляла собой красочное сочетание оранжевых, серых и черных лоскутьев; поверх блузы он носил перетянутую в поясе черную куртку, узкую в локтях, но с раструбами на концах рукавов, а также роскошный шелковый шейный платок, переливавшийся всеми цветами радуги.
«Какой интересный костюм! – воскликнула Алиса. – Надо полагать, каждая его деталь имеет какое-то символическое значение?»
«Если так, мне это значение неизвестно, – заметил Уолдо. – Добрый вечер, командор!»
«Добрый вечер, Уолдо. Куда вы собрались сегодня вечером?»
«Это зависит от Алисы. Нынче дают концерт в Контемпорании: новое произведение в стиле „ваакстрас“, исключительно интересная музыка».
«Ваакстрас? – Алиса задумалась. – Никогда не слышала о таком стиле. Конечно, это еще ни о чем не говорит».
Уолдо снисходительно рассмеялся: «Ваакстрас – культ музыкантов-диссидентов. Они эмигрировали на побережье Гренландии. Воспитывали детей в отсутствие какой-либо музыки и даже не сообщали им о значении слова „музыка“. В подростковом возрасте детям дарили набор музыкальных инструментов и требовали, чтобы они сообщали о своих переживаниях с помощью этих инструментов. Таким образом сформировалась новая звуковая ткань, основанная на сочетаниях естественных закономерностей акустического самовыражения. Получилась исключительно трудная для восприятия музыка. Послушайте!». Он вынул из кармана небольшую черную коробочку с экраном, на котором высветился перечень содержания. Уолдо выбрал одну из строк: «Вот образец стиля „ваакстрас“ – неочевидная, неожиданная композиция».
Алиса прислушалась к звукам, доносившимся из коробочки: «Ночная драка котов на крыше приятнее для ушей».
Уолдо снова рассмеялся: «Такая музыка требует привычки и понимания – а также, несомненно, сопереживания. Слушатель вынужден пересмотреть свой набор звуковых эмоциональных закономерностей, отбрасывая все традиционные наслоения, пока он не доберется до самого дна, до инстинктивной основы, позволяющей синтезировать в уме эмоции диких детей ваакстрасов».
«Давай пропустим сегодняшний концерт, – предложила Алиса. – Не уверена, что мне удалось бы обнаружить в себе надлежащие закономерности – боюсь, что начнут резонировать неподобающие случаю эмоции. В любом случае, меня не слишком интересуют переживания других людей – мне вполне достаточно моих собственных».
«Мы найдем что-нибудь, что тебе понравится, не беспокойся». Уолдо вежливо поклонился Мервину и Джейде, после чего проводил Алису к аэротакси. Машина стала полого спускаться к городу.
Уолдо покосился на Алису и заявил: «Сегодня вечером ты выглядишь, как зачарованная сказочная принцесса. Как это тебе удается?»
«Не знаю, – пожала плечами Алиса. – Я не стараюсь выглядеть как-нибудь особенно. Куда мы полетим?»
«Ну, например, открылась выставка призрачных кристаллов Латушенко – он их выращивает в свежевырытых могилах. Или мы могли бы посетить „Интринсикалию“ Арно – в высшей степени изобретательное представление, я его видел уже три раза. Уверен, что тебе понравится. Марионетки, соединенные с кукольниками нейронными трансплантатами, выкидывают самые рискованные и возмутительные номера. Кроме того, сегодня исполняют „Саламмбó“ с интерлюдией „Потайная табакерка“ – довольно-таки скандальная вещица, если это в твоем вкусе».
Алиса улыбнулась и покачала головой: «Как-то раз я случайно заметила, чем занимаются в болотах Дидиона гигантские астрахиды, когда у них течка – и с тех пор потеряла интерес к подглядыванию».
Слегка ошарашенный, Уолдо моргнул и поправил шейный платок: «Что ж… всегда можно зайти в Перцепторий – но в тебя не вживили контакты, ты пропустишь массу подробностей. В Гиперсенсе – выставка „Вызывающих поз“ Джона Шибе. Или, если повезет найти пару свободных мест в Консерватории, сегодня дают „Развитие фундаментальной боли“ Окстота, с пятью музыкальными машинами».
«На самом деле я не так уж интересуюсь музыкой, – сказала Алиса. – Мне скучно долго сидеть, пытаясь понять, зачем кому-то понадобилось исполнять ту или иную последовательность звуков».
«Бог ты мой! – изумленно пробормотал Уолдо. – Разве на Рампольде нет музыки?»
«На мой взгляд, там достаточно музыки. Люди поют или посвистывают, в зависимости от настроения. На периферийных станциях всегда кто-нибудь наигрывает на банджо».
«Это не совсем то, что я имею в виду, – возразил Уолдо. – Музыка – и, по существу, искусство как таковое – это процесс сознательной передачи другим эмоционального суждения или точки зрения в терминах абстрактной символики. Насколько я понимаю, насвистывание танцевальной мелодии не соответствует этому определению».
«Наверное, ты прав, – согласилась Алиса. – Когда я что-нибудь насвистываю, мне это никогда не приходит в голову. В школе у нас была учительница с Земли – пожилая дама, ужасно всего боявшаяся. Она хотела научить нас субъективному восприятию – заставляла слушать один диск за другим, без малейшего эффекта. Каждому из нас собственные эмоции нравились гораздо больше, чем чужие».
«Ты настоящая маленькая дикарка, ничего не скажешь!»
Алиса только рассмеялась: «Бедная старая госпожа Берч! Мы ее так раздражали! Помню, как звали одного композитора – Баргл или Бангл, что-то в этом роде – его пьесы всегда заканчивались грохотом литавр и фанфарами».
«Баргл? Бангл? Может быть, Баронджело?»
«Да-да, кажется, именно так его и звали! Ты умеешь запоминать самые странные вещи!»
Уолдо горестно рассмеялся: «Один из величайших композиторов прошлого столетия. Да уж… Ну, если ты не хочешь пойти на концерт или на выставку – или даже в Перцепторий… – Уолдо огорченно вздохнул. – Что ты делаешь? Опять вносишь какие-то заметки?»
«Я забывчивая, – объяснила Алиса. – Когда мне приходит в голову какая-нибудь мысль, мне нужно ее записать».
«О! – без особого интереса отозвался Уолдо. – Так что же? Чем ты хотела бы заняться?»
Алиса попробовала утешить спутника: «Мне не хватает терпения. Меня нисколько не интересуют ни субъективизация, ни синтетические переживания… Ох, я опять все испортила, пуще прежнего! Прошу прощения!»
Уолдо находился в полном замешательстве: «За что ты просишь прощения?»
«Может быть, ты даже не заметил… Но это только к лучшему».
«Но послушай, в конце концов! Даже если я чего-то не понял, это не может быть настолько сложно, чтобы мне нельзя было объяснить».
«На так уж это важно, – пожала плечами Алиса. – Где у вас развлекаются космонавты?»
Уолдо ответил тщательно сдержанным тоном: «Они выпивают в салунах – или ужинают с расфуфыренными красотками в ресторане „Пафосный шик“ – или слоняются по Джилливиллу – или проигрывают заработок в Эпидроме».
«А что там есть, в Джилливилле?»
«По сути дела, это старая рыночная площадь – в каком-то смысле, пожалуй, там можно забавно провести время. Неподалеку, по дороге Световых Лет – Инопланетный Квартал. Там вдоль Парада устроили лавки всякие джики, вампуны и тинко. Там множество небольших бистро, разгуливают пьяные космонавты, разномастные мистики, извращенцы и шарлатаны, смакоманы и торговцы смаком – всевозможные отбросы общества, предпочитающие не показываться на глаза в других местах. Вульгарная публика, мягко говоря».
«Было бы любопытно взглянуть на Джилливилл, – сказала Алиса. – По крайней мере там еще теплится жизнь».
«Что за странная девушка!» – думал Уолдо. Красавица, способная свести с ума любого мужчину, дочь командора Мервина Тиннотта, О.З.И., принадлежащая к высшим кругам галактической элиты, по сравнению с которыми даже его статус ничего не значил – и, тем не менее, типичная провинциалка, невероятно самоуверенная для своего возраста. А ведь ей, наверное, нет и восемнадцати лет! Иногда казалось, что она ведет себя снисходительно – так, как если бы это он был неотесанным космополитом, а она – многоопы