Почему полевой командир задал столь провокационный, не совсем логичный и вовсе не вытекающий из предыдущего разговора вопрос, непонятно было даже самому Даудову.
Быть может, заведомо зная о разладе Лариски с Валерием, он желал потешить своё самолюбие. Получить положительный для себя ответ, в присутствии своих подчинённых. Полагался на то, что выбора у взятой в заложники Лариски, которая ныне балансировала между жизнью и смертью, никакого и нет. Возможно, нынешнее пребывание в мирном сибирском городе, отчасти напомнило Даудову о советских временах; о годах его отчаянной молодости. Эти самые воспоминания и навеяли полевому командиру кое-какие ностальгические нотки по безвозвратно ушедшему. Быть может, сам факт присутствия в комнате Ларисы, его первой любви, заставил Салмана поспорить с самим собой: а почему, собственно, «безвозвратно ушедшее»? И вполне возможно, что именно здесь и сейчас, каким-то шестым чувством он вдруг ощутил в себе силы изменить то самое прошлое, а значит и настоящее. А может…
Пожалуй, именно сейчас автору следует сказать о том, что Аллах так и не послал Салману наследника. Все его надежды на сына завершились одинаково – рождением девочек. Даудов был отцом троих будущих невест.
– Не обольщайся, Салман!.. – немного подумав, Лариса одним махом отрезвила полевого командира, разрушив все его иллюзии и возможные планы. – …Как тогда, так и сейчас я бы выбрала Князева!
– Всем выйти! Оставьте нас!.. – в гневе, приказал своим подчинённым Даудов. И лишь когда те, повинуясь приказу командира, молча покинули комнату, прикрыв за собой дверь, он вновь обратился к Лариске. – …Ведь ты от него сбежала!..
Ныне Салман был взбешён не столько тем обстоятельством, что женщина повторно, спустя столько лет, вновь отвергла его, сколь тем, что сделала она это прилюдно. То есть, в присутствии его земляков. Подобное, уж точно, в глазах подчинённых не добавило Салману авторитета. Как, впрочем, и сам, заданный им глупейший из глупейших вопросов. Нынче полевой командир был вообще сам не свой. К чему-то затеял спор; предоставил заложникам возможность задавать вопросы; а отвечая на них, постоянно «тупил», говорил невпопад. Ко всему прочему, как заворожённый, он не мог отвести свой взгляд от Ларисы. Прошедшие с их последней встречи годы, совсем её не испортили. Она по-прежнему была стройна и хороша собой. Более того, его бывшая невеста, набрав сок женской зрелости, стала ещё более привлекательной. И главное, она оставалась всё такой же непокорной и острой на язычок, что добавляло ей некую притягательную изюминку. Этим Даудов и восторгался. Эта же черта его и бесила, доводя чеченца до полного исступления.
– Дурой была, вот и сбежала!– меж тем, несколько безнадёжно вздохнула женщина. Причём вздох тот был предельно искренним.
– Значит, жалеешь?.. – Даудов сплюнул прямо на ковёр. Ему вдруг захотелось, как можно больнее «укусить» эту упёртую стерву. – …А вот наш майор!.. Ты, не поверишь. Был только рад твоему побегу. Со своей новой пассией он познакомился гораздо раньше вашего разрыва. Видела бы ты, Лариса, с каким вдохновением и бесстрашием он совсем недавно вызволял её из арабского плена. А вот сегодня он отчего-то вялый. Пожалуй, виной тому именно ты. Сдаётся мне, уж не вдохновляешь ты нашего офицера на былые подвиги и безумные поступки!
– Эх, и паскуда же ты, Салман!.. – усмехнулся Князев. – …Лихо тут всё перековеркал! Той девчонке четырнадцать лет было, когда мы вызволяли её из лап твоих же соплеменников. Именно эти нелюди и оставили её круглой сиротой!
– Чего ж ты тогда ершишься? Зачем оправдываешься?.. – заулыбался Даудов. – …Видать есть в моих словах доля истины! Дыма-то, как известно, без огня не бывает!..
– Салман!.. – в разговор вновь вклинилась дама. – …Помниться и ты, как-то клялся мне в вечной верности! Меж тем, в холостяках ты вовсе недолго задержался. В общем, все вы мужики ещё те козлы!.. – скорее по инерции Лариска так и продолжала занимать сторону Валерия. Однако известие о «сопернице» её мягко сказать: не очень-то и обрадовало. Быть может из-за этой самой женской гордости, ей вдруг и захотелось напакостить не только Даудову, но и Князеву.
– Лариса, попрошу не путать любовь с брачными узами!.. – лицо чеченского командира заметно погрустнело. Лишь трое взрослых находились сейчас в комнате, двое из которых являлись потенциальными смертниками. Возможно, поэтому и позволил себе Салман кое-какие откровения. – …И далеко не всегда эти понятия взаимосвязаны!..
– Не хочешь ли ты сказать, Даудов, что чувства твои по-прежнему не иссякли? – как-то загадочно, словно соблазняя Даудова, вдруг улыбнулась Лариска.
Совсем незаметно она стала центром всеобщего внимания, а потому именно от неё во многом теперь и зависело дальнейшее развитие событий. И пока ей удавалось очень тонко играть на чувствах чеченца. Она то, приближала его к себе, то аккуратно и почти шутя, отталкивала. Однако эта самая игра шла на грани « смертельного фола». Тот же Князев, как и сама Лариса, вовсе не сомневались в том, что лишь одно неудачное слово или непристойный жест могут стать для обоих заложников последним.
– А если и так? Если я по-прежнему люблю тебя? – не задумываясь, переспросил Даудов.
«И ведь он, этот грёбаный кавказец вовсе не лжёт!.. – вновь тяжело вздохнув, подметила про себя Лариса. – …Мне приходилось читать или где-то слышать о том, что у горячих кавказских парней, якобы, верность заложена в генах. Возможно, говорил мне об этом сам Даудов. Уж и не припомню. В памяти остались лишь моменты его безумных ухаживаний. Как же он объяснялся в любви! По своему, по-чеченски. А что если дурой я была не два года назад, когда распрощалась с Князевым, а в свои восемнадцать, поддавшись сиюминутному порыву, не устояв перед дерзостью Валерки?.. Эх, и зачем он только заявился сюда? К чему затеял этот скользкий разговор? Только душу, гад, разбередил. Ведь заранее было всем известно, что не будет у нас с ним никакого будущего!..»
– Слушай, Князев!.. – вдруг в полный голос рассмеялась Лариска. – …А может мне и в самом деле плюнуть на всё?.. И, закрыв глаза, умчаться с Салманом на край света. В каком-нибудь горном ауле буду жить в полном достатке. А что ещё русской бабе надо? Мужик по-прежнему по мне «сохнет», а я женщина свободная, можно сказать: в полной боевой форме. Максимку оформим в «басмачата»!.. Так глядишь, лет этак через десять, встретится он с тобой: автомат к автомату!.. Быть может тогда, вы и вовсе не узнаете друг друга!
– Езжай-езжай. Для тебя это дело привычное. Имею в виду срываться с места с первым встречным. Только на сей раз, уж постарайся более не возвращаться!.. – в шутку отозвался майор.
Улучив момент, когда внимание Даудова было полностью сосредоточено на Лариске, Князев попытался извлечь из своего «тайника» заветную пику. Продолжая вглядываться в лицо сына, он сделал вид, будто поправляет свои брюки.
«А помнишь ли ты, Валера!.. – спрашивал себя Князев. – …Тот самый случай, десятилетней давности, произошедший на детской площадке, когда Максу было не более трёх лет?.. – червячок сомнения, на некоем подсознательном уровне всё же продолжал подтачивать майора изнутри. – …Когда Максим, повздорив в песочнице с более старшим мальчишкой, замахнулся на того своей пластмассовой лопаткой. Кабы не встал я тогда между рассорившимися детьми, ещё не и известно чем бы закончился тот конфликт. Помнишь тот дикий взгляд Максима с налившимися кровью глазами, да решительную игру его желваков? Стремление отомстить обидчику, граничило у ребёнка с каким-то непонятным безумием. Это было схоже с инстинктом хищника, охранявшего свою территорию. В тот день я и в самом деле сравнил сына с кавказским абреком!.. Нет-нет! Какой же он, к херам собачьим, абрек? Наш парень! Мой это сын! Мой, и точка!.. Лариска трепится, дабы хоть как-то расположить к себе Салмана. Сама блядь, потому и шутки у неё блядские. И ведь нашла же чем прикрыться. Сыном!.. Это она мне мстит, за Ирину! Мало того, что жизнь мою в драбаган расхерачила, так ещё и кощунствует на надгробной плите нашей былой семейной жизни. Будто догадывается, что не всё ещё, по отношению к ней во мне погибло… Стоп, Валера! Ты это сейчас, собственно, о чём? Об этой изменщице? Очнись, офицер! Ведь тебя ожидает дама, лучше которой и не найдёшь!.. Любит тебя; держится за тебя; понимает тебя, как никто иной! А ты расчувствовался, сопли пустил. Как Даудов принялся цепляться за прошлое. И эта долбанная пика, как назло, застряла… Лишь сейчас пошла. И всё же, чёрт её подери!.. Есть в Лариске что-то этакое. Некий магнит, который притягивает и от которого тяжело оторваться!..»
– Нет, Салман!.. – улыбка с лица Ларисы вдруг моментально исчезла. – …Никуда я с тобой не поеду. Не верю я тебе. Если бы любил, если бы хотел взять меня с собой… Уж точно не подставил бы пистолет к моему виску, не запугивал бы меня расстрелом!..
Одним махом Лариска вдруг обрубила все (пусть и призрачные) надежды Даудова.
Отчего ж так внезапно и столь категорично? Быть может, ждала она от полевого командира некоего ответного благородного жеста. А возможно, ввязавшись в перебранку, её первоначальная бдительность и настороженость, как-то незаметно притупились. Строить какие-то предположения тут, пожалуй, можно до бесконечности, потому как женская мысль, как правило, импульсивна и не поддаётся логическому заключению. Однако более реалистичной выглядит версия, при которой Даудов в глазах Ларисы, в какой-то момент вдруг перестал олицетворять бесконечное зло. Он вновь представился ей влюблённым курсантом, лишь немного потрёпанным войной. Таким, каким она знала его на протяжении нескольких учебных лет. И ей уже не верилось в то, что тот бойкий и слегка наивный молодой человек с пламенным чувством в груди, за какой-то десяток лет мог превратиться в убийцу; конченого подонка, готового отдать приказ на расстрел. Потому и предпочла она более не издеваться над его, похоже, искренними чувствами.
– Салманчик!.. – словно в подтверждение вышеуказанному, Лариска обратилась к чеченцу едва ли не по-матерински. – …Да ты сам посуди!.. Ну, кем я буду тебе там? Любовницей? Очередно