– Всё было предельно просто. В самый разгар сражения, когда мои бойцы сцепились с вашими в рукопашную. Я вдруг заметил, как твой дружок Муханов повалил на землю одного из аравийцев. Сам знаешь: арабы, народ безбашенный и живьём их сложно взять. Вот и этот, тотчас схватился за гранату… Короче, взрыв и обоих в клочья. Огляделся я, а вокруг ни души. Лишь один вояка совсем рядом со мной корчится от боли. Хотел, было, его добить… Ну, чтоб не мучился. Да вовремя вгляделся в лицо того военного. Твою мать, это ж мой старый знакомый, Побилатушка!.. Парня зацепило осколками того самого взрыва, от которого твой Муханов и погиб. Тут-то меня и осенило. Я вдруг понял, как безболезненно можно «выйти из игры». Вынул я из кармана свои личные вещи: записки, письма и тому подобное. Снял медальон. Да и разбросал те безделушки вокруг воронки. Ради такого случая пришлось мне пожертвовать своим пальцем с золотым перстнем. Чтоб поубедительней. Так же как и у тебя, у Побилата особого выбора на ту минуту не было. Пригрозил я ему всё той же видеокассетой: мол, размножу и разошлю её по всем российским телеканалам. Пусть народ увидит, как режет он своего соотечественника. Впрочем, парень и без того, был полностью деморализован. Шутка ли… За неполные два дня, он уж трижды умудрился попасть в руки полевого командира. Мистика, злой рок, фатальная неизбежность или полнейшее де-жавю!.. Куда не беги, один хрен, я тут как тут.
В общем, согласился со мной лейтенант, потому и жив он до сих пор. Да ещё и в должности повышен. Учись майор у своего подчинённого!.. – рассмеялся Салман. –…После, я выбрался за рубеж. Поболтался по курортам, по санаториям и вернулся. Скучно там, друг мой Валера. Только за бугром и понял, что война для меня: и цель, и смысл, и образ жизни. Это покруче любого наркотика. Затягивает так, что уже и не остановиться. Видать, судьба моя такая. Да я, собственно, и не против!..
Трель внезапно зазвонившего телефона, оборвала «задушевный» монолог полевого командира.
– Ответь! – Даудов подставил к горлу Ларисы нож, навязчиво намекая на то, чтоб та не сболтнула чего-то лишнего.
– Это тебя! – уже через мгновение дрожащей рукой дама протянула трубку Даудову.
– Включи «громкую связь»! – в ответ приказал ей Салман.
Тотчас из динамика телефона полилась чеченская речь. Её могли слышать все находившиеся в комнате. Периодически Салман прерывал звонившего, задавая тому уточняющие вопросы. Насколько Князев был силён в кавказских наречиях, настолько ему и удавалось разобраться в сути данного разговора.
Забегая вперёд, следует признать, что за годы, проведённые в Чечне, Валерий усвоил лишь пять-семь общих фраз и не более тридцати отдельных слов. И, тем не менее, этого оказалось вполне достаточно, чтобы понять смысл развернувшегося телефонного диалога.
Звонивший докладывал о некой взрывчатке, якобы, успешно преодолевшей пограничные кордоны и таможенные посты. Речь, очевидно, шла о российско-казахстанской границе, до которой от города было не более двух часов среднего хода. С минуты на минуту та машина, начинённая смертоносным грузом, уже должна была въехать в город. В то время как слова: «фестиваль»; «аншлаг»; «театр»; «премьера» – и вовсе не требовали какого-либо перевода. Теперь-то и стало понятно Князеву, чего ожидали бандиты, почему не спешили и почему могли они позволить себе пространные беседы. Как не крути, а главной их целью был тот самый театральный фестиваль, на который очень хотела попасть его Иришка.
Бандиты внимательно и сосредоточенно вслушивались в каждое слово; в чём-то сопереживали тем, кто рисковал на границе; в чём-то разделяли их радость. Как не крути, а именно этот звонок и обещал стать ключевым моментом в дальнейшем развитии событий. Счёт шёл не на часы или минуты – на секунды. Воспользовавшись отвлечённым вниманием бандитов, Валерий ещё на чуть-чуть приблизился к журнальному столику. Теперь пакет с «Береттой» уже был от него на расстоянии вытянутой руки. Попутно он улучил момент для того чтобы выудить-таки из своего «тайника» пику.
«Не доберусь до пистолета, так хоть одну суку прихвачу с собой на тот свет, при помощи данного клинка!»
Следует отметить, что в своих самых печальных предчувствиях и предположениях, майор вовсе не ошибся.
– Вот и всё, Князь!.. Хорош базарить. Ждать нам больше некого, да и нечего. Все уже в сборе!.. – объявил Салман, едва закончив телефонные переговоры. – …Вот тебе бумага, авторучка. Вот и образец. Тупо перепиши его своей рукой, слово в слово и собирайся. Иначе!.. – полевой командир не договорил, а просто ткнул стволом своего автомата в грудь майора. После чего ствол автомата переместился в сторону Лариски с сыном. – …А эти двое останутся здесь, под охраной! Повторюсь, коль всё пройдёт, как задумано, никого не трону. Слово командира. В отличие от тебя, Князев, моему слову можно верить!
Если кто-то посчитает, будто бы, в далеко не «прифронтовую зону», а в самый глубокий тыл федералов Даудов выбрался именно ради Князева, он, безусловно, ошибётся. В действительности, о своём бывшем сокурснике и главном источнике всех своих последних неприятностей Салман вспомнил лишь тогда, когда определялся с российским городом для проведения своей карательной вылазке. Когда вдруг возникла у Даудова острая необходимость заявить о себе во всеуслышание. Так сказать: с максимальным эффектом «возродиться из мёртвых». Да так, чтоб дурно стало многим россиянам.
Не один год Салман прожил на российской территории среди обычных обывателей. Хорошо был знаком с русскими традициями, устоями, порядками и обычаями. Знал он и о предрасположенности многих славян к лени, неповоротливости и попустительстве. Потому, обрусевший чеченец и чувствовал себя здесь в России, как рыба в воде. Уже, будучи полевым командиром и, соответственно, государственным преступником, объявленным в федеральный розыск, Салман нередко выбирался в Москву. Делал он это, как правило, лишь для того, чтоб пощекотать свои нервы, ради некоего «прикола». А бывало, что он пробирался в «тыл врага» поспорив на крупную сумму денег с кем-то из иных чеченских командиров. Данные вылазки непременно сходили ему с рук. Более того, будучи на российской территории, Даудов мог запросто наведаться в одно из своих московских казино, мог заглянуть в то или иное госучреждение, либо принять участие в каком-то массовом мероприятии. Общаясь с боевиками, Даудов, бывало, шутил о том, что нынче в России культ денег. Дескать, всё там продаётся и всё покупается. У любого предмета, действия, явления или официального лица… Будь то мент, чиновник или администратор. У каждого имеется свой конкретный ценник. По твёрдому убеждению Салмана, если знать, кому и сколько нужно положить на лапу, можно запросто проехать от Бреста до самого Сахалина, да хоть на БТРе с чеченским флагом и символикой независимой Ичкерии.
Ступив на омскую землю, Даудов отчасти ощутил себя неким первопроходцем, разведчиком чужих территорий. Ведь выбраться так далеко за Уральский хребет ещё никто из полевых командиров ранее не осмелился. Само расстояние от Северного Кавказа до Западной Сибири, действительно, многих могло впечатлить. Однако забираясь в столь невероятную даль, Даудов мягко говоря: хитрил. Судите сами. Маршрут его банды, в основном пролегавший по среднеазиатским республикам бывшего Союза, был абсолютно безопасен. Единоверцам были открыты все кордоны. Реальную угрозу для чеченских экстремистов мог представлять, разве что, завершающий участок пути: от российско-казахской границе до города с миллионным населением. А это не более ста тридцати километров, практически безжизненных территорий. Пожалуй, к единственному промаху в безупречном плане Салмана было неудачно выбранное время года, для проведения данной акции устрашения. Лето – пора отпусков и каникул. Потому и наиболее «лакомые» объекты: такие как, школы и детские сады – в большинстве своём бездействовали. Однако и эта промашка виделась полевому командиру малозначимой. Ведь были ещё: и роддома, больницы и прочие, как медицинские, так и госучреждения, которые никогда не терялись из поля зрения террористов. Ну, а Театральный фестиваль, собравший в городе тысячи гостей, так и вовсе оказался чрезвычайно интересен ему в плане более чем широкомасштабной огласки.
Что же касаемо нынешнего согласие или несогласие Валерия подписать какие-либо расписки… Так это, по большому счёту, интересовало Даудова постольку поскольку. Салман уже давно вынес майору смертный приговор. Вот только быстрая смерть врага, чеченца вовсе бы не утешила. Извращённые фантазии Салмана жаждали иной смерти – позорной, мучительной, долгой. Потому и решил полевой командир «подставить» майора по полной программе.
Нынешним вечером Даудов собирался выставить Валерия в роли одного из участников предстоящего теракта. Выбив из офицера письменное признание и видео компромат, чеченский командир планировал вывести Князева на место захвата заложников. По возможности «засветить» того перед объективами телекамер и сделать всё, чтобы люди, захваченные боевиками хорошенько запомнили его, русского офицера в дружеской компании с ним, с полевым командиром.
Друзья и сослуживцы Князева, то есть те, кто хорошо знал Валерия, в блеф Салмана естественно не поверят. Тут расчёт строился на миллионы простых обывателей, которые (уж будьте уверены) с интересом прильнут к экранам телевизоров, наблюдая за событиями, происходящими вокруг омского Драматического театра, захваченного чеченскими «выродками». Именно эти самые «сторонние наблюдатели», в обязательном порядке поверят. Более того, в первую очередь российские граждане будут требовать расправы именно над предателем – над русским, затесавшимся в банде чеченцев. Ну, а после вброшенного в средства массовой информации убойного компромата на бывшего офицера госбезопасности… После первых жертв в рядах заложников, которые непременно будут… В общем, Князева начнут «рвать» именно свои.
И всё же уверовав в свою удачу, в успех тщательно продуманной операции, как-то незаметно д