у со всеми удобствами. Ведь все они суки продажные. Потому и нет, и не может быть в этой грёбаной стране, для умного и обеспеченного человека каких-то непреодолимых барьеров!..»
Размечтавшись о грядущем освобождении, Даудов упустил из виду тот самый момент, когда бесцельно блуждавший по камере Никола, вновь положил свою руку на его задницу. На сей раз, выверенный удар бывшего полевого командира пришёлся зеку промеж глаз. Кровь хлынула из обеих его ноздрей. И вновь Никола, как ни в чем, ни бывало, улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой.
Даудов опустил руки, дескать, чего ж взять с идиота. В ту же секунду невероятной силы «крюк» Курганского поверг Салмана в глубокий нокаут…
В себя полевой командир пришёл довольно скоро. Лежал он на тот момент лицом вниз. При этом кто-то сзади стаскивал с него брюки. Крутанувшись на спину, чеченец саданул противника обеими ногами, угодив тому в морду. Никола отлетел в дальний угол камеры.
– Чем ты агрессивней, тем ты больше меня заводишь!.. – и опять зловещая ухмылка перекосила круглое и окровавленное лицо Курганского. Похоже, действительно, он был напрочь лишён чувства боли…
С металлическим лязгом провернулся ключ в тюремной двери, и та неожиданно открылась.
«Слава Аллаху!.. Ты услышал мои молитвы!.. – мелькнуло в голове бывшего полевого командира. – …Сейчас!.. Сейчас всё закончится и я, наконец-то избавлюсь от своего дебильного соседа. Конвоир отведёт меня к старшему. Предложу ему то, отчего тот не сможет отказаться. И мы немедленно уладим все наши недоразумения. А если он не возьмёт, не согласиться? Куда ж эта тварь денется?..»
– Осуждённый Даудов! Встать! Спиной к двери! – выкрикнул надзиратель, вошедший в тюремный кубрик.
Подтягивая брюки и застёгивая ширинку, Салман нехотя подчинился приказу.
– Осуждённый Даудов, тебе будут зачитаны основные правила!.. – продолжил вошедший. – Слушать меня внимательно. Вопросы не задавать. Запоминать всё с первого раза!.. Во время выхода из камеры тебя будут сопровождать не менее двух охранников. В помещение арестант заходит, наклонившись лицом в пол с поднятыми за спину руками. Поза «ку» будет для тебя основной на протяжении всей оставшейся жизни. При любой команде конвоира, ты обязан в точности её исполнить. Во время доставке тебя в место назначения, как автомат Калашникова, ты обязан назвать свою фамилию, имя, отчество и статьи по которым осуждён. Только после этого и, опять же, лишь по команде, ты сможешь разогнуться и принять естественную для человека позу. Согласно инструкции заключённому запрещается смотреть в глаза охранника. Контролёр для «пожизненника» – это высшее и неприкасаемое существо, приказы которого вы, звери, должны исполнять беспрекословно. Ты должен запомнить всё, вышеозначенное на уровне своих низших рефлексов. Любое, даже самое незначительное нарушение режима, карается по наивысшим меркам.
– Позвольте мне встретиться с начальником колонии! Или, быть может, переговорить лично с вами, с глазу на глаз!.. – воспользовавшись секундной паузой, заговорил Даудов. – …Уверяю вас, вы о том, уж точно не пожалеете!
Тут же Салман получил мощнейший удар по почкам, после которого он не смог устоять на ногах, упав на четвереньки.
– Ну, зачем же так?.. – простонал чеченец и в отчаянии добавил. – …Ведь мы всегда можем договориться!..
Повторный удар по тем же самым почкам, заставил Даудова распластаться на полу в горизонтальном положении.
– Можешь считать, гандон, что сейчас, за нарушение режима, я тебя просто погладил! А теперь, сука кавказская, задумайся: какого тебе будет, когда мы начнём тебя бить!..
Салман не смел, поднять головы. Похоже, первый урок пошёл ему впрок. Он лишь слышал, как кто-то вошёл в камеру. Причём, это был вовсе не надзиратель, опустивший ему почки.
– Ты, пидор, ещё тысячу раз пожалеешь о том, что не получил свой «вышак»!.. – наклонившись к самому уху чеченца, прошипел сквозь зубы вошедший. – …Кажется, ты хотел встретиться с начальником зоны? Для вас, для зверей, это неисполнимое желание. Все контакты с руководством колонии, а так же жалобы, прошения и всевозможные просьбы в стенах данного учреждения под запретом!.. Однако именно тебе несказанно повезло. Иногда «тюремные боги» сами спускаются к вам с «небес». Если ж быть более конкретным, сейчас с тобой говорит заместитель начальника сто тридцать первой колонии, подполковник Оконечников. Я решил лично встретиться с тобой, с нашим новым сидельцем. Спросишь: к чему такая честь? Так я отвечу. Уж очень мне хотелось лично заверить тебе в том, что в «Чёрном дельфине» тебя ожидает самый настоящий ад! Я это, лично тебе гарантирую! Кстати, фамилия моя тебе ни о чём не говорит?
На сей раз, игнорируя предыдущие предупреждения, Салман в ужасе обернулся и глянул в глаза нависшему над ним офицеру. На него смотрел словно вернувшийся с того света и слегка постаревший Никита Оконечников. В памяти полевого командира тотчас всплыло ставшее едва ли не родным горное селение. Трое пленных на обочине дороги. А так же мёртвое тело русского офицера, брошенное на пустынной улице.
– Старик, кем он тебе приходился? – без лишних уточнений, спокойно и почти с сочувствием поинтересовался чеченец.
– Сыном!.. Младшим!.. Он был для меня и гордостью, и верой, и надеждой!.. – ответил подполковник. При этом глаза его стали влажными.– …Ты отнял у меня всё ранее перечисленное!..
«Каким же я был мудаком!.. Как же я мог забыть о том, что отец Никиты сотрудник колонии? Ведь это он писал мне письма, слёзно умолял отпустить его сына. Просил рассрочку выплаты выкупа; предлагал какую-то мелочь. Тысяч двести или триста, кажется. А ещё… Помниться, он гарантировал мне своё благорасположение. А я, дятел, сжигал те письма, практически не читая. Я делал ставку на брата Никиты, на бизнесмена. Невзирая на то, что он и прибеднялся разорившимся предпринимателем, я точно знал, что он блефует. В мои руки попали неопровержимые доказательства того, что брат Оконечникова, в своё время сорвал «крупный банк» на махинациях с золотыми слитками. Именно братан Никиты, по сути, его и кинул!.. Мудаком я был, когда жёг отцовские письма… Мудак, что не отпустил. И трижды мудак, что убил!..»
– Отец, прости!.. Ведь то была война. Он офицер, я командир. Мы были врагами, и как не крути, кто-то из нас должен был погибнуть. Ничего личного. Аллах свидетель того, что смерти Оконечникова я вовсе не желал. Скажу больше, я мечтал заполучить Никиту в качестве своего подчинённого!..
– А после, отдал приказ перерезать ему глотку!
– Как узнал? – первым делом Салман подумал о Побилате.
– Лётчика Волкодаева, помнишь?
– Так он погиб!..
– Ошибаешься, Дима жив. Буквально вчера мы с ним водку пили, поминая сына. А вот ты, сука, сдохнешь! Твой сокамерник самый свихнувшийся псих на этой зоне. Ему совершенно не свойственно чувство боли или сострадания. К тому же он способен неделями обходиться без сна. Своими извращениями, наш Никола уже свёл в могилу двоих уродов-сокамерников. Примерно год, как он сидит «голодным» в полном одиночестве. Ты будешь третьим!.. Если изловчишься и убьёшь его, так у меня ещё триста таких же «зверей» в запасе. При этом я жажду лишь одного. Чтоб умер ты не сразу; и не через неделю; ни через месяц… Чтоб мучился ты, как можно дольше. Можешь считать, что администрация зоны твоё пожелание о личной встречи выполнила, чеченский полевой «петушара»!..
Авторская ремарка
Именно так в декабре 2007 года и была мною закончена «Злая память».
Увы, но Князев погиб. Его жизнь закончилась так же трагично, как и вся чеченская компания. Ведь, по сути, Россия ту войну не просто проиграла, она её с треском провалила. Лидеры чеченских тейпов добились именно того, чего изначально они, собственно, и требовали. Имею в виду, полную политическую и финансовую независимость, максимальные налоговые льгот, крупные дотационные вложения из центра, а так же своего Президента, из числа бывших полевых командиров. Кроме того, незамедлительный вывод российских войск с территории Ичкерии. Потому и не видел я своего главного героя в том послевоенном будущем. В будущем, где главными героями, по сути, стали прапорщики Михайленко. В своё время, прилично наворовав и безоглядно напредавав, теперь они учат нас жизни. Данные дельцы выступают ныне с высоких трибун, занимаются показной благотворительностью, лживым меценатством, строят Храмы (замаливая свои прежние грехи), переписывают историю некогда Великой Державы по своим низменным меркам и лекалам, всеми возможными способами пытаясь обелить чёрное и по возможности очернить белое.
Однако друзьям и знакомым, которые успели прочесть рукопись «Злой памяти», вовсе не понравился предложенный мною финал. Причём, не просто не понравился, а едва ли не в ультимативной форме они потребовали переписать концовку книги.
Поначалу, я был непреклонен.
Когда же в 2008 году из жизни ушёл, пожалуй, самый преданный мой читатель, мне подумалось: а почему бы, собственно, и нет? Почему бы не исполнить одну из последних его просьб?
Впрочем, ничего переписывать мне вовсе не пришлось. Я лишь добавил несколько глав, которые и представляю вашему вниманию.
Игорь
Российская Федерация. Город Омск
Двадцать восьмое декабря 18.50 (в.м.)
Кутаясь от пронизывающего холодного ветра в меховой воротник, женщина возвращалась с работы. По пути она забегала в магазины и торговые павильоны, подкупая к празднику кое-какие недостающие продукты.
Самые кошмарные в её жизни дни остались далеко позади. С той самой поры минуло уж полтора года. Тяжёлые воспоминания успели отойти на второй план. Сейчас она уж точно знала, что любая чёрная полоса жизни, пусть и растянувшаяся на достаточно продолжительный срок, рано или поздно, оканчивается. Кажется, совсем ещё недавно она вовсе не видела смысла в своём дальнейшем существовании. Жуткая депрессия, безнадёжность и полная апатия завладели тогда всем её разумом. Прошло время, и тот былой негатив куда-то улетучился, оставшись в очень далёком прошлом. Появилось желание встретиться с друзьями, пообщаться, немного развеяться. Ну, а сейчас, накануне Нового Года, ей захотелось настоящего праздника. То есть, подарков под пахнущей хвоей ёлкой; шампанского; хлопушек; бенгальских огней; музыки и новой надежды на счастливое будущее. Чтоб там не говорили, а время лечит. И в первую очередь, израненные и истерзанные души.