Почти против воли Кроссли закрыла глаза.
— Сделайте неторопливый, глубокий вдох…
Она вдохнула.
— А теперь медленный выдох.
Она проделала это пять раз, как он и просил. Удивительно, но она почувствовала, как уходит раздражение, напряженность, ее мысли успокаиваются.
Пендергаст продолжал вполголоса давать указания. Несколько минут спустя он начал тем же спокойным, нейтральным голосом перечислять удивительные подробности ампутаций. Он просил Кроссли представить медленное движение топора, опускающегося сверху; повторяющиеся удары; рассекаемую плоть; дробление и расщепление костей; отделение нижней части конечности, фонтан крови… Представлять это было слишком ужасно: Кроссли потратила годы, чтобы научиться воспринимать аутопсию как работу, которая осуществляется на неживых предметах, а не на существах, которые были живы и страдали, — другого способа сохранить эмоциональное равновесие она не знала. Но под мягким руководством Пендергаста она обнаружила наконец, что может вернуть человеческое существо к жизни в момент ампутации.
Ее глаза широко раскрылись, когда пришло шокирующее понимание.
— О нет! — выдохнула она.
На несколько мгновений у нее пропал дар речи. Пендергаст смотрел на нее со смесью любопытства и озабоченности.
Наконец она обрела голос:
— Эти ампутации — следствие самокалечения. Господи боже, эти люди сами поотрубали себе ноги.
— Так оно и было, — подтвердил Пендергаст. — Самым жестоким и топорным способом, какой можно вообразить. Вопрос только: почему?
20
Пендергаст вел взятую напрокат машину на северо-восток по дороге № 1, известной также как «трасса на поверхности морей». Это название казалось удивительно подходящим: весь тот час, что он ехал из аэропорта Ки-Уэст, дорога № 1 представляла собой скорее мост, чем шоссе. Время от времени трасса проходила по твердой земле — некоторые острова были достаточного размера, чтобы вместить целый поселок, другие представляли собой лишь клочок земли с пальмами и травой, — но потом земля оставалась позади и дорога продолжала свой путь над зеленовато-синим океаном.
После протяженного участка над водой дорога № 1 пролегла по острову Марафон, а еще через несколько миль подошла к Айламораде. Нижние острова архипелага Флорида-Кис имели тропический вид, словно отдельная земля: сонная, закаленная штормами среда обитания, которая, хотя и зависела от туризма, ничуть не напоминала изощренную роскошь Палм-Бич. Айламорада явно относилась к более высокому классу, чем другие острова; Пендергаст миновал несколько курортных заведений, монополизировавших берега острова. Но северная оконечность принадлежала местным жителям — тут находилась школа, жилые кварталы тянулись до океана, иногда среди деревьев мелькал жилой автоприцеп.
Пендергаст сверился с навигатором на телефоне, и, когда дорога уже уходила вверх, на мостовую часть, он свернул налево и поехал по узким дорогам, отчасти асфальтированным, отчасти грунтовым, среди зарослей кустарников. Здесь не было пансионатов — только жилые автоприцепы и дома разной степени разрухи, мастерские по ремонту автомобилей, маленькие бизнесы, дорожные знаки, выжженные солнцем.
Он проехал с полдюжины кварталов, и дорога закончилась на посыпанной гравием парковке рыболовной фирмы. Пендергаст остановился около ряда грузовичков, вышел и огляделся. На юге лежали на бимсах ржавеющие корпуса старых рыболовных лодок, образуя что-то вроде ограждения. На севере, где земля переходила в заболоченное прибрежное пространство, он увидел пестрое собрание обиталищ: односкатные сараи с гофрированными крышами, потрепанные жилые автоприцепы, одна-две хижины в стиле маори — такую с удовольствием мог бы нарисовать Гоген. Береговое сообщество, казалось, выросло здесь поневоле, как усоногие рачки, поселившиеся на корпусе корабля. Пендергаст снова сверился с навигатором и направился к маленькой группке домов.
Подойдя ближе, он остановился. Среди запахов дизельного топлива, мертвой рыбы и застойной воды появился новый запах: едкий, горький, более подходящий для химического завода, чем тропического острова. Жженый кофе. Правда, слово «жженый» едва ли верно передавало то, что он чувствовал: это был кофе, который кипел и кипел, так что о каких-либо вкусовых достоинствах говорить уже не приходилось. Пендергаст убрал телефон и осторожно двинулся к источнику запаха. Запах тянулся из хижины на краю расчищенной площадки, где перед полосой заболоченного берега заканчивались деревья. Дальше не было ничего, кроме зеленой воды, отмели и Мексиканского залива.
Пендергаст подошел к лачуге. Там, развалившись на шезлонге, сидел молодой человек, небритый и неопрятный, с солнцезащитными очками на носу, в драных выцветших джинсах, обрезанных до середины бедра. Он был без рубашки, словно демонстрировал мускулистую бронзовую грудь. По его животу проходил длинный узкий шрам (судя по характеру оставшихся следов, швы были недавно удалены), словно проведенная тонкой кисточкой белая линия на оливковой коже. Черные волосы были зачесаны назад и завязаны в плотный хвостик, а на шее красовалась алая бандана. С одной стороны шезлонга стояла большая кружка кофе, с другой — полупустая бутылка пива «Корона» с капельками воды на запотевшем стекле. Из тьмы хижины доносилось слабое потрескивание полицейского УКВ-сканера.
Почувствовав приближение Пендергаста, человек оглянулся. Несколько секунд эти двое просто смотрели друг на друга. Потом человек в шезлонге кивнул.
— Закадычный друг, — сказал он.
— Агент Колдмун.
— Хорошая у нас стоит погода.
— Совершенно восхитительная.
Человек по имени Колдмун показал на одну из пустых нефтяных бочек:
— Прошу, садитесь.
— Огромное спасибо, но я предпочту постоять.
— Как хотите. Тогда, может, кофе? — Он показал на большой стальной чайник, кипевший в темноте хижины.
Пендергаст не ответил.
Колдмун сделал большой глоток пива:
— Забавно. Я думал, больше вас не увижу. По крайней мере, здесь, во Флориде.
— Мне пришлось задержаться. И я мог бы то же самое сказать о вас. Помнится, вас выпустили из больницы неделю назад. Почему вы все еще здесь?
Колдмун пожал плечами:
— Я выздоравливаю. Снега Колорадо могут подождать.
— А как вы оказались в этом живописном месте? — Пендергаст повел рукой в сторону жилых прицепов, песка и болотной травы.
— Думаю, мне просто повезло. Арендная плата практически нулевая. Я сел на автобус «Грейхаунд» направлением на юг от Майами в поисках подходящего места, чтобы очистить голову от мыслей о мистере Брокенхартсе и его убийствах. Решил сойти здесь.
Экстравагантность такого решения сделала для Пендергаста его поиски гораздо более трудными, чем они могли бы быть.
— Значит, вы решили закончить ваше выздоровление превращением в коренного, — сказал Пендергаст.
— Осторожнее с выбором слов, Пендергаст. Я и без того коренной — лакота.
— Конечно. Но давайте не будем забывать вашу дорогую матушку-итальянку.
Пендергаст знал, что у Колдмуна двойственное отношение к этому факту: он считал, что его индейское происхождение подпорчено европейской кровью.
— Non mi rompere i coglioni[24], — ответил Колдмун, сопровождая свои слова оскорбительным итальянским жестом.
— Позвольте мне перейти к делу. Вы следили за историей необычного плавучего мусора, вынесенного недавно на берег острова Каптива?
— Это вы про обрубки ног? Читал в газетах. Слышал по сканеру.
Пендергаст вздохнул:
— Я заинтересовался этим делом.
— И?…
— Я обнаружил, что это действительно самое обескураживающее дело, с каким я когда-либо сталкивался, даже уникальное. Поскольку я знал, что вы все еще здесь, и понимал, что вы, вероятно, не против набраться еще кое-какого опыта, мне показалось, что вы сочтете интересной возможность понаблюдать день-другой за развитием ситуации. Конечно, неофициально. И…
Его речь была оборвана смехом. Колдмун был не из тех людей, которые часто смеются, и его смех звучал необыкновенно мелодично. Он закончил смеяться, допил пиво и бросил бутылку на песок:
— Ладно. Давайте разберем эту вашу маленькую речь и извлечем из нее истинный смысл. Пикетт вынудил вас взяться за это дело, верно?
— Ничего похожего он не сделал, — раздраженно сказал Пендергаст. — Он предложил показать мне местные достопримечательности. А дело я принял, потому что почувствовал интерес к нему.
— Хорошо, хорошо. И теперь вы погрязли в нем по колено и решили, что вам нужен ваш прежний напарник Колдмун.
— Как вы знаете, я не работаю с напарниками. Я просто предлагаю вам шанс стать консультантом.
— А, консультантом. Вам нужна моя помощь, а с учетом того, что вы юлите вокруг да около, эта конкретная помощь вряд ли мне понравится.
— Если вы считаете, что я лукавлю, то я возражаю.
— Ну а я возражаю против того, чтобы вы прерывали мой отпуск. И к тому же загораживали от меня солнце.
Он посмотрел на Пендергаста, подняв бровь.
Немного помедлив, Пендергаст отошел в сторону и присел на пустую бочку, от чего отказывался прежде.
— У вас подозрительный и циничный характер. В обычной ситуации я бы рассматривал этот факт как ценное обстоятельство. Но в данной ситуации, мне кажется, вы просто используете это как дымовую завесу для симуляции.
Колдмун улыбнулся, но в его голосе послышались резкие нотки:
— Для симуляции? Вы думаете, что пуля в грудь и змеиный укус — это для меня повод побездельничать?
— Я думаю, что вы, вероятно, привыкли к отдыху в шезлонге, попиванию пивка и отвратительного кофе и вам не хочется консультировать по важному делу.
Оба замолчали. Издалека доносились звуки механизмов, машин на дороге, крики чаек и скрежещущие вопли фламинго.
Наконец Колдмун сказал:
— Ладно, Пендергаст. Для чего я вам нужен? Только говорите прямиком. Без вранья.
— У вас особенный — нетрадиционный — взгляд на вещи. Взгляд, который дополняет мой собственный.