— Почему бы вам просто не сказать: «Мне нужна ваша помощь»?
— Именно это я и пытаюсь сделать, — ледяным тоном произнес Пендергаст.
Колдмун покачал головой:
— Что скажет об этом Пикетт? О том, что вы привлекаете меня?
— Я заручился его полной поддержкой в этом вопросе.
— А если я скажу «нет»? Просьба не превратится в приказ?
— Давайте перейдем этот мост, когда дойдем до него.
Колдмун перевел взгляд на море:
— Хорошо. Меня очень даже интересуют эти обрубки, вынесенные на берег. А кого бы они не заинтересовали? И да, у меня есть некоторое время, прежде чем я должен явиться в Колорадо. Но я больше не буду изображать кретина. Никаких консультаций, ничего неофициального. Это другое название для мальчика на побегушках. Если я буду вам помогать, я хочу участвовать. В полной мере. Либо равноправные напарники, либо ничего.
— Вы знаете мои методы. Я предлагал вам нечто более… как бы сказать, более вспомогательное.
— Забудьте об этом.
Вместо ответа Пендергаст закрыл глаза. На этот раз молчание растянулось на минуты. Потом он сказал, не открывая глаз:
— Ноги предварительно были заморожены.
— Это странно.
— И ампутации осуществлялись очень грубо — с помощью мачете или топора, без какого-либо медицинского сопровождения или последующей первой помощи.
Повисла глубокая пауза.
— Вот это уже какая-то безумная хрень.
— Я вам гарантирую, это дело имеет исключительно любопытные аспекты.
— И все же: либо равноправные напарники, либо ничего.
Наконец Пендергаст открыл глаза и посмотрел на Колдмуна:
— Хорошо. На время расследования этого дела.
— Или пока одного из нас не убьют.
— Славная мысль. — С этими словами Пендергаст встал, отряхнул брюки от пыли, словно брезгливая кошка, и повернулся к своей арендованной машине. — Можете провести вечер здесь и развлекаться в том дешевом стиле, к которому вы привыкли. Но я жду вас завтра на острове Каптива к ланчу. Скажем, в час.
— Где?
Пендергаст открыл дверь машины:
— Я буду в Мортлах-хаусе у берега, за мостом Блайнд-пасс. Я взял этот дом в аренду, и там много места, так что можете не искать, где вам остановиться. — Пендергаст перевел глаза на жалкую хижину Колдмуна. — Если вам будет удобнее, я раздобуду для вас большую картонную коробку и матрас — засуну их в щель под крыльцом.
— Ха-ха.
— У вас есть какой-нибудь транспорт?
— Я приеду, можете не волноваться, — усмехнулся Колдмун. — До встречи в час, напарник.
Со страдальческим видом Пендергаст сел за руль, захлопнул дверь, завел двигатель и поехал назад по грунтовой дороге, оставив после себя облако пыли, медленно оседавшее на развалины и заброшенные лодки.
21
Констанс лежала в старой кровати с балдахином, стоящей на некотором расстоянии от окон в спальне второго этажа Мортлах-хауса. Адвокат, мистер Мейфилд, привлек целую армию уборщиков и декораторов, и викторианский дом стал светлым и наполнился воздухом. Хотя Констанс внимательно осмотрела его, она пока так и не увидела крови, просачивающейся сквозь обои, как обещала ей секретарь адвоката.
Ее окна были открыты для ветерка с залива и слабого шелеста волн на все еще закрытом полицией берегу. В остальном в доме стояла тишина. Все спальни находились на втором этаже, и Констанс обнаружила, что ее спальня ближе к спальне Алоизия, чем ей это было привычно. Дом был старый, надежно построенный, но ничуть не такой основательный, как особняк на Риверсайд-драйв в Нью-Йорке, где она жила. Прошедшая ночь была первая в этом доме; днем Пендергаст уехал в Ки-Уэст и должен был вернуться не раньше половины второго.
Констанс лежала в кровати и смотрела на щупальце лунного луча, протянувшееся по панельному потолку. Сна у нее не было ни в одном глазу. Она успела хорошо узнать себя за годы, прошедшие с ее рождения, и никакой тайны в этой бессоннице для нее не было: ее чувства пребывали в напряжении, она ждала, что в любую минуту может что-то случиться.
Тайна тем не менее была… в чем же она состояла?
Приехав к Алоизию, Констанс погрузилась в изучение расследуемого им дела: она лазала по Интернету, выражала свое мнение относительно версий, выдвинутых Пендергастом, и предлагала собственные. Но она обнаружила, что не испытывает к этому интереса. Сотня обрубков человеческих ног, вынесенных на берег, — это было невероятное и ужасное дело, но оно имело мало отношения к интеллектуальной и смертельной схватке умов, которой она так наслаждалась, помогая Пендергасту в его расследованиях. Смерть в таком масштабе скорее напоминала геноцид, а геноцид никогда не был умным или таинственным, он был самой уродливой, самой жестокой стороной человечества, проявлял себя жестоким и бессмысленным образом. Енох Ленг, ее первый опекун, изучал геноцид, и от него она узнала об этом предмете больше, чем хотела знать.
Она наконец призналась Пендергасту, что не испытывает особого интереса к этому делу и предпочитает заняться чем-то другим, пока они находятся на острове. Но была и еще одна причина, по которой она не хотела иметь ничего общего с этим делом и которой не хотела делиться с Пендергастом.
Если заглянуть поглубже в архивы и поискать сведения о регистрации смертей в конце девятнадцатого века во время эпидемии холеры в Нью-Йорке, бушевавшей в припортовых трущобах, то можно найти сведения о молодой семейной паре, умершей там в это время. Однако свидетельства о смерти рассказывали не всю историю. После того как муж, работавший стивидором, умер от болезни, его жена, лишившаяся разума от лихорадки и отчаяния, либо упала, либо спрыгнула в Ист-Ривер. Две маленькие девочки, Мэри и Констанс, видели, как тело их матери извлекали из грязной воды с помощью багров.
Она никогда и никому об этом не рассказывала. Даже доктору Ленгу. Но та картина всегда оставалась с ней, и Констанс не хотела, чтобы сотня напитанных водой обрубков обостряла те воспоминания.
И потому она стала играть роль туристки: бродила по улицам, заглядывала в магазины, посетила историческое общество, наконец, просто сидела на веранде Мортлах-хауса, смотрела на залив и читала книгу «На маяк». Она ненавидела эту книгу Вирджинии Вульф и никак не могла ее осилить, но теперь это стало мученичеством, через которое она с мрачной решимостью вознамерилась пройти, как император Священной Римской империи Генрих IV Германский, проделавший во власянице путь до Каноссы…
И тут ход ее мыслей резко пресекся.
Констанс замерла, вслушиваясь в тишину. И вот опять: стук. Слабый, но отчетливый. И стук этот доносился не снаружи, а из нижней части дома… может быть, из подвала, еще не обследованного Констанс.
И теперь, лежа в постели, Констанс поняла, чего она ждала: подтверждения того, что призрак Мортлаха существует.
Она села, одолеваемая двойственным чувством: с одной стороны, возбуждением, с другой — страхом. Ее глаза уже привыкли к темноте, и она сразу нащупала старинный итальянский стилет, который всегда держала под рукой. Констанс спустила ноги с кровати и беззвучно встала, одновременно надевая шелковый халат. С той же осторожностью дошла до двери, потом — очень медленно — открыла ее.
Коридор был пуст, горела только одна тусклая лампа. Держа стилет наготове, Констанс опять замерла и прислушалась.
Снова стук, и сразу же за ним — другой: вкрадчивый и глухой, исполненный осмысленности. Звуки определенно доносились из подвала, и Констанс показалось, будто кто-то постучал костлявой рукой по стенам старого особняка. Эти звуки напомнили ей больницу «Маунт-Мёрси» для страдающих безумием преступников, обитатели которой были печально известны из-за их…
Ветерок усилился, и неожиданный порыв поднял занавеси на окнах и захлопнул дверь с громким стуком.
Констанс замерла. Она ждала, не двигаясь, долго прислушивалась, но больше ничего не услышала.
Наконец она все так же бесшумно вернулась в кровать, положила голову на пуховые подушки и продолжила изучать путешествие лунного щупальца по потолку.
22
Окончательные лабораторные результаты прибыли прошлым вечером, когда Мойра Кроссли уже собиралась отправляться домой. Она просматривала их до девяти вечера и вернулась в офис в семь утра, чтобы закончить, прежде чем этот странный агент ФБР Пендергаст вернется для обновления информации. Кроссли знала, что он придет точно в условленное время, и что-то в нем заставляло ее нервничать, испытывать ощущение, что она должна быть очень осторожной, не совершать ошибок и быть готовой ответить на любой его вопрос.
Звонок прозвучал в тот момент, когда минутная стрелка пересекла черточку на двенадцати: пунктуальность на уровне обсессивно-компульсивного расстройства личности. Как ему это удавалось с таким отвратительным и непредсказуемым трафиком? Или же он приехал раньше и ждал с секундомером? Кроссли не понимала, почему ее так заботит его одобрение. На отношение к ней большинства людей ей было наплевать.
Она отперла дверь, и в офис вошел Пендергаст в превосходном шелковом костюме лимонного цвета и в той же панаме, в какой она уже видела его. Он раскланялся на старомодный манер, потом повесил панаму на крючок у двери.
— Хорошее утро, доктор Кроссли, — сказал он. — Мне нужно надеть халат?
— В этом нет необходимости, — ответила Кроссли. — Мы можем просмотреть обновления в моем кабинете. Пожалуйста, идите за мной.
Пендергаст двинулся следом, и Кроссли отперла кабинет.
— Садитесь, — сказала она, когда они вошли.
Пендергаст сел. Кроссли подошла к сейфу, набрала комбинацию цифр и, когда дверь сейфа открылась, вытащила изнутри несколько папок. По предложению Пендергаста она принимала дополнительные меры предосторожности. Сложив папки в стопку, она сказала:
— Я отправлю это в ФБР сегодня позднее, но, если хотите, мы можем просмотреть их сейчас.
— Хочу.
— Отлично. — Она передала ему верхнюю папку и открыла вторую у себя на столе. — Появилась новая и, я бы сказала, необычная информация.