Пендергаст опустил свое окно, и Колдмун сделал то же самое. Они выехали из Форт-Майерса на дорогу штата номер 867 направлением на юг. Колдмун с любопытством осматривал окрестности. Они представляли собой типичную для Флориды смесь: некоторые дома богатые, некоторые — ветхие, большинство — ни то ни се, но застройка повсюду плотная. Поразительно, сколько народу умещалось в этом штате. В Южной Дакоте можно было проехать по шоссе сто миль и не увидеть ни одного дома.
И вдруг, совершенно неожиданно, они миновали пропускной пункт и выехали на мост, изгибавшийся дугой над мелководным заливом; в воде играли солнечные блики, а на горизонте вырастали низкие очертания острова Санибел. Учитывая размеры и вес, «рейнджровер» оказался на удивление чуткой машиной, он без труда разгонялся, и по салону гулял теплый ветерок. На короткое мгновение к Колдмуну пришло понимание того, почему некоторые хотят жить во Флориде.
Когда они выехали на остров, дома вокруг стали более престижными, и чем дальше, тем сильнее ощущалось богатство. У северного конца острова они подъехали к цепочке остановленных машин.
— Боюсь, что впереди еще один пропускной пункт, — сказал Пендергаст.
Но задержки не случилось, и вскоре они проехали, сверкнув своими жетонами. Короткий мост, перекинутый над проливом, привел их на остров Каптива. Берег и парковка слева от них превратились в некий плацдарм: там стояли палатки, трейлеры, мобильные кабинеты на колесах и фургон со спутниковыми тарелками. Два катера береговой охраны рассекали залив за линией прибоя.
— В этом месте на берег была выброшена большая часть обрубков, — сказал Пендергаст, когда Колдмун сбросил скорость. — Весь берег огорожен как место преступления, что вызывает большое неудовольствие местных жителей.
— Я бы тоже был недоволен. Такой красивый берег.
Они поехали дальше, оставив «плацдарм» позади. Когда они миновали конец пляжной зоны, открылся вид на громадный, выше других, викторианский дом с двумя башнями и прогулочной площадкой на крыше: он поднимался над пальмами и платанами, отбрасывая длинную тень на берег. Колдмун сразу же понял, что именно здесь и поселился Пендергаст: этот дом, с его устаревшей элегантностью, прекрасно соответствовал личности специального агента.
— Мортлах-хаус?
— Верно. Заезжайте, пожалуйста, в porte cochère[25] и остановитесь у двери.
Колдмун не знал, что такое porte cochère, но свернул на дорожку, шедшую вдоль дома и заворачивавшую под навес. Он остановил внедорожник перед высокими двойными дверями с овальными окнами.
— Ух ты, — сказал Колдмун, выйдя из машины и оглядываясь. — Здесь, наверное, водятся привидения.
— Действительно, — пробормотал Пендергаст.
Двери открылись, и Колдмун застыл как вкопанный. На крыльцо вышла женщина в длинном платье, с темными, коротко подстриженными волосами и фиалковыми глазами, устремленными на гостя.
— Вы, должно быть, агент Колдмун, — сказала она низким певучим голосом, шагнув вперед. Она остановилась и оглядела его с головы до ног. — По описанию Алоизия я ожидала увидеть человека немного более… неформального.
Колдмун усмехнулся:
— Не волнуйтесь, я еще тот неряха. Это просто маска, чтобы обмануть вышестоящих лиц.
Его слова вызвали едва заметную улыбку. В этой молодой женщине было что-то абсолютно интригующее, она казалась не по годам уверенной в себе и говорила с необычным произношением, напомнившим Колдмуну о старых фильмах.
— У вас нет чемодана? — спросила она.
Колдмун понял, что стоит перед ней, как пень.
— Ах да. В багажнике.
Он обошел машину, открыл заднюю дверь и вытащил свою сумку.
— Я провожу вас в вашу комнату, — сказала Констанс и, повернувшись, пошла в дом.
Колдмун последовал за ней.
— Я ухожу к себе, — сказал Пендергаст у них за спиной. — Оставляю вас в надежных руках миз Грин.
И куда-то исчез.
Войдя в тусклую прохладу дома, Колдмун почувствовал себя так, будто вернулся назад во времени. Внутри пахло полиролью для мебели, тканью и старым деревом. За входом, дальше по коридору, он увидел большую гостиную с персидскими коврами и старинной мебелью. Ряд окон выходил на веранду, в свою очередь выходящую на море, откуда доносился отдаленный шум прибоя и крик чаек.
Констанс поднялась по небольшому лестничному пролету справа от входа:
— Сюда, агент Колдмун.
Колдмун последовал за ней в небольшую гостиную, к которой примыкали три комнаты — две спальни и ванная.
— Жилая часть для прислуги, — сказала Констанс. — Отделенная от остального дома.
— Жилая часть для прислуги, — повторил Колдмун ироническим тоном.
Констанс опять уставилась на него своими фиалковыми глазами:
— Вы ведь младший напарник агента Пендергаста, мистер Колдмун?
Колдмун не мог не рассмеяться, услышав это дерзкое замечание, произнесенное с такой хитрецой.
— Полагаю, я кто-то вроде прислуги. — Он поставил свою сумку. — Кстати, можете называть меня Армстронг, если хотите.
Эти слова сорвались у него с языка, прежде чем он понял, что произнес их. Зачем он выложил ей эту информацию? Он почти никогда не называл людям своего имени.
— А вы можете называть меня Констанс. Ваша спальня здесь. В другой спальне есть стол — используйте его как рабочее место. — В ее изящной белой руке появился ключ. — Ваш ключ, Армстронг.
— Спасибо, Констанс. — Он взял ключ. — А скажите, этот дом и вправду посещают привидения?
— Говорят, что да.
— Какая за этим стоит история?
Констанс лукаво улыбнулась ему:
— Это мое расследование. Как только я доведу его до конца, мы затопим камин в гостиной и я посвящу вас в подробности.
24
Питер Куорлз шел по кривым, тесным улицам города без названия. А если у него и было название, то обнаружить его Куорлз не смог. Наверняка он мог сказать только, что он в провинции Гуандун в Южном Китае. Дунгуань, превосходный город-фабрика, находился на востоке, за Жемчужной рекой. На западе располагался город Фошань, представлявший собой агломерацию трех десятков городов поменьше, которые специализировались в разных отраслях: от химической переработки и коммуникационного оборудования до биотехнологий. И вот он оказался здесь, на этой многолюдной ничейной земле мелких бизнесов и производств, расположенных в районе, не имеющем названия, и в одном броске камня от Южно-Китайского моря.
Но как ни странно, Куорлз чувствовал себя здесь как дома. Он не так уж давно отошел от экспортно-импортных дел, и ментальность Бюро еще не полностью промыла ему мозги, а потому он без особых осложнений вернулся к своему прежнему образу. После всего одного дня, проведенного в толпе, нескончаемая громкая речь, смог и запахи стали знакомыми и удобными, и Куорлз легко перешел на шаркающие короткие шаги, которые человек вынужден делать в такой толкучке. Никто не заподозрит, что он является чем-то большим, чем обычный иностранный посредник, работающий в самом низу производственного бизнеса, — что, собственно, было недалеко от истины. Разве что его мандаринский был, пожалуй, чересчур рафинированным.
Единственное отличие от прежних времен состояло в том, что агент Пендергаст очень щедро профинансировал это исследовательское путешествие. Куорлз не знал, как ему это удалось, но агент дал ему понять, что все возьмет на себя и Куорлз не должен экономить на своем комфорте, еде, взятках или найме помощников. И потому Куорлз транжирил деньги, остановившись в «Марко Поло» в Цзиньцзяне и в «Шангри-Ла» в Вэньчжоу. Как он и предполагал, ни в одном из этих городов ему не повезло: он не нашел там ни производителя, ни чего-то похожего на ту странную обувь — дешевое, бросовое изделие из пропилена, имеющее в то же время водонепроницаемые антибактериальные свойства. Даже Дунгуань, на который Куорлз возлагал большие надежды, поначалу их обманул: большой приток изготовителей из Бразилии обанкротил многих местных производителей, которые, вполне вероятно, могли выпускать эту обувь. Но вскоре он узнал, что эти малые производители не исчезли — они перебрались за реку, в тень Фошаня. И вот именно здесь — когда он шел по Чжаофан-роуд, а за спиной у него возвышались башни жилого квартала Луньсян — он всерьез взялся за поиски.
Куорлз остановился на минуту, чтобы отереть лоб и поправить дешевую полотняную сумку на плече. Он уже переговорил с владельцами нескольких малых предприятий, сдабривая свои расспросы пачками «Данхиллс», «Голуаз» и «Кэмел». Хотя никто из них не смог оказать ему прямую помощь, они предложили поискать в районе, примыкающем к Чжаофан-роуд. Куорлз посмотрел вперед через толпу, отметив хлопчатобумажную фабрику, лавочку по продаже сладкой воды, школу и ресторан азиатской кухни под названием «Каждый день лучше». Он увидел две-три витрины почти вездесущих изготовителей одежды, но ни одного сапожника. Однако не стоило терять надежду: малые производители нередко размещались на вторых этажах или в узких проулках.
Он продолжил путь, стараясь держаться подальше от солидного здания под названием Центральная комиссия по проверке дисциплины, а потом — когда дорога сделала крутой поворот — оказался на краю кантонского продовольственного рынка. Тут повсюду стояли емкости, кишащие морскими ушками, крабами и моллюсками, а рядом шла торговля аппетитными кусками собачатины, кошатины и других четвероногих существ. Туристов поблизости не было видно, только местные, — гиды называли еду, потребляемую в этом районе, «категорически не отвечающей западным вкусам». Но Куорлз был к ней привычен. Гуандунская кухня имела привлекательность в виде свежих ингредиентов, лишь слегка проваренных и приправленных. Что же касается самих ингредиентов, что ж, к ним со временем тоже привыкаешь.
Куорлз прошел по рынку, потом продолжил путь по Чжаофан и вскоре обнаружил то, что искал: крохотную лавочку без окон, к двери которой были приколочены гвоздями куски кожи. Лавочка находилась в тени «Деревянного ведра» — дешевого ресторана, специализирующегося на пряном говяжьем супе. Куорлз быстро подошел к импровизированной двери, отодвинул ее и вошел.