— Ни хрена себе! — выдохнул Лэм.
Гладстон не верила своим глазам. Внезапно ее модель прекрасно заработала: все волнистые линии выходили из Кривой реки и двадцать пять дней спустя стекались к острову Каптива.
— Похоже, обрубки сбросили не в море, — сказал Пендергаст. — Их вынесло из Кривой реки во время наводнения. Я думаю, мы нашли наш фактор. — Его глаза, все еще необычно беспокойные, остановились на Лэме. — Доктор Лэм, вы, кажется, сегодня разочарованы в вашем компьютере. Он работает непривычно медленно?
— Да. Наверное, они там в университете запустили какую-то крупную модель. Он уже два дня так работает.
Пендергаст замер:
— Два дня?
— Да. Кажется. Я поначалу не обратил особого внимания.
— А на каких конкретно системах вы это заметили?
— На всех. По крайней мере, на тех, которые связаны с университетом, а это почти все.
— Понятно. Извините, я должен позвонить.
Пендергаст достал из кармана телефон, набрал номер и отвернулся. Некоторое время он тихо говорил что-то в трубку. Потом повернулся и протянул телефон Лэму.
— В чем дело? — спросил Лэм.
— Компьютерный эксперт, который работает на меня, специализируется на кибербезопасности и кибервойнах. Его зовут Мим. Он хочет обследовать вашу систему. Уверяю вас, ему можно всецело доверять.
— Может быть, но тут я сам компьютерный эксперт.
Тем не менее Лэм с недоуменным выражением взял трубку. Гладстон наблюдала за тем, как человек на другом конце давал Лэму подробные инструкции, которые тот набирал на клавиатуре. Похоже, что этот анонимный человек несколько секунд спустя начал удаленно управлять компьютером, потому что Лэм вдруг перестал стучать по клавишам и просто смотрел на экран со множеством окон, заполненных бегущими компьютерными кодами. По прошествии десяти долгих минут Лэм протянул трубку Пендергасту, тот сказал несколько слов и отключился.
— Похоже, ваша система взломана, — сообщил он им, убирая телефон вместе с распечаткой в карман. — Это сделал специалист, вероятно получивший опыт работы в правительстве или армии.
— И что это за взлом?
— Мим назвал его «коктейль эксплойтов нулевого дня», но самые вредоносные из них — перехватчики ввода клавиатуры, внедренные во все загрузочные устройства.
— Проклятье, — сказал Лэм. — Значит, какой-то мерзавец сечет каждое мое прикосновение к клавишам? Но кому нужны данные об океанских течениях?
— И в самом деле — кому?
Это было сказано таким нехарактерным для Пендергаста тоном, что Гладстон посмотрела на него. Настороженность, которую она отметила прежде, превратилась в тревогу. Агент ФБР обвел их взглядом:
— Боюсь, что пришло время уходить.
— Уходить? — переспросила Гладстон. — Куда?
— Подальше отсюда. И немедленно.
И прежде чем она успела среагировать, он взял ее под руку и повел к двери.
44
Колдмун ухватился за подлокотник, когда самолет в очередной раз попал в зону турбулентности и командир экипажа спокойным голосом попросил всех оставаться на своих местах и пристегнуть ремни. Летать Колдмун ненавидел почти так же, как плавать. Единственный разумный вид передвижения, думал он, это пешком или на машине. Или на лошади. Все остальное — говно.
В резервации было много лошадей, бродивших поблизости и свободных для использования. Большинство из них были диковаты, не подкованы и полубезумны — остатки тех дней, когда лакота считали лошадь священным животным. Теперь люди держали их без всяких причин, просто по традиции и из ностальгии. Но Колдмун и его друзья, как и многие другие ребята в те времена, иногда ловили какую-нибудь случайную лошадь, надевали на нее упряжь, кидали ей на спину одеяло и скакали куда-нибудь — кому удавалось усидеть, — если не хотелось ехать автостопом или идти пешком. Колдмуну особенно нравился один конь, он называл конягу Веником, потому что у того была густая светлая грива. Время от времени он кормил коня овсом — благодаря чему тот охотно шел на зов, стоило лишь потрясти ведром, — подрезал его расплющенные копыта и гнал у него глистов. Он не знал, кому принадлежит Веник, да и никто не знал, но Веник был хорошим конем. Скакать на нем было одно удовольствие. На коне тебя не будет тошнить, как в самолете или на корабле, и ты сам контролируешь ситуацию, хотя бы отчасти. Мысль о том, что ты летишь на высоте в тридцать тысяч футов, пристегнутый к сиденью, и между тобой и землей в шести милях внизу ничего нет, что ты полностью зависишь от пилотов, диспетчеров, механиков, которые осматривают самолет, инженеров, которые его сконструировали, от погоды, от столкновения со стаей птиц, от террористов и даже в какой-то мере от пассажиров, — эта мысль пугала его почти так же, как бездонная черная вода под днищем, и если ты на утлой лодчонке, то достаточно будет малейшей дыры в корпусе. А по мере того как лодки становились все больше и больше, у них просто становилось все больше систем, которые могли выйти из строя, и тогда судно могло загореться, потерять управление из-за поломки двигателя, столкнуться с айсбергом, попасть под волну-убийцу или встретиться с сомалийскими пиратами, а тогда, мальчик, это все, что она написала…[67]
Еще один громкий звук и сотрясение резко вывели Колдмуна из этих мрачных мыслей, когда самолет попал в очередную зону турбулентности. Они летели выше облаков, и огромные грозовые тучи поднимались повсюду, как гигантские сказочные башни. Очевидно, пилоты пытались обойти штормовую область, и это выглядело довольно плохо, некоторые тучи уплощались, приобретая форму наковальни, что сулило серьезные неприятности.
Просто прекрасно.
Колдмун заставил себя вернуться к делу. В разговоре с Пендергастом он выложил все, что узнал в Гватемале и Мексике. Теперь становилось ясно, что дело в равной степени крупное и необычное, что за ним стоит мощная, хорошо финансируемая и разветвленная организация. По-прежнему оставалось загадкой, кто такие эти люди и какие цели они преследуют. Сто двадцать обрубков ног, ампутированных самими жертвами, обрубков, подвергшихся глубокой заморозке, а потом сброшенных в воду. Зачем? И как, черт возьми, все это увязалось: Гватемала, посредники, тайное пересечение границы, неожиданные аресты — и отрубленные ноги, плавающие в Мексиканском заливе? В уголовном расследовании один из первых вопросов, который вы себе задаете, таков: кому это выгодно? Но кому может быть выгодно то, что люди обрубают себе ноги? Для какой цели это делается, если только не для того, чтобы освободиться от кандалов самым жутким способом, — но даже и эта версия была исключена.
Новая тряска, и голос командира экипажа сообщил, что ввиду сильной грозы посадка будет производиться не в Форт-Майерсе, а в Таллахасси. Дальше следовали обычные извинения под стоны и шиканье пассажиров.
Таллахасси. Интересно, где это относительно Форт-Майерса? Колдмун вытащил бортовой журнал, пролистал и выругался себе под нос. У черта на куличках, в Панхандле, в сотнях миль на север. Езды на машине не меньше пяти часов.
«Еще одна причина не любить летать», — подумал он.
45
— Что происходит? — спросила Гладстон, когда Пендергаст вывел их из лаборатории на парковку. Она заметила, что он обвел окрестности пристальным взглядом. — Нам грозит какая-то опасность?
Не отвечая, он отпер машину — новый «рейнджровер», выносливый и быстрый.
— Садитесь. Оба.
Она села на переднее пассажирское сиденье, Лэм устроился сзади. Пендергаст завел двигатель и медленно выехал с парковки.
— Мы имеем дело с мощной организацией, — сказал он. — Благодаря взлому вашей системы они теперь знают, что нам известно их местонахождение — где-то на Кривой реке. Я не сомневаюсь, что в данный момент они начинают действовать в ответ на эту информацию, и это ставит под угрозу нашу жизнь. Вы оба должны скрыться.
— Почему вы не вызовете ФБР или оперативную группу, какую-нибудь команду, чтобы защитить нас?
— Потому что это расследование находится под колпаком. Мы никому не можем доверять. К тому же важен фактор времени. — Пендергаст повернулся к ней. — Я везу вас в бунгало в Кокскру-Свамп, к югу отсюда, там вы будете в безопасности до дальнейшего уведомления.
— Какого черта мы едем в эту глушь? — возмутился Лэм.
— Уже некоторое время меня мучили подозрения, что мы, возможно, имеем дело с более грозным противником, чем ожидали. Постепенно я все больше проникался убеждением, что это именно так, и все яснее понимал, что оперативная группа имеет дыру, через которую — случайным образом или нет — утекает информация. Тогда-то я и нашел безопасный дом на тот случай, если что-то пойдет не так. В конце концов, вы два гражданских лица, работающие по моей просьбе, и вы не должны подвергаться опасности. Но теперь ясно, что вы ей подвергаетесь. Я не понимал, насколько быстро нарастает угроза… и насколько велики ее масштабы. Я, и только я виноват в том, что не отнесся к этому с большей серьезностью, когда это еще можно было контролировать.
— Безопасный дом? Контролировать? К черту все это! — И Лэм потянулся к ручке двери.
Но тут Пендергаст нажал на педаль газа, и машина, оснащенная двигателем с турбонаддувом, рванула вперед с такой силой, что пассажиров вдавило в спинки сидений, и промчалась под красный свет из Форт-Майерса на шоссе № 41.
Они неслись по Сорок первому со скоростью сто миль в час, пока солнце опускалось к горизонту в сиянии оранжевых и красных грозовых облаков. Это был один из тех зрелищных закатов, которые наводят на мысли о конце света. Гладстон была напугана словами Пендергаста, но, когда они полетели по шоссе подобно ракете, она задумалась, не слишком ли остро реагирует Пендергаст. Он вовсе не казался человеком, склонным драматизировать события, но, с другой стороны, она действительно не знала его.
Не доезжая до Бонита-Спрингс, Пендергаст свернул с шоссе, и они поехали на восток по асфальтированной дороге без опознавательных знаков. Вскоре цивилизация осталась позади, и дорога, прямая как стрела, протянулась дальше через посадки желтой сосны, болота и кипарисовые рощи. Затем настала оргия кроваво-красных облаков, захода солнца и фиолетовых сумерек.