Вокруг было пугающе тихо, если не считать непрестанного шума дождя. Констанс подняла голову и с досадой обнаружила, что во второй раз за этот вечер почти полностью покрыта речной жижей, но теплый дождь уже смывал с нее грязь. Она полежала с минуту на речном берегу, приходя в себя. Пристань и примыкающие к ней постройки были разорваны на куски, превратились в неузнаваемые груды расщепленных досок и голых стен без крыши. Катер лежал перевернутый там, куда его швырнул водяной столб, — приблизительно в ста ярдах вниз по течению, наполовину в воде, наполовину на берегу, с расколотым корпусом.
Но куда делся Перельман?
Констанс с трудом села, преодолевая боль. Было так темно, что она едва могла разглядеть что-нибудь на земле, кроме блеска своего стилета совсем рядом с ней.
— Шеф Перельман? — позвала она слабым голосом, потом громче: — Перельман?
— Я здесь, — донесся до нее из темноты натужный голос.
Констанс, морщась, опасливо поднялась на ноги.
— Вы целы? — спросил Перельман.
— Кажется. А вы?
— Боюсь, что нет.
Она осторожно пошла на голос. Внезапная вспышка молнии осветила Перельмана, лежащего на илистом берегу. Одна нога у него была неестественно, уродливо подогнута.
Констанс опустилась рядом с ним на колени:
— Что у вас с ногой?
— Сломана, как видите. Вы мне поможете… выбраться из этой грязи?
— Да.
Она подхватила его под мышки и оттащила на траву под деревьями.
— Мой бедный катер, — пробормотал Перельман.
Констанс положила руку ему на лоб, липкий и холодный. Перельман был близок к шоку.
— Достаньте у меня из кармана мобильник, — сказал он. — Мне нужно позвонить.
Она залезла в карман его дождевика и вытащила телефон. Он был раздавлен, и с него капала вода. Перельман выудил из другого кармана фонарик и включил его:
— Вот черт. А ваш телефон?
— Исчез.
— Похоже, мы вышли из строя.
— Это вы вышли из строя, — сказала Констанс. — Я все еще в строю.
— Вы? — Он застонал. — И что вы собираетесь теперь делать?
Она снова проворным движением выхватила его пистолет из кобуры.
— Какого черта вам понадобился мой пистолет?
— Он будет полезнее стилета.
— Вы не можете идти туда одна. Это самоубийство. Нам нужно выбраться отсюда и вызвать серьезные силы. Это нужно было сделать с самого начала.
Констанс молча сунула пистолет себе за пояс.
— Констанс, пожалуйста, послушайте меня. Вы ничего не сможете сделать, вас просто убьют. Вы должны вызвать помощь. Позвоните боссу Пендергаста в ФБР — кажется, его фамилия Пикетт.
Констанс поправила на нем дождевик, уложила его как можно удобнее. Потом она встала и посмотрела на огни комплекса, возвышающиеся над деревьями:
— Мы уже говорили об этом, и времени больше нет. Пендергаст где-то здесь. Если вы вызовете помощь, его убьют. Я пойду одна.
— Нет. — Перельман пришел в отчаяние. — Нет, нет, это полное безумие.
— Простите, что оставляю вас. Надеюсь, вы выживете.
— Констанс, умоляю вас ради вашего же блага: не ходите туда.
Сделав вид, что не слышит его, Констанс повернулась и исчезла между деревьями, направляясь в сторону комплекса. Возражения Перельмана быстро затерялись в шуме ветра и дождя.
61
В одежде убитого охранника, внутри неприятно липкой от крови, а сверху омытой дождем, Колдмун наблюдал за аркой, ведущей во внутренний двор. Вторые ворота, ощетинившиеся множеством камер, охраняли несколько человек. Здесь он не смог бы пройти.
В длинной фасадной стене здания были и другие двери. Колдмун пересек открытое пространство спокойным, уверенным шагом, надеясь, что на расстоянии его фигура не вызовет подозрений. Он подошел к дорожке, проложенной вдоль периметра здания. Двери на фасаде были заперты и не имели ручек снаружи, но, пока он осматривался, из одной из дверей в дальнем конце здания вышел охранник, повернулся спиной к Колдмуну и куда-то пошел. Колдмун поспешил в ту сторону и остановился в неосвещенном пространстве неподалеку от двери, ожидая, не выйдет ли кто-нибудь еще. Лучи прожекторов обшаривали наружное пространство и стену, но на фасад, кажется, не заглядывали.
Колдмун ждал, отчаянно надеясь, что из двери, из которой вышел один человек, выйдет и второй. Он ждал довольно долго, пока не понял, что только попусту тратит время. Ему нужен был другой план, чтобы войти внутрь.
На углу здания была закреплена тяжелая водосточная труба, по ней вода с крыши направлялась в бетонированную дренажную канаву. Колдмун внимательно осмотрел трубу. Через каждые четыре фута ее удерживали мощные скобы, закрепленные в шлакобетонных блоках, — эти скобы можно было использовать как опоры для ног и рук. Вдоль второго этажа проходил узкий карниз, на который можно было попасть с трубы, а решеток на окнах второго этажа не было.
Однако, поднимаясь по трубе, он будет очень уязвим — темная фигура, движущаяся по светлому фасаду. Правда, его частично прикроют косые струи дождя.
Не самое удачное решение, но Колдмун подумал, что вряд ли ему представится что-нибудь лучше.
Он прошел вдоль фасада до нижней части трубы. Оглядевшись вокруг, он увидел людей у главных ворот, нескольких охранников, идущих в разные стороны, и — черт бы ее подрал — вышку с рыскающими прожекторами. Однако все, кто спешил по своим делам, горбились под дождем и смотрели себе под ноги. Его шансы были не так уж и плохи… пока кто-нибудь не отправится на смену зарезанного им охранника.
Колдмун ухватился за трубу, подтянулся, нашел опору для ног на нижней скобе и ухватился за скобу наверху. От дождя металл стал скользким. Поднимаясь, Колдмун слышал журчание воды в трубе. Он дотянулся до следующей скобы, подтянулся еще раз, потом еще. Один раз он оступился, и сердце у него екнуло, но он лишь на мгновение повис на руках и быстро нашел новую опору для ног. За несколько секунд он добрался до карниза, отпустил трубу и двинулся по узкому выступу к первому окну. По счастью, боязнь высоты принадлежала к тем фобиям, которыми Колдмун не страдал. Но теперь он был невероятно уязвим — любой человек, поднявший голову, увидел бы его. Впрочем, никто не поднимал голову, все спешили пройти, глядя вниз.
Колдмун добрался до окна, заглянул в него и увидел унылый коридор, ярко освещенный и пустой. Старое створчатое окно было заперто на защелку изнутри.
Рукояткой браунинга он разбил стекло, стараясь производить как можно меньше шума, выбил осколки, засунул внутрь руку, нащупал рычажок и повернул его. Потом надавил на раму, открыл окно и пролез в узкое пространство. Оказавшись внутри, он быстро закрыл окно.
Коридор тянулся футов на пятьдесят, затем поворачивал направо. Застыв в ожидании, Колдмун услышал шаги по линолеуму. Он понесся вперед, стараясь не производить ни звука, и прижался к стене прямо перед углом.
Почти сразу же из-за угла появился охранник. Колдмун подставил ему подножку, одновременно подняв руку с ножом, на который и упал охранник. Колдмун сделал быстрое движение вверх и перерезал ему горло. Издав булькающий звук, охранник упал на пол. Колдмун заглянул за угол — никого.
Он присел, быстро обыскал охранника, сунул себе в карман его магнитную ключ-карту и девятимиллиметровую «беретту». Снял с себя промокшую шапку и рубашку и надел рубашку охранника, его ремень и поясную сумку. Потом кое-как спрятал тело, быстро прошел по второму коридору и затем выбрал ответвление, уходившее, по его расчетам, в центр здания, где находился выход на вышку. Ему пришлось пройти мимо двух рабочих, но он опустил голову, а они тоже были заняты своими делами и не обратили на него внимания.
Коридор заканчивался запертой дверью со смотровым окном. Колдмун заглянул внутрь и разглядел большое открытое пространство с чем-то похожим на камеры вдоль всех стен. Оттуда раздавался приглушенный шум: голоса, крики, вопли, рыдания — классические тюремные звуки.
Когда он поднес магнитный ключ к пластинке, раздался щелчок и в замке загорелся зеленый свет.
Колдмун распахнул дверь, и голоса стали громче. Подойдя к первому ряду дверей с зарешеченными окнами, он остановился и заглянул внутрь. В каждой камере было по три-четыре человека, по виду — выходцы из Центральной Америки, мужчины и женщины, все в больничных халатах. И в тех самых зеленых ботинках. Люди были грязные и неухоженные, их кровати представляли собой фанерные щиты без матрасов. Когда он заглядывал в камеры, их обитатели в страхе пятились назад.
— Lo siento de verdad, — сказал он, видя в ответ лишь пустые глаза, наполненные ужасом. — Soy un amigo[77].
Никакой реакции, только испуганные лица.
Колдмун повернулся и зашагал к выходу в дальнем конце коридора. Сейчас он ничего не мог сделать для этих людей. Ему нужно было сосредоточиться на главной цели; этому ужасу, каким бы отвратительным он ни был, придется подождать.
Но все же он остановился у зарешеченного окна последней камеры. В ней находились три человека в свободных больничных халатах и таких же зеленых ботинках.
— Hola, amigos.
Они подозрительно смотрели на него.
— Я — друг, — продолжил он по-испански. — Я здесь, чтобы помочь вам. — Он достал свой полицейский жетон и показал им.
Они переглянулись. Наконец один из них приблизился к двери:
— Да?
— Среди вас есть кто-нибудь из Сан-Мигель-Акатана?
Подозрительное молчание.
— Я друг семьи Ишкиак.
Это вызвало бурную реакцию.
— Ишкиак? — Все трое поднялись и сгрудились у окна.
Колдмун поднес палец к губам:
— Тише. Сейчас очень тихо.
Они кивнули.
— Мне нужна информация, — продолжил Колдмун. — Что здесь происходит? Что они делают с вами?
Они начали говорить все разом, и Колдмун показал на ближайшего к нему человека:
— Говорите вы. Как вы сюда попали?
Человек рассказал о том, как они из Гватемалы прошли через границу в Мексику, где встретились с посредником, который провел их через границу со Штатами, а там их неожиданно под угрозой оружия посадили в грузовики и привезли в это богом забытое место. Такую же, по существу, историю Колдмун уже слышал от посредника.