До боли стиснув зубы, Антон направляется прямо к каталожным шкафам вдоль дальней стены. Последние сто лет на границе Талиня все спокойно, королевство защищено от конфликтов, но командным пунктом по-прежнему пользуются как центром управления дворцовыми делами. Пальцы Антона скользят по украшенному резьбой столу слева от него, касаются неровной поверхности, задевают до сих пор не убранные чайные чашки. Открывает первый попавшийся на глаза каталожный ящик, выдергивает его на всю длину, пока лязг металла не предупреждает, что дальше его уже не выдвинуть. Пыль взметается из-под пальцев, пока он перебирает папки и быстро прочитывает этикетки. Воровство, нападение, нарушение прав собственности, применение оружия, охранные судебные предписания…
Он с грохотом задвигает первый ящик. Здесь только обвинения в мелких преступлениях, совершенных в Сань-Эре. А не то, что он ищет. Он обводит взглядом всю комнату, размышляя, где бы могла храниться нужная ему информация. Вместо экранов и машин в командном пункте преобладают стеллажи с толстыми книгами. Стены завешаны картами с закрутившимися краями, потемневшими от времени. Кто-то немного раздернул в стороны тяжелые шторы на одном из окон, щель между ними достаточно широка, чтобы комнату освещали электрические фонари снаружи.
Антон пробует поискать в следующем шкафу. Здесь на этикетках перечислены провинции Талиня, папки расставлены по степени близости каждой из них к столице. Эйги, Дакия, Кирея, Иньгу, Паше, Даол…
Этот ящик он тоже закрывает. Рывком выдвигает следующий. Списки дворцового персонала. Следующий. Покупки недвижимости по распоряжению Совета.
– Да где же оно? – бормочет Антон. Во рту до сих пор сохраняется кислый привкус.
Присев на корточки у низкого, не выше его колена, шкафа, между двумя разросшимися комнатными растениями, он наконец видит этикетки, помеченные фамилиями аристократических семейств. «Макуса» находится ближе к дальнему концу ящика, эта папка толще всех остальных.
Он смотрит на нее долгим взглядом. На глаза падает прядь волос – тонких, золотистых, как крученый шелк в лучах солнца. Он отводит ее со лба, с трудом подавив вспыхнувшее желание выдрать эту прядь вместе с кожей.
– Ваше высочество! – В дверь стучит кто-то из стражников. – Прикажете помочь вам?
– Нет, – коротко отзывается Антон. Вряд ли Август отозвался бы вежливее, проявил бы больше доброжелательности. Доказательства этому прямо перед ним, в папке у него в руках.
– Я помог бы, будь это в моих силах, – сказал Август, когда этот дворец еще назывался Дворцом Земли, а сам Антон почти не вылезал из тренажерных залов, поклявшись отомстить убийцам его родителей. – Если бы в этом дворце имелись хоть какие-нибудь средства, которыми я мог бы воспользоваться, я бы так и сделал. Но во дворце так мало знают. Те люди находятся совершенно вне сферы нашего влияния.
Антон листает страницы в папке. Бегло просматривает генеалогическое древо своей семьи, документы с указаниями, когда родились или умерли те или иные его родственники, схемы, демонстрирующие, как именно связаны кровными узами с Макуса другие знатные семейства.
На последней странице этой летописи своей семьи он наконец находит то, что искал.
«Антон Макуса – камера хранилища 345, северное крыло».
После того как Отту сразила болезнь и отвечать за последствия их преступления пришлось одному Антону, дворец в наказание отнял тело, доставшееся ему при рождении. Поистине изгнанник, он был вышвырнут в города-близнецы, лишившись какой бы то ни было связи с прежней жизнью. Он всегда знал, что его тело спрятано где-то во Дворце Единства, только понятия не имел, где именно. Местонахождение тела намеренно держали в тайне, чтобы помешать Антону снова завладеть им, и член Совета, огласивший роковой приговор, пообещал, что дворец позаботится о теле, чтобы когда-нибудь вернуть его владельцу, если тот отбудет срок изгнания, не совершив новых преступлений. Антон почти удивлен тем, что это обещание сдержали. Дворец создает видимость, будто ценит знать – по законам, принятым им, тела потомков аристократических родов ни в коем случае не должны уничтожаться, – однако Антон подозревал, что его тело выбросили бы по прошествии нескольких лет просто потому, что могли. Ни единого Макуса больше нет в живых. Антон оставался последним, так что дворец вполне мог затерять эту папку, стереть ее отпечаток в пыли и сделать вид, будто этого рода вовсе не существовало. Как чисто, как удобно.
– Разве ты не можешь попросить Каса отправить туда людей? – допытывался Антон. – Слушай, Август, он ведь король. Полновластный правитель Кэлиту. Он может отдать дворцовой страже приказ расследовать это дело. Кто-нибудь в провинции наверняка знает виновных.
Августа всегда считали здравомыслящим, а Антона – излишне шумным и склонным к актерству. Взрослые обитатели дворца предпочитали прислушиваться к Августу.
– Он пытался, – невозмутимо ответил Август. За годы их дружбы Антон так и не научился различать, когда Август лжет, а когда говорит правду. Что еще оставалось Антону, кроме как каждый раз верить сказанному? – Поверь мне, они ничего не нашли.
Антон встает и переносит папку на стол в середине комнаты, чтобы подробнее изучить документы в ней. У рода Макуса длинная история, но не длиннее, чем у прочей знати, так что это еще не повод хранить такие сведения под замком. Он отодвигает лежащий слева атлас и пресс-папье в виде наковальни справа. Постепенно стол сплошь покрывается вынутыми из папки и прочитанными бумагами, содержание которых все сильнее озадачивает Антона.
Копии административных писем его родителей в Кэлиту. Снимки деревень и налоговые отчеты с графами, обведенными красным. Разделив две слипшиеся от времени учетные ведомости, Антон видит выпавшую из них маленькую фотографию, а на ней – самого себя, младенца в теле, доставшемся ему от рождения, глазеющего прямо в объектив: снимок сделан для того, чтобы его вклеили в королевский журнал регистрации и вписали его личный номер.
Он понятия не имеет, зачем понадобилось собирать все эти материалы. И продолжает недоумевать, пока не просматривает папку до самого конца и его взгляд не падает случайно на какое-то послание официального вида. Отпечатанное на компьютере, оно завизировано личной печатью короля Каса.
«Буду предельно краток. К представителям Совета от своей провинции полагается относиться со всей преданностью, однако появились неопровержимые доказательства тому, что Фэнь Макуса – революционно настроенный мятежник. Притязания на престол обычно требуют взятия под стражу и незамедлительной казни, однако нанесенный им вред простирается гораздо дальше: он замыслил полный развал королевства. Этим планам ни при каких обстоятельствах нельзя позволить распространиться. Ради вашей провинции, ради вашего народа позаботьтесь о том, чтобы Макуса были уничтожены способом, который не вызовет подозрения у их последователей и не побудит их пойти на крайние меры. Это наказание никак не должно ассоциироваться с дворцом».
Антон продолжает читать, но смысл дальнейшего уже не улавливает. Возвращается к началу, перечитывает его снова и снова. И наконец, когда кажется, что уже ничто не повлияет на его понимание, руки сами сбрасывают папку со стола так, что бумаги разлетаются по всему полу.
Он делает короткий вдох. Выдыхает, но ему с трудом удается выпустить воздух из легких. В первый миг паники он не сомневается, что Август пытается вышвырнуть его вон. Проходит несколько минут, дышать ему по-прежнему тяжело, он решает задержать дыхание, и его тело реагирует соответственно. Значит, виновник происходящего – он сам. Теперь весь вред ему может причинить лишь недостаточно твердое владение собой. Паника сменяется бешенством. Она направлена на цели перед ним и внутри у него.
Его родители умерли по вине короля Каса, а не потому, что стали случайными жертвами какой-то местной банды. Все эти годы он гадал, почему его семью постигла столь страшная участь, почему его сестры пополнили список сопутствующих потерь, а оказалось, что причина проста: это было сделано по приказу дворца.
В дверь снова стучат.
– Ваше высочество! Что это за шум?
– Входи, – разрешает Антон. – Только ты одна.
Стражница заглядывает в приоткрытую дверь. Взгляд серебристых глаз охватывает разбросанные по полу бумаги, затем устремляется на Антона.
– Да, ваше высочество?
– Кто последним убирал что-либо в этой комнате? – Антон указывает вокруг взмахом руки. – Здесь беспорядок.
Вэйсаньна переминается с ноги на ногу. Она медлит, и Антон понимает: от нее он услышит подтверждение тому, что подозревал. О чем догадался, увидев стражников у двери командного пункта.
– Если не считать собраний Совета, сюда не впускают никого, кроме вас и его величества. Должно быть, беспорядок устроил ветер, если окно осталось открытым для проветривания.
Это деликатное объяснение придумано только что. На самом деле она, должно быть, думает: «Ваше высочество, этот беспорядок могли устроить только вы».
Антон бросает взгляд на имя, которое значится на папке с делом его семьи, теперь валяющейся у одного из вазонов с растениями. Ему хочется содрать с папки этикетку. Прилепить ее куда-нибудь в другое место, словно этим можно отменить чудовищную бойню, случившуюся не с какой-нибудь другой, а с его семьей. «Революционно настроенный мятежник». Это же бессмыслица. Он никогда не слышал от родителей ни единого хоть сколько-нибудь революционного слова. Они принадлежали к дворцовой знати – с какой стати им было хотеть перемен?
– Нет, это был не ветер, – прямо заявляет Антон. – Разве не я последним заглядывал в эти шкафы? Это же я занимаюсь хранением этих сведений для короля Каса, когда он не в состоянии уследить за всем, что происходит у него в королевстве.
Стражница чуть вздрагивает, пытаясь определить, не проверка ли это. Не имеет значения. Антону известно: здесь нет ни единого документа, который под надзором Августа остался бы непрочитанным. Кронпринц взял себе за правило держаться в курсе всех дел, пользуясь любыми сведениями, к каким у него есть доступ. А между моментом, когда Август получил доступ к этой комнате, и изгнанием Антона из дворца прошло немало времени.