– Кто такая Отта Авиа, Антон? – спрашивает Калла, понизив голос.
– Что еще за вопрос хренов? – выпаливает Антон. – Она сестра Августа. Второй ребенок в семье Авиа. Самый обычный, если бы ее тетка не вышла за одного из Шэньчжи.
Совет будет лезть из кожи вон, чтобы подтвердить заявления Отты. Калла без труда представляет, какая свистопляска сейчас творится в южном крыле: принесут божественную корону, вероятно, испытают ее на ком-то из заключенных, все равно уже приговоренном к казни, и, не дождавшись, когда небеса покарают его – ведь не могут же небеса допустить, чтобы какой-то заключенный снискал их одобрение! – будут вынуждены постановить, что Отта сказала правду. В королевстве, где божественная корона составляет саму основу монархии, отмахнуться от возникших вопросов нельзя, а то, чего доброго, новых правителей, простых, как фабричные рабочие, будут выдергивать прямо с улицы. Без божественного подтверждения правление короля не может быть законным. А если правление короля незаконно, он не вправе ни назначать членов Совета, ни гарантированно сохранять за ними владения в провинциях Талиня.
– Нет, она не обычная, – говорит Калла, прислушиваясь к шуму, который доносится из коридора. – Я видела, как она остановила нож на лету.
Антон хмурится, ничего не понимая:
– Схватила его?
– Заморозила. С помощью ци.
– Это же невоз…
– Только не говори «невозможно», – перебивает Калла. – «Невозможно» – это перескок без вспышки. «Невозможно» – это обмен ци, когда тела находятся на большом расстоянии. И тем не менее все это продолжает происходить прямо здесь, в этом городе, правильно?
Комичное выражение мелькает на лице Антона. Должно быть, он понял, что шпилька подпущена и ему и что этот вопрос Калла обдумывала с тех пор, как он выжил на арене. Время для ответов он явно считает неподходящим, потому что опровергать ее слова не спешит. Повернувшись, он делает несколько шагов. Водит пальцем по поверхности стола, оказавшегося рядом, рисует на тонком слое пыли. Три линии. Не такие, как нарисовали те дети, но от одного воспоминания об этом Калла холодеет.
– Почему мы вообще ведем здесь этот спор? – медленно произносит Антон. – Ты на протяжении всех игр действовала сообща с Августом, чтобы возвести его на престол. Ты намеревалась короновать его. Если на тебя в любой момент могли свалить вину, разве не стоило ему хотя бы намекнуть тебе, что корона ненастоящая?
– Неизвестно, знал ли об этом Август, – возражает Калла.
– Калла, давай без шуток. Разве было в этом дворце хоть что-то, чего не знал Август?
По коридору к двери снова приближаются голоса. Калла прислушивается, пытаясь понять, что происходит. Это кто-то из стражников отдает приказ не выпускать знать из банкетного зала. Вэйсаньна намерены помешать распространению новостей. Пока Калла и Антон разбираются между собой, королевство вот-вот покатится по наклонной, потому что, как только крупные провинции все узнают, на божественную корону найдутся и другие претенденты, помимо дворца. Ведь корона должна подтвердить право законного правителя. Найдутся те, кто захочет ее примерить, те, кто пожелают ее найти и продать на черном рынке, выставить на торги, чтобы выручить за нее как можно больше. В итоге корона может вернуться в Сань-Эр, но принадлежащей какому-нибудь члену Совета, который готовит государственный переворот.
Еще немного – и им предстоит дать отпор каждому, кто пожелает воспользоваться шансом и стать правителем Талиня, каждому, кто знает, что его признание божественной короной прервет многовековое владычество Шэньчжи и Толэйми.
– С чего все вообще началось? – Гнев Каллы сменяется досадой. У них нет никаких причин для вражды. Ни смягчающих обстоятельств, ни навязанных им правил. Они могли бы просто взять и перестать вцепляться друг другу в глотки. – Что вы с Августом не поделили?
– У тебя больше сходства со мной, чем с Августом, – отвечает Антон. – Но почему-то ты упорно озвучиваешь его мнение. Ты же взяла приступом Дворец Неба, принцесса. Куда девалась та Калла?
Калла вздрагивает:
– Не начинай.
– О, прости. Ты всего лишь бедная сиротка из Жиньцуня, играющая роль принцессы. Не собираешься в ближайшем времени возвращать это тело?
Пустить в ход этот довод он должен был неизбежно, но Калла все равно потрясена. У нее сводит конечности, легкие сжимаются. Страх разоблачения, страх, что ее вытащат на площадь перед дворцом и казнят, пробегает по спине, как мышечная память о первых годах, проведенных в этом теле. Антон вызвал у нее такую же реакцию, как если бы замахнулся на нее ножом.
– Не забывай, – ледяным тоном отвечает Калла, – у тебя тоже нет никаких гарантий, что это испытание ты переживешь. Август может оказаться чересчур силен. И чем дольше ты остаешься в нем, тем больше вероятность, что это ты начнешь сливаться с ним.
– Или он просто исчезнет. Звучит здорово, правда?
– А ведь когда-то он был ближайшим из твоих друзей. Если это не значит ничего…
Дверь содрогается. Калла скользит по ней взглядом, но она точно заперла ее изнутри, как только закрыла. После еще одной безуспешной попытки открыть дверь с другой стороны кто-то в коридоре откашливается и громко зовет:
– Ваше величество! Вы здесь?
Антон вздыхает:
– Ну и в чем дело?
– Нам требуется заявление, – продолжает тот же голос уже приглушенно.
– Сэйци, я консультируюсь со своим советником, – сообщает Антон и снова запускает пальцы в волосы, на этот раз более подавленно.
– При всем уважении, другие королевские советники ждут вас в командном пункте, собрался также весь Совет. Вы не могли бы продолжить этот разговор там?
Калла молчит, наблюдая за реакцией Антона.
– Я прикажу Сэйци проводить меня в центр наблюдения, чтобы разобраться в ситуации, – решает он и направляется к двери. Согласия Каллы он не ждет.
– Это необязательно.
Она понижает голос до шепота. Сэйци Вэйсаньна вряд ли слышала ее снаружи, а вот Антон – наверняка, судя по тому, как он замирает.
– Что, прости?
– Ты мог бы перескочить. Случившееся – проблема Августа. Проблема правителя. Так зачем тебе в ней разбираться?
Калла всегда терялась в догадках, зачем короне понадобилось подтверждать право на власть таких людей, как Каса или ее отец. И подозревала, что она отзывается на конкретную наследственную ци, а во дворце лгут насчет того, что полагается делать короне, и сами сочиняют мифы в поддержку королевской семьи.
Но если настоящая корона до сих пор где-то спрятана, тогда, возможно, ее истинное назначение – как раз такое, как утверждали во дворце. И она способна поразить очередного Шэньчжи или Толэйми. И сделать следующим королем какого-нибудь крестьянина. Это выходит за рамки игры, которую Антон ведет на троне.
Сэйци снова стучит в дверь.
– Ваше величество! Совсем скоро вести распространятся по городам. Нам необходимо действовать, пока не…
– Боишься, что я разоблачу тебя, принцесса?
– Мне все равно, – шипит Калла. – Давай, разоблачай.
– …вспыхнули мятежи, когда нам понадобится рассредоточить стражу…
Антон оборачивается:
– Не искушай.
– Я серьезно. – Вне всяких сомнений, Сэйци могла бы расслышать спор, продолжающийся за дверью, но оба они говорят так тихо, что даже Калле приходится напрягать слух. – Какое мне дело? Совет все равно ждет удобного случая, чтобы избавиться от меня. Расскажи им – и, возможно, они решат заодно выяснить насчет тебя.
С самого начала их альянс опирался на зловещий фундамент: преступница и изгнанник. Двое на грани исчезновения из этого мира, цепляющиеся друг за друга, чтобы в нем удержаться. Теперь же у них обоих под ногами слишком надежная опора, много ли земель и морей. Калла больше не может просто толкнуть Антона Макуса, чтобы он скрылся с глаз долой; им остается лишь продолжать эти нелепые пляски, чтобы узнать, кто из них сумеет подтолкнуть другого к краю и заставить балансировать на нем.
– Я любил тебя, – выпаливает он, – а ты предпочла меня убить.
– Ты отказался сбежать вместе со мной, – обвиняет в ответ Калла. – Мы могли бы улизнуть. Но ты не стал. Что ты предпочел бы взамен? Убить меня, чтобы потом жить долго и счастливо вместе с Оттой Авиа? Уверена, я не та, кого ты хотел бы видеть здесь сейчас.
– …открытые проходы в стене, – продолжает Сэйци, – и толпы провинциалов, переселившихся к…
Антон делает рывок к ней. Два шага – и он оказывается рядом, стиснув зубы. С шеи на лицо стремительно наползает багрянец.
– Как ты смеешь!
– Какой же ты корыстный, – продолжает Калла, хотя и понимает, что перешла черту. За ней – мрачнейшие из ее мыслей, все обвинения, выросшие из их самых ожесточенных стычек. – Ты хотел лишь маленького рая для самого себя и Отты и не мог отказаться от него ради меня. А я поставила на карту королевство. Так что да, Антон, я выбираю победу.
Антон давится смехом. Должно быть, за дверью он слышен отчетливо, потому что Сэйци Вэйсаньна перестает убеждать и взывать. Она умолкает и прислушивается, и Калла предостерегающе смотрит на Антона. Но он не обращает внимания.
– Вот это номер, – шипит он. – Ты заменила уродливого тирана симпатичным, Калла. Тем, кто будет улыбаться, расточать любезности, спрашивать о твоем здоровье, а потом все-таки отправит отряд солдат сжечь твою деревню.
– Заткнись.
– По-твоему, король Каса был плох только садистскими наклонностями, из-за которых его подданные убивали друг друга на ежегодных играх? А как же провинции, которые он продолжал морить голодом, чтобы богатеть самому? И знатные семьи, от которых он избавлялся при первых признаках несогласия с ним? Королевство ты не спасла, Калла. Если только новый трон не означает, что Талинь разделится, как прежде, твоя победа не поменяла в этом королевстве ровным счетом ничего.
Калла отшатывается. У нее перехватывает горло. Не замечая, что ее ноги движутся сами, она старается отступить подальше, пока не упирается спиной в холодную стену. Она шарит по ней руками, пытаясь сориентироваться. Вдавливает пальцы в какой-то гобелен, чувствует, как нитки впиваются в кожу.