Лэйда прищуривается:
– Да что ты говоришь.
– А почему бы и нет? – Калла уже практически призналась Лэйде, что она самозванка. – Мне незачем держать тебя здесь. И мне вообще плевать, даже если ты хочешь снести этот дворец.
Поначалу Лэйда молчит. Но многозначительно смотрит на сумку, брошенную Каллой у двери. Может, Лэйда и не клюнет. Ведь, в конце концов, Калла торчит здесь, вытягивая ответы из врага престола, вместо того чтобы улизнуть, прихватив украденное. Но советник-отщепенец – все равно советник: неважно, какими методами, однако она по-прежнему разбирается с угрозами, нависшими над монархией.
Она вовсе не желает, чтобы ей было по хер. Честно говоря, ей хотелось бы не принимать происходящее настолько близко к сердцу. Но у разрушения дворца есть минус: Калла не может вообразить, что будет потом. Может, кто-то еще гнуснее, чем Каса. То, что выползет у Отты Авиа из рукава. Мир и покой не гарантированы. И если Калла допустит все это просто потому, что отвернется, какое-нибудь возмездие обязательно настигнет ее позднее, в какой бы захолустной провинции она ни затаилась.
Вот почему Август должен был захватить власть. Вот почему должен был стать их честным королем и принести новую эру справедливости.
– Мне нужен вон тот рюкзак, – наконец объявляет Лэйда.
Само собой.
– Ладно. – Калла прислоняется к стене. – Слушаю тебя.
Лэйда склоняется ухом к плечу, потом к другому, разминая шею. После еще нескольких многозначительных движений начинает ерзать на привязи, словно некое божественное вмешательство свыше спасет ее от выполнения условий заключенной сделки, если она потянет время и пока воздержится от объяснений. Ничего не происходит.
– Лэйда, не трать мое время попусту.
– Я думаю, о чем тебе надо узнать, – возражает она, фыркает и наконец, практически выталкивая из себя каждое слово, начинает: – Перед войной у родов Талиня были боги-покровители. Об этом тебе известно?
Калла засовывает ладони в карманы куртки:
– Допустим.
– Богам-покровителям молились, прося защиты и здоровья. Об этом иногда упоминается в учебниках истории. Не упоминается о другом: что некоторые заходили в своем поклонении богам гораздо дальше. Кое-кто совершал жертвоприношения в обмен на повышение уровня ци. Беда заключалась лишь в том, что боги были капризны. Простые жертвоприношения всякий раз, когда людям хотелось оказаться услышанными, не давали никаких гарантий. Порой, зарезав корову, человек приобретал новую силу. А иногда даже убийство десяти соседей не приносило никаких результатов.
Перед мысленным взглядом Каллы вновь возникает мертвое тело Антона. Ее нож торчит у него в спине, вонзенный по самую рукоятку. И кровь растекается, растекается, увлажняя утоптанную землю арены.
– Стародавние боги могли выбирать, прислушиваться ли к словам и жертвам смертного, желающего привлечь внимание кого-нибудь из их пантеона, – продолжает Лэйда, – однако у каждой семьи имелась особая печать, взывающая непосредственно к богу-покровителю. Покровители были вынуждены прислушаться, если печать оказывалась начертанной после жертвоприношения. Это был надежный, не дающий сбоев способ достучаться до божества.
– Вот прямо на этом и остановись. – Калла на миг закрывает глаза и глубоко вздыхает. – По-твоему, я настолько глупа?
– Ты же просила объяснить, что делает Отта.
Калла сразу открывает глаза:
– Богов не существует. Знаешь, сколько людей я убила? Сколько ци выпустила обратно в пространство, сколько крови пролила своими руками? Думаешь, к этому времени я не заметила бы, если бы те самые боги прислушивались ко мне всякий раз?
– Ваше высочество, если вы не в состоянии соответствовать даже первому условию, то есть верить в них, каким образом вы вообще приносили им жертвы?
Рассуждения Лэйды не производят впечатления лжи. Но это еще не значит, что она говорит правду. Возможно, сама Лэйда действительно верит этому, а жители Сань-Эра гораздо религиознее, чем считала Калла.
Этому должно быть объяснение. Может, вовсе не божество обеспечивает доступ к новой ци, а смертное тело, избавляясь от какой-нибудь преграды при рисовании печати. До того как в королевстве заговорили о перескоке как о вопросе генетики, в провинциях было в ходу слово «магия». При углубленном понимании, будь то перескока или манипуляций с ци, непременно найдется и другое объяснение, помимо богов и чародейства.
– Сообщества Полумесяца, – говорит Калла. Вынимает руку из кармана и рисует в воздухе две горизонтальных линии. – У них на груди вот такое.
– Это одна из простейших печатей. Многие семьи пользовались ею сообща, призывая бога-покровителя. Скорее всего, бога небес.
Калла медленно подходит ближе, нависает над ней:
– А какой пользовалась ты?
И одновременно она следит, как подрагивает левая рука Лэйды. Шнур по-прежнему крепко держит ее. Если бы Лэйда предприняла внезапную попытку высвободиться, больше смысла имел бы рывок правой рукой, поскольку она ближе к наружной стороне. Тогда шансов избавиться от привязи было бы гораздо больше.
– Ты просила понимания, как именно Отте удается управлять ци, – говорит Лэйда. – Я тебе рассказала.
– Несомненно, ты переняла семейную печать, которой пользовалась Отта. Тебе стало любопытно, можно ли использовать ее и тебе.
– Нет. Я никогда не пыталась.
Ложь, если вспомнить, с какой легкостью ей даются перескоки.
– Записи о печатях есть в королевских книгах, – продолжает Лэйда. – Можешь проверить сама. До войны они служили семейными гербами, когда требовалось являться с докладами в ямыни.
– Но ты же сама сказала… – Калла делает еще шаг к ней, – …что у семей были также общие печати для обращения к популярным богам. Значит, они бывают и общие и редкие. Мне нужна та, которая есть у Отты.
– Посмотри в книгах. – Лэйда непреклонна. – Я рассказала тебе то, что знаю. От сокровищницы тебе будет больше помощи, чем от меня. Отта наверняка нашла печать там. Сдержи слово и отпусти меня.
– Ладно, ладно. – Калла бросает беглый взгляд на сумку, оставленную у двери. Какая трагедия, когда путь к спасению совсем рядом, в пределах досягаемости. – Если ты уйдешь прямо сейчас, ночью, наверняка найдется окно, к которому еще не успели приставить стражу. Дай я отпущу тебя.
Калла выхватывает меч. Он вспыхивает серебром в неярком свете, блик пробегает по лезвию.
Приглушенно кряхтя, Лэйда напрягает заведенные за спину руки, дает Калле пространство для маневра. Калла подходит ближе, присаживается. Приставляет меч к шнуру и пилит, пилит, пилит…
– Прости, Лэйда.
– Что?..
Калла делает выпад мечом. Он вонзается Лэйде в сердце, пройдя тело насквозь. Прежде чем Лэйда успевает ахнуть, Калла выдергивает из нее меч.
Длинное лезвие застревает. Издает сырой, хлюпающий звук. Несколько недель бездействия отразились на оружии. Лэйда вскрикивает, из зияющей раны вытекает первая струйка крови. Ее руки по-прежнему связаны. Зажать рану ей нечем.
– Так вот, значит, как, – хрипит Лэйда.
– Я найду ей достойное применение. – Калла смотрит на кровавое пятно, плюхнувшееся ей на запястье. В горле встает ком, огромный и мерзкий, но она не сглатывает его. – Обещаю. Я позабочусь, чтобы эта жертва не стала напрасной.
Хриплый вздох, который испускает Лэйда, звучит знакомо.
– Ты твердишь, что самозванка, но все-таки ты одна из них. И раздаешь обещания попусту.
Глаза Лэйды Милю стекленеют, превращаются в неживые кристаллы – можно было бы собрать их для изображений смерти. Калла понимает, что больше уже ничего от нее не услышит. И стражница, в которую она вселилась, тоже умерла. Отнявшему сразу две жизни нет оправданий.
Калла была готова пожертвовать Антоном, чтобы свергнуть Каса. Готова пожертвовать каждым, кто встанет у нее на пути, если он не отступит сейчас же, в том числе всей дворцовой знатью, стремящейся посеять хаос в королевстве. Принцесса. Убийца короля.
Пора бы ей уже перестать лгать самой себе.
Она откладывает меч. Кровь Лэйды впитывается в ковер. Резко и остро пахнет. В комнате становится тихо.
Взяв Лэйду за левую руку, Калла закатывает на ней длинный рукав.
– Небеса… – еле слышно шепчет она.
В Пещерном Храме приверженцы Сообществ Полумесяца метили себя кровью. Печать на руке Лэйды нарисована не кровью, а чем-то светящимся, похожим на жидкое сияние, проступающее прямо под кожей. Точка слева, длинная изогнутая черта с точкой над ней, и еще одна точка справа. Кажется, это какое-то слово на талиньском. Калла его не узнаёт. Только смотрит на него во все глаза, чтобы запечатлеть в памяти, пока тело не перестает истекать кровью, пока прямо на глазах у Каллы печать не начинает блекнуть, а потом полностью исчезает.
– Какого хрена? – бормочет Калла. Встает, подбирает меч и убирает его в ножны. В ванной смывает кровь с ладоней, отскребая их под струей, пока в линиях на коже не остается ни единого пятнышка. Тягостное ощущение не покидает ее, пока она выходит из комнаты в коридор, и ей кажется, что игра воображения тут ни при чем. Один кулак она держит крепко стиснутым.
Никого из стражников ее присутствие в коридорах особо не заботит. Калла переходит из одного крыла в другое, направляется сначала в дворцовую темницу, затем к дальней двери – к камерам, находящимся под усиленной охраной. Вэйсаньна преграждают ей путь, но она просит их разыскать Галипэя, чтобы тот подтвердил выданное ей разрешение, и, прежде чем Галипэй успевает ответить на посланный по пейджеру запрос, проскальзывает между стражниками и сбегает вниз по лестнице.
Единственная желтая лампа светит со стены. Окон нет. Потолок нависает так низко, что Калла задевает его макушкой и вынуждена пригибаться. У подножия лестницы она находит ряд пустых камер слева от входа.
Тело Лэйды даже не удосужились надежно запереть. Это лишь пустой сосуд, поэтому он снаружи у камеры, там, где его бросили, готовясь к моменту, когда Лэйду найдут и заставят вернуться в родное тело. Калла встает на колени возле этого пустого сосуда и закатывает ему рукав. По ее руке пробегает холодок.