– Калла, говори прямо, ладно? – требует Антон. Он повышает голос, тот оглашает комнату. – Я слышу один пример за другим, но ни единой причины, почему мы их обсуждаем.
– И наконец, – прерывает его Калла, – по-моему, очень удобно, что провинциальная группа с поразительными способностями начала совершать нападения в провинциях как раз в то время, как мы узнали, что корона фальшивая. «Голубиный хвост» заявил о себе на все королевство после того, как скрывался годами, а то и десятилетиями, и внезапно Сообщества Полумесяца в Сань-Эре тоже подняли крик: «Нет незаконному правителю!» Что-то спровоцировало то первое нападение в Жиньцуне, и я буду первой, кто увяжет факты в единое целое, громко заявив: за всем этим стоит Отта Авиа.
Антон вскакивает:
– Довольно.
– Ты намерен это отрицать? – так же стремительно реагирует Калла. – Намерен ли отрицать это еще кто-нибудь из присутствующих?
– У меня вопрос, – вмешивается Савин. – Когда она могла все это продумать и осуществить? За несколько дней, прошедших с тех пор, как она очнулась после семи лет комы? Или еще до болезни, когда была подростком? У провинций нет средств, обеспечивающих связь с Сань-Эром.
Калла фыркает.
– Как будто отсутствие телефонных проводов способно ее остановить!
– Не стану отрицать, что некоторые факты выстраиваются в единую цепочку, – подает голос член Совета Жэханьу, откинувшись на спинку стула, – но в чем вы ее обвиняете – в попытках заполучить трон? По какой еще причине может понадобиться вызывать беспорядки в масштабе целого королевства?
Антон качает головой. Отказывается признать то, что находится прямо у него перед глазами.
– Это же абсурд…
– Ей уже давно было известно, что корона ненастоящая, и она выжидала время, пока не представился подходящий случай разгласить эту тайну, – объявляет Калла. – Обсуждая ее мотивы, мы только попусту тратим время. Ее необходимо исключить из состава этой делегации…
– Это ее делегация, принцесса Калла. – Член Совета Муго встает. – И уж простите, но выглядит все это так, будто вы сводите с ней личные счеты. Из всех присутствующих в этой комнате именно вы представляете наибольшую угрозу для престолонаследования. Отта Авиа по своему происхождению не может претендовать на корону. Пожелай она носить ее, понадобился бы государственный переворот, чтобы уничтожить всех членов этого Совета.
В комнате воцаряется тишина. Калла тоже на миг теряется, не зная, что противопоставить доводам Муго.
– Я позабочусь об усилении мер безопасности и прослежу, чтобы наша поездка прошла в отсутствие вмешательства со стороны «Голубиного хвоста», тем более что они представляют реальную угрозу, – продолжает Муго, прежде чем она успевает найтись с ответом. – Но давайте не выдумывать новые опасности там, где их нет, чтобы не преувеличивать собственную значимость.
– Вы серьезно? – спрашивает Калла.
Член Совета Муго уже выходит широкими шагами из комнаты, на ходу вытаскивая из кармана сотовый. Остальные члены Совета переглядываются. Во время паузы Антон отодвигает свой стул и отряхивает рукава.
– Совещание закончено, все свободны, – объявляет он. – Утром мы продолжим путь. Не будем зря терять время.
Не взглянув на Каллу, он тоже покидает комнату.
Совет медленно следует его примеру. Когда мимо Каллы, застывшей у края стола, проходит Фажуа, она коротко кивает.
Комната пустеет.
– Поверить не могу, – произносит Калла вслух.
В голове вспыхивает боль. Калла морщится. Возможно, она спятила. И сама себя довела до паранойи. В комнате слышится сначала шорох, потом Калла различает в нем шепот.
Синоа.
Она стремительно оборачивается, но никого, кроме нее, нет.
Все дело в печати, которую она срисовала с тела Лэйды. Отрицать ее воздействие невозможно: с ее ци что-то происходит, что-то, помимо раскрытия способностей, к чему стремились в своих экспериментах Сообщества Полумесяца. Она снова сменила место пребывания. Здесь, в провинциях, ци, возможно, ведет себя иначе, не так, как в городах: земледельцы, наверное, заранее предчувствуют смену времен года и погоды, деревенские жители живут в гармонии с тем, что выращивают, и точно оценивают потребности скота, который держат. Однако они не слышат шепота неизвестно откуда. Не теряют сознания и не приходят в себя, держа глаза широко открытыми.
Калла дает себе секунду на то, чтобы оправиться, лихорадочно моргая в попытке избавиться от желтых пятен перед глазами. Пока ее отсутствие не заметили, она тоже спешит прочь из комнаты, вполголоса сетуя на никчемность Совета.
На этой сторожевой базе есть галерея игровых автоматов.
Только небесам известно, как Антон набредает на нее, блуждая по зданию. База состоит из трех строений, соединенных многочисленными крытыми переходами. И все же когда он, после безуспешных попыток уснуть, выскальзывает в окно отведенной ему комнаты и тихонько, чтобы не привлечь внимания стражи, проходит в соседние помещения, оказывается, что база пригодна и для перемещений на уровне земли. За первой дверью, которую он толкает, обнаруживается лаборатория с компьютерами в спящем режиме. Зайдя подальше и присмотревшись, он замечает блокноты, клавиатуры и недоеденное яблоко, которое кто-то не удосужился выбросить. Повсюду, куда бы он ни пошел, в воздухе висит зыбкая пелена сигаретного дыма. Поднявшись по лестнице на второй этаж, он находит каталожные шкафы и жесткие диски. На третьем откуда-то доносится слабое попискивание, но его источник не удается установить, пока он разглядывает диваны и чайники.
И вот теперь, на четвертом, он понимает, что звуки издают мониторы, оставленные включенными на ночь. Сыплются монеты, свистят мечи, и все это слышится через воображаемый динамик. Слух режет настолько, что он чуть было не поворачивает обратно к лестнице и не возвращается в свою постель.
А потом он замечает у игрового автомата с подвижной клешней и игрушками в углу ее.
Антон подходит сзади. Беззвучно опускается в бархатное кресло лицом к ней, на расстоянии стоящего между ними низкого круглого стола.
– Тебе тоже не понравилась постель? – спрашивает Калла.
Антон закидывает ногу на край стола.
– У меня просто приступ лунатизма. Не обращай на меня внимания.
Она не реагирует. Несмотря на поздний час, на ней платье, которому, похоже, оборвали подол, чтобы было удобнее надевать с кожаными штанами. Жгуты из красной ткани напоминают цветы, распускающиеся у нее на плечах, длинные рукава закрывают запястья, расходясь широкими колоколами, и падают до локтя, когда она поднимает руку, чтобы подпереть кулаком подбородок. Тканевая лента прикрывает ее ключицы – и печать, которую она нарисовала на себе, – но воротник отсутствует, горловина переходит в узкий вырез чуть ли не до пупка.
Может, для этого уже слишком поздно, но Антона вдруг охватывает желание лизнуть эту полоску обнаженной кожи.
Он указывает на платье:
– В одежде, настолько похожей на придворную, я тебя еще не видел.
– Ты про это старье? – Калла ерзает. – Я переделала несколько вещей перед выездом. У меня складывалось впечатление, что пока я продолжаю одеваться на манер уличного беспризорника, меня никто не воспринимает всерьез как советника.
Антон вскидывает бровь:
– Не уверен, что у тебя возникли трудности с серьезным восприятием именно по этой причине.
– Как любезно указал ранее Муго, я прекрасно сознаю, что принадлежность к запасным претендентам на престол и вдобавок к маниакальным отцеубийцам идет не на пользу моей репутации.
Антон чуть не смеется. Однако удерживается в последний момент, потому что это скользкий путь к забвению, кто такая она, кто они оба и почему сидят здесь. Минуту Антон и Калла просто смотрят друг на друга под звуки игровых автоматов. Соседняя машина непрестанно попискивает и выкрикивает: «Победитель! Победитель! Победитель!» – хотя рядом с ней никого нет.
– Что ты здесь делаешь? – наконец спрашивает Калла. – И почему… так любезен со мной?
А он и не пытался быть любезным. Или, как он полагает, не стал давить в попытке добиться от нее реакции, что по контрасту выглядит почти любезно. Ему самому трудно определить, какое впечатление он производит. За все это время его отношение к ней не изменилось. Оно ни разу не менялось, ни перед выходом в тот раз на арену, ни после коронации. У него по-прежнему возникает желание дотянуться до нее, коснуться ее губ, провести ладонью по волосам. При каждом мимолетном движении ее взгляда вверх и вниз он просит внимания, жаждет того избавления, когда выражение ее лица меняется в ответ на нечто неожиданное, сделанное им.
Лишь боль, которая острее этого желания, вынуждает его вести себя иначе. Чувство самосохранения, сознание, что он раскинет руки и позволит ей снова убить его, стоит ему только забыть, как она пропорола его клинком предательства.
Ему не хочется во второй раз воскресать из мертвых. Калла Толэйми погубила его, поэтому в ответ ему придется погубить все.
– Мне надо обсудить с тобой кое-что.
– А чем еще мы занимались последние несколько дней, кроме обсуждений? – отзывается Калла. Но неуступчивости в ее словах не слышно. Она протягивает руку, достает с ближайшей полки складную доску для настольной игры. – Хочешь сыграть?
Она разворачивает доску, и на ней обнаруживается решетка десять на десять квадратов, каждый пронумерован от одного до сотни. Сбоку от решетки красочно изображены стародавние боги: один в движении, превращающийся в облачко пыли, другой сидящим на подушке и похожим на пса с зеленой мордой.
– «Скаты и лесенки»? – спрашивает Антон, узнав игру. – Нам что, по двенадцать лет?
Еле заметная улыбка порхает по губам Каллы.
– В прежние времена, во Дворце Неба, я всегда любила эту игру. – Она открывает коробочку, прилагающуюся к доске, некоторое время разглядывает ее содержимое, потом протягивает Антону. – Помнишь, как в нее играть?
– Само собой. – В коробочке лежат три фишки и две игральные кости. Он берет одну из фишек. – Ничего сложного. Попадаешь на лесенку – поднимаешься до более высокой цифры. Попадаешь на скат – соскальзываешь вниз до более низкой.