«Ни Совета, ни управления. Боги обращаются к правителям, обращаются к народу».
За его спиной в переулок выплескивают ведро воды. Алиха круто оборачивается, уже готовый разразиться проклятиями, но грозить кулаком, как он собирался, некому, на балконе ни души. Ведро упало само собой, выплеснув воду, медленно откатилось и остановилось, наткнувшись на мешок с мусором.
– Странно… – бормочет Алиха. Лучше ему поскорее убраться отсюда, пока его дочь не решила, что он не намерен составить ей компанию за миской лапши. Она стала такой ранимой с тех пор, как на нее без причины напали во время королевских игр, и больше никуда не выходит, боится опасностей.
Но едва повернувшись, чтобы следовать своим путем по переулку, Алиха замечает какого-то мужчину, который приближается с противоположного конца, подбрасывая в руках апельсин.
– Член Совета! – приветствует он Алиха. – Помните меня?
Алиха хмурится. Если это попытка ограбления, вскоре камеры наблюдения зафиксируют ее, дворец пришлет на место преступления стражу. И потом, наличных при себе у него немного, так что это напрасный труд.
– К сожалению, нет, – отзывается Алиха. – Прошу меня простить…
Его собеседник выбрасывает руку в сторону, преграждая ему путь. Рукав сбивается, открывая полумесяц, вытатуированный на запястье.
Тревожная дрожь пробегает по спине Алиха. Рисковать он не желает – сделав крутой разворот, он спешит в противоположном направлении, но что-то мелькает перед ним, и внезапно кто-то спрыгивает с балкона, который еще недавно он считал пустым, и опять-таки встает у него на пути. На этот раз перед ним женщина, из-под расстегнутого воротника рубашки которой выглядывают рога вытатуированного полумесяца.
– Прочь с дороги! – требует Алиха. – Что вы себе?..
Что-то впивается ему в бок. Он не сразу осознает это ощущение, только замечает нечто инородное и ледяное. А потом возникает боль.
– Будь ты проклят за то, что посадил меня за решетку, – яростно шепчет женщина. И вытаскивает нож. Потом всаживает его вновь, на два дюйма левее. – Это твоя дочь виновата в том, что оказалась у меня на пути. И неудивительно, что она даже убежать не смогла – ведь у нее на каждой руке висело тысяч пять гребаных пакетов с покупками. Мразь.
Нож выдергивают. Алиха трогает рану, пытается удержать льющуюся из нее красную влагу. Если бы ему удалось где-нибудь скрыться, если бы он мог дождаться стражи…
Вскрикнув, он падает на колени. Он неосторожно отвернулся от мужчины в конце переулка, и что-то ударило его сзади, пробив спину и выйдя из груди. Перед глазами у него все плывет. Серые тени. Серые лужи. Только его алая кровь вносит какое-то разнообразие, капая на сырую землю, когда он, корчась, падает набок, с силой ударяясь головой о рваный мусорный пакет.
– Надо было им пораньше отправить меня за тобой, – цедит женщина, вытирая рукоятку ножа. – Тут тебе самое место, среди мусора. Повеселись, разлагаясь в нем.
Член Совета Алиха слышит, как она бросает нож на землю рядом с ним, металл лязгает громко, как заводские станки во время сбоя и повторного запуска. Потом булькает кровь, вытекает изо рта, заполняет легкие, и больше он уже ничего не слышит.
Глава 27
Антон приходит в себя с гудящей головой.
Левый глаз заслоняет алая пелена. Видно, рана у него на лбу, догадывается он, если стекающая кровь мешает ему видеть. Кажется, без сознания он пробыл недолго. Он сильно ударился головой, когда карета скатилась вниз. Они угодили в придорожную канаву.
Он пробует пошевелиться, затем – найти опору для ног в лежащей на боку карете. Двое стражников в полной отключке, с безвольно запрокинутыми головами. Они живы, но бесполезны для него, если приходят в себя так долго.
Антон вытирает лоб, пытается остановить кровь. Встает, с силой бьет локтем в окно над ним. Лишь после третьего удара стекло разбивается, крупными осколками падая внутрь кареты.
Что произошло? Как мог их возница не заметить такую здоровенную канаву?
Антон подтягивается на руках, уцепившись за край окна, и нащупывает сеть. Он холодеет. Дело обстоит хуже, чем он полагал. Из-за сети слышится приглушенный звон мечей. Антон дергает сеть, пытается отвести ее в сторону, чтобы высвободиться, но она слишком широка. И предназначена именно для того, чтобы не упустить его.
Дерьмо. Сколько карет попало в канаву? Все ли они пострадали, или остальным хватило времени сбавить скорость, когда они увидели, что первая свернула с дороги?
Антон роется в карманах, выхватывает нож и полосует сеть везде, где может дотянуться. Она не поддается. Он пробует резать веревки по одной, яростно пилит узлы между ячейками, но все напрасно.
– Эй! – подает голос Антон. – Кто-нибудь!
– Тсс! Тихо!
Топот эхом отражается от стенок кареты – кажется, это стучат подошвы по склону канавы. Несколько секунд спустя по другую сторону сети возникает Галипэй Вэйсаньна. Он быстро обводит накрытую сетью карету взглядом серебристых глаз, ищет отверстие.
– Молчи. Похоже, явились за тобой. Мы сбежим до того, как они прорвутся через стражу.
Со вчерашней ночи Галипэй ведет себя странно. Даже теперь, после случившегося. Может, он тоже что-то замышляет. Может, и случившееся – его вина.
– Что там творится? – спрашивает Антон. Земля содрогается. Неужели это взрыв?
– Мы на территории Лахо. Готов поручиться чем угодно, что на нас напал «Голубиный хвост». – Голос Галипэя звучит глухо, он шарит вокруг кареты, пытается найти край сети. – Сможешь… с другой стороны?
Антону не удается расслышать вопрос Галипэя полностью, однако он догадывается, о чем он спрашивает. Отодвинувшись от оранжевого света, льющегося из того окна, которое оказалось сверху, он переползает к нижнему. Оно почти придавлено к земле, так как карета перевернулась. Его Антон тоже разбивает пинком, так что осколки вылетают наружу, потом высовывает голову.
Галипэй сидит на корточках у кареты.
– Пролезай.
– В грязь? – ворчливо уточняет Антон.
Галипэй закатывает глаза. А потом… выпускает воздух изо рта так, словно сдувает волосы со лба.
Но у него нет волос, закрывающих лоб и падающих на глаза. Этот жест довольно часто повторяет другой человек, но как могло случиться, что?..
– Давай скорее. Времени и так нет, только это окно не попало под сетку. Поднять ее я не смогу. У нее по краям какие-то магнитные хреновины.
Скрипя зубами, Антон опускается к окну кареты, протискивается сквозь узкую раму. Кто-то визжит шагах в десяти от них, Галипэй резко втягивает носом воздух, оглянувшись через плечо. Антона, которому осталось проползти последние несколько дюймов, он не ждет, а просто выдергивает его из окна и ставит на ноги.
Шрапнель бьет в землю возле самой канавы. Взметаются комья земли, Антон недоуменно вздрагивает. Такое оружие он встречал лишь в учебниках, где упоминались битвы Талиня с Сыца. После окончания войны дворец вывел многие виды оружия из употребления и уничтожил. И до сих пор в столице они запрещены. Ведь необходимость в них отпала. Сохранять их означало идти на риск, что это оружие будет обращено против правителя теперь, когда истреблен враг из-за границы.
– У них еще и стрелы хорошие, – подсказывает Галипэй, заметив выражение лица Антона. Галипэй кивает на свое плечо, и теперь, выбравшись из-под сетки, Антон отчетливо видит, что по плечу его телохранителя расплывается гигантское багровое пятно. – По-моему, наконечник застрял где-то в ране.
– Наверное, надо его вытащить.
– Да уж. – Галипэй ждет, когда взметнувшаяся земля осядет, выглядывает из канавы. Антон держится сразу за ним, хотя ему приходится напрячься, чтобы высунуть голову, маленькую голову Августа, над краем канавы и приглядеться.
– Кто все это устроил? – понизив голос, спрашивает Антон. – Такой же отряд, как в Лэйса?
– Одежда на них такая же, так что, видимо, да. На этот раз численный перевес у них. Мне удалось увидеть их лишь мельком, потом пришлось прятаться, но они пользуются перескоком, а это значит, что либо Вэйсаньна понадобится как-то отражать их атаки, либо мы будем уничтожены.
– Перескоком? – повторяет Антон. – Они не могут быть настолько сильны, чтобы вселяться в дворцовую стражу.
– Семьи Сань-Эра не имеют принципиального преимущества в силе перед провинциальными – они же дворцовая стража, а не аристократия, – невнятно отвечает Галипэй. – Во всяком случае, у них здорово получается. Они вселяются в нас, убивают и покидают наши тела. Вэйсаньна у нас недостаточно, чтобы успешно обороняться за счет одной их только невосприимчивости. Разделавшись со стражей, они прорвутся к каретам и нападут на членов Совета. Сомневаюсь, что делегация выдержит эту атаку.
Вэйсаньна. Стража. Неужели Галипэй всегда так выражался?
– Возьмем лошадь и сбежим, как только представится случай, – продолжает Галипэй. – Нам незачем присутствие остальных, чтобы продолжить поиски короны: если уж на то пошло, делегация – просто балласт.
Вглядываясь на отчаянно сражающуюся стражу, Антон наконец видит, где остановились остальные кареты. Они по-прежнему выстроены в ряд, в них впряжены лошади, они сравнительно невредимы. Последняя карета у всех на виду стоит без замка на двери, и никто не может помешать какому-нибудь провинциалу распахнуть дверцу и увидеть, что лежит внутри.
– Нет… – вырывается у Антона.
Галипэй озадаченно оборачивается к нему.
– Нет?
– Нет, еще рано…
Еще один шрапнельный снаряд ударяет в землю рядом с канавой. Это не случайный недолет, а намеренный: снаряд распространяет клубы дыма, заполняющие канаву. Антон оборачивается, считая, что бежать надо сейчас, или их заметят, но уже слишком поздно.
В канаву спускается неизвестный. За ним следуют еще десять, и у каждого в руке клинок.
– Руки вверх, – командует неизвестный.
Они окружены.
Калла напрягает руки, растягивая веревку, которой связаны ее запястья, но та не поддается. Будь она в собственном теле с более гибкими руками, ей наверняка удалось бы перекинуть руки вперед. Тогда она смогла бы распутать веревку на щиколотках и сбежать. А широкие плечи Галипэя при всей его мускулистости в данный момент скорее обуза, чем преимущество.